Подлец

Он просыпался на рассвете. В конце дня усталость освобождала от мучительных мыслей, но утром вина, схожая с отчаянием, распинала его.

«И как я посмотрю ей в глаза, — думал он, — когда буду говорить, что ухожу к другой женщине?» Уйти — это как сбросить родного человека с моста.
Он даже завидовал жене. Ей не приходится так поступать…

В Анечку он влюбился, как только увидел её в очередной своей новой школе.
У Анечки (её все так называли) были пышные золотисто-рыжие волосы, собранные в высокий хвост, а вдоль лица  — крупные завитушки.
А ещё у неё были ярко-синие глаза и какие-то по-детски пухлые губы. А когда Анечка улыбалась на улице, на её белых зубах играли солнечные блики.
Ещё в детстве, после смерти мамы, он решил стать врачом. В их городе не было медицинского, поэтому, окончив школу, уехал учиться в другой город. Анечка же отказалась уезжать и поступила в местный пединститут.
Когда он приезжал домой, то прямо с вокзала нёсся к ней. И каждый раз, когда смотрел, как она не шла, а плыла к нему по воздуху —  два сантиметра над землёй, красивая и далёкая, как инопланетянка, его сердце сжималось от предчувствия. Он так боялся её потерять.
А на третьем курсе в Анечку влюбился выпускник военного училища. Молчаливый, но крепкий и уверенный в себе парень, с таким было спокойно и надежно.
Анечка перевелась на заочное обучение и уехала с ним.
Там, в гарнизонах, оказалось всё по-другому. Нелегко. Нужно было стать родными. Родные  — это те, без которых не хочется жить. А жить хотелось в современном городе, работать в большой школе, встречаться с друзьями в кафе и в клубах. 
Прошло несколько лет, и вот однажды утром Анечка стояла у окна в конце больничного коридора. Из окна открывался вид на серые крыши. И столько тоскливого одиночества было в этой картине.
Он ещё не узнал эту женщину, а сердце его уже дернулось и задохнулось. Он споткнулся, как раненый на поле боя.
— Каким ты стал взрослым, доктор, — сказала Анечка, когда он подошёл к ней, и, протянув руку, дотронулась до его волос. Оба смутились.
Анечкино смущение умилило, и, глядя на неё улыбающуюся, вдруг подумал, что она очень несчастна. Он взял её лицо в свои ладони и, наклонившись, коснулся тихим поцелуем её теплых губ. Обида, всё это время тлевшая в душе, исчезла бесследно. Он растерялся от охвативших его чувств.

Несколько дней после этого они не виделись. Он всё это время был растерянным и несчастным.
Анечка появилась неожиданно. Они стояли на тротуаре перед его больницей и просто смотрели друг другу в глаза.
— Ты меня даже не искал! — первой заговорила она срывающимся голосом. — Ты что,  даже не хотел меня увидеть?
— Хотел… но я женатый человек, у меня маленькая дочка.
— Я знаю.

Со своей будущей женой он встретился на дне рождения коллеги. За праздничным столом рядом с ним оказалась высокая симпатичная девушка. Её тяжёлые волосы были небрежно заплетены в косу, а карие глаза смотрели спокойно и немного грустно. Не понятно: судьба  их свела или коллега подсуетился? Он пригласил её на танец.
Закончился этот день рождения, и они разошлись каждый в свою сторону. Но она оказалась не той девушкой, о которой можно выйти и забыть.
 Позже стало казаться: вместе они были всегда…
Внешняя сторона жизни, казалось, не изменилась.
Он вставал, как всегда рано, и так же, как всегда, стараясь не шуметь, принимал душ, пил кофе в кухне и уходил на работу. Вот только в постели, из которой он тихо выбирался, оставалась досыпать теперь уже чужая женщина. 
— Кого ты там убиваешь? — сказала как-то жена, когда он вернулся из тренажерного зала позднее обычного.
— Ты никогда так долго не колошматил эту несчастную грушу, — пояснила она свой вопрос. — У тебя что-то случилось?
— Даа, нет, – пожал он плечами. — Так, по работе.
Он чувствовал себя посторонним в собственном доме. Жена вечерами, чтобы не говорить с ним, после того как укладывала дочь, утыкалась в свой ноутбук. А чуть позже он стал замечать в её глазах жалость. И мысль об этой жалости размазывала его по стене.
Надо ей всё рассказать. Он знал наизусть каждое слово своего признания, он ни один раз повторял их в уме, но каждый раз с паническим ужасом откладывал это на другой день…

День он провёл как во сне. Вечером они с Анечкой уезжали в пригород, куда её родители, купив большой дом, несколько лет как переехали.
 «Они приглашают нас! — сообщила Анечка накануне. — Пора уже вам познакомиться». Он оторопел. И всё пытался улыбнуться.
Он не смог отказать Анечке, хотя и ненавидел себя за это. А при мысли о том, как  будет изображать  её жениха, испытывал и стыд, и брезгливость. И даже не пытался скрыть  раздражение собой. Анечка надулась.
В электричку они сели молча. Молчание  напрягало,  и Анечка с фальшивым интересом поддержала монолог женщины, расположившейся возле них, о том, какой ужасный наш кинематограф и что смотреть можно только турецкие сериалы. А чуть позже рядом, через проход,  появилась семейка, которая тут же привлекла их внимание.
Это был симпатичный молодой человек лет тридцати, не больше, на руках с малышом годиков двух. На плече у него висела большая спортивная сумка, а за руку он вел девочку явно ещё детсадовского возраста.
Когда они наконец-то расположились на своих местах, их соседка весело спросила: «А что маму-то не взяли с собой? С мамой всегда легче».
Девочка  вздёрнула голову и посмотрела на женщину какими-то растерянными глазами. Мужчина тут же прижал её к себе и погладил по худенькой спинке, на слова женщины он никак не отреагировал. Стало неловко.
Когда не стало мамы, отец не подкинул  его ни своим, ни  маминым родителям. Он вспомнил, как папа на предложение сестры оставить сына у них в семье, где подрастали  девочки-двойняшки,  ответил:  «Своих не сдаём». Тётя обиделась, дескать, какие же они чужие.
Отец был хорошим специалистом-энергетиком, и его «гоняли» по строящимся станциям. И везде он возил его с собой. Квартиры отцу снимали, а нянь сыну  он нанимал сам.
 Людмила Николаевна в их доме появилась, когда он уже поступил в медицинский и уехал оттуда. По тому, как они привычно и обыденно общались между собой, он понял, что знакома эта парочка далеко не первый год,  но отец не позволил себе раньше ввести в их с сыном жизнь эту приятную женщину. Подъезжали к какой-то станции. Он покосился на семейку по-соседству. Мужчина кимарил, откинувшись на спинку сиденья. Одной рукой он обнимал спящего  сынишку у себя на коленях, другой — дочку, которая тоже спала, прижавшись к нему. Своих не сдаём.
— Я сейчас выйду, — сказал он Анечке, глядя в глаза.
— Зачем? — Анечка опешила.
Наступило короткое молчание.
— Прости меня.
Он поднялся и закинул рюкзак на плечо. Она смотрела на него почти испуганными глазами…

Итак, поздним вечером он оказался на перроне незнакомой станции. В голове звучало: «Подлец!» — последнее сказанное ему Анечкой слово. Когда электричка ушла в темноту, он, поёживаясь от ночного холодка, осмотрелся и пошел к вокзалу. Ему ещё предстояло из-под  всего этого выбираться.