Несколько дней из жизни психолога

Я как-то сразу поняла, что это мой мужчина. Не парень. Мужчина.

Они сидели втроем за  нашим столом. Художник, этот мужчина и ещё какой-то чел в униформе. Мне неудобно было рассматривать его лицо, но я всё-таки увидела и чёткие, но тонковатые губы (мне нравятся полные), и  точно очерченные скулы.  У него темные, коротко стриженые волосы, карие, обычного разреза глаза. В общем, так, ничего особенного, но это был он.

Художник сегодня был как никогда молчалив.  Он у нас оформлял бассейн.  Их всегда там работало два-три человека, но постоянно только художник, а другие ребята менялись, поэтому мы не знакомились и не вникали в их дела.  Они обедают и ужинают  в нашей столовой, вместе с нами за одним столом. Мы – это я, музработник Вероника и Аза – инструктор-методист по лечебной физкультуре.
 Нет, мы переговариваемся, смеёмся иногда. Обычно  за столом любит побалагурить и похохмить   художник.

После обеда, как всегда, выхожу во двор: побродить между багряными кустами и печальными берёзами.
 Каждый год бывает ранняя осень, а потом за ней приходят холодные дожди. Голые деревья…
Но каждый год мы с тихим восторгом  встречаем этот красивый кусочек осени, никогда  не помня ни пасмурного неба, ни пожухлых листьев под ногами. Ни одиночества, приходящего с осенью.
После прогулки иду в кабинет психологической разгрузки, потому что я в этом центре реабилитации пожилых людей работаю психологом. У кабинета меня ждёт Михаил Сергеевич. Приятный дядька. Он  несколько раз уже заходил ко мне.

У  лучшего друга  Михаила Сергеевича в прошлом году умерла жена. Хрупкая, смешливая Ирочка. Они все трое учились в одном институте. Ирочка только на курс младше. Так семьями и дружили всю жизнь. А в прошлом году Ирочка ушла из жизни, а жена Михаила Сергеевича через некоторое время  ушла к его лучшему другу.
И что мне этому пожилому человеку посоветовать? Забыть обо всём и найти себе бабку в соседнем дворе или вот здесь, в этом заведении. Ха, ха.

После Михаила Сергеевича ко мне зашла красавица Вероника,  вся душа нараспашку из декольте.
– Кофе? – предложила я Веронике.
Вероника не может выбрать между двумя мужчинами, каждый из которых уверен, что у него серьёзные отношения с ней.
Вероника же любит и жалеет их обоих. Мучается от вины перед каждым.
– Да, я посоветовала тебе познакомиться с кем-то третьим и разрубить этот гордиев узел новыми отношениями. Но мне и в голову не приходило, что это может быть он. (Вероника который день томно дышит в сторону художника), – начала я нашу беседу, с облегчением вытягивая ноги под столом.
Вероника неторопливо отхлебнула кофе, оставляя на чашке яркий след помады. Я ждала.
– Да,  но я ведь и не просила совета, кого мне выбрать третьим.
Вероника усмехнулась. В  комнате воцарилась неловкая тишина.
– Мужчин себе я как-то всегда сама выбираю, – через паузу продолжила она.
Я прикрыла лицо рукой. Вот сейчас было обидно.
Так случилось, что когда утром звонила мама сказать, что они договорились о встрече в пятницу, Вероника была рядом со мной. А маму, если она в настроении поговорить, прервать невозможно. Вероника всё поняла – не дура …

На ужин я не пошла – было страшно, что опять увижу его.
И да, на следующий день он всё ещё у нас работает. Сидит опять напротив меня. Ребята называют его Олегом, а художник говорит, что Олег сильный шахматист и виртуоз декоративной отделки.
Вспоминаю, что Михаил Сергеевич подолгу одиноко сидит за шахматным столиком в фойе.  Я даже как-то, проходя мимо, спросила: интересно ли играть с самим собой?
«Наш главный соперник – мы сами»,  –  ответил он мне.
Ну да, не поспоришь.

 После обеда включаю музыку, поправляю пледы на старушках (уже прохладно, а отопления ещё не дали), говорю им: «Счастливого полёта!» и выхожу на пятнадцать минут из комнаты, посидеть на диванчике напротив. В моём кабинете  сеанс психологической разгрузки.
 – О! какие нимфы бродят по дебрям этой богадельни! – Это художник. Они с Олегом куда-то торопятся мимо по коридору.
Я не смеюсь – у меня совсем плохо с чувством юмора.
 И ещё – я думаю, что, может быть,  последний раз в жизни вижу «своего мужчину».
– Олег! – окликаю я его.
Они оба поворачиваются.
– Олег, вы бы не могли поиграть в шахматы с одним человеком? Он очень одинок.
Я натянуто улыбаюсь, а щеки заливает краской. Олег растерянно пожимает плечами, но по его лицу я вижу, что он, в общем-то, согласен. Художник  делает вид, что стреляет себе в висок.
– Как мне его найти?
 – Михаил Сергеевич. Живёт в двадцатой комнате. Спасибо.
Пятница. Я, как всегда,  в столовую  прихожу первой, сразу же, как она освобождается от отдыхающих, а персонал только-только начинает подтягиваться. Сегодня у нас заезд новой партии стариков и старушек.
 Затем рядом усаживается Вероника и принимается вертеть головой, кому-то кивать,  делать ручкой. Моё сердце буквально сжимается от тупой боли, когда в зале появляется художник. Один.
Вчера вечером, когда я возвращалась с прогулки, в беседке увидела художника. Хотела сделать вид, что в свете фонарей не узнала его, но он энергично замахал мне. Стало неудобно, и я подошла. Художник был чем-то взволнован и слегка в подпитии. Без всяких предисловий принялся открывать мне душу. Я так и не поняла: это он чисто по-дружески или типа на сеансе.  Затем смотрел выжидательно. Я прикинулась дурочкой. Округляла удивлённо глаза, дескать, совсем ни в зуб ногой,  о чём это он. Так с глупыми глазами и ушла, поэтому сейчас, зайдя в столовую, как всегда самодовольно ухмыляясь, художник спокойно кивнул мне. Но я-то уже знала, что за его развязной самоуверенностью скрывается… обида на женщин. Красивых женщин. Других он не замечал.

– О, какая парочка! – восклицает Вероника и чуть ли не хлопает в ладоши. Я поворачиваю голову к входной двери и вижу улыбающегося Олега с Азой. Я за эти дни ни разу не видела его таким.
 Аза и Олег? Кто бы мог подумать?
– Ох уж эти женщины! – притворно сокрушается художник, а глаза его жалеют меня.
 – Умеют они подловить нашего брата.
«Хотите быть счастливыми, не оплакивайте несостоявшуюся любовь и не обвиняйте партнера – ищите своего человека», – такой бы я дала вам совет, если бы вы пришли ко мне на консультацию. Но Олег для меня и был этим человеком.
Видимо, пытаясь сменить тему, художник  спрашивает:
 – Ну и как вам новый заезд? На наше счастье есть симпатичные старушки?
 – Симпатичные есть. А тебе-то какое от этого счастье? – строит ему глазки Вероника.
– Ваше счастье, что я не ваше счастье. – Художник чмокает в сторону Вероники губами, изображая поцелуй.

Да что там симпатичные? Есть даже знакомые.
Утром меня громко окликнули у двери кабинета. Я повернулась, передо мной стояла постаревшая тетя Галя, так мы её у себя в частном детском саду для детей-инвалидов называли.
– Ты здесь работаешь? – кивнула она на табличку справа от двери, сообщавшую время и порядок приема психолога.
Глаза тети Гали смотрели радостно, хотя в саду она меня не очень любила. Да, а кого они из нас любили? Спасибо, если жалели…
Я сидела, вжавшись в стул, а мне очень хотелось уйти. Пойти в свою комнату, лечь, укрывшись с головой, надеть наушники и включить музыку. Но мне неприятно было на глазах у сидящих хромать к выходу, поэтому из-за стола я всегда уходила последней.
Позвонила мама: предупредить, что через час они за мной заедут. (Сегодня с работы я отпросилась пораньше).
У подруги маминой коллеги недавно сын вернулся из армии на костылях. Навсегда теперь на костылях.
Вот они и решили нас познакомить. Одним словом, мама пытается найти мне своего человека.

У инвалидов, понятное дело, жизнь своя…