Идея русскости, православия и семантические паттер

Колмаков В.Ю
 
 
Россия как предмет метафизического анализа является во многом началом любой русской философии.

Метафизика России как тема, как направленность размышления весьма показательная характеристика ментальности российской интеллигенции. Это поиск особого смысла этой страны как пространства особого бытия, отличного от всех других стран.

Россия как объект философского восприятия реальности концентрирует широту мировоззренческого восприятия реальности. Но одновременно можно сказать, что Россия как объект во многом является какой-то особой философски мистической сущностью.

Православие как государственная идеология проявилось в истории российского государства, и эту роль, естественно, невозможно отрицать. Православие сыграло свою особую роль в становлении российского государства. Духовная власть должна всё же быть.

Но в условиях, когда госаппаратная власть всё больше теряет контроль над социальными процессами в целом и над духовными процессами в особенности, возникает новая духовная ситуация.

Эта новая духовная ситуация проявляется в форме тех явлений, которые слабо отображаются в сознании управления. В этих условиях и церковь в её традиционной форме и различные религиозные конфессии не способны контролировать духовные процессы, не способны удерживать духовную власть, происходит обострение проблем духовного порядка.

Здесь действительно имеется интегрирующая роль православия. Но по сути дела, коммунистическая идеология тоже сыграла свою интегрирующую роль в становлении мощи советского государства.

Здесь хотелось бы разделить сущность православия как искренней веры и как социального института, который играет свою конкретно-историческую роль в социальных процессах.

Православие в российской истории имеет свою неоднозначную историю, наполненную весьма противоречивыми действиями и, соответственно, историческими фактами. В эпоху доминирования православия как государственной идеологии с этим явлением сливается патриотизм, выраженный через данное явление.

Для того чтобы более точно понять сущность современного нео-евразийства, необходимо рассмотреть те философские и культурологические теоретические постулаты, которые сложились на протяжении времени возникновения и развития евразийских концепций. И в этой системе мышления кроется общегосударственная идея российского государства.

Во-первых, естественно, возникает вопрос: что может являться общегосударственной идеей? И, во-вторых, нужна ли она в современном обществе?
На разных этапах исторического процесса развития российского государства можно заметить, что различные идеи и различные способы понимания себя как государства, как общества, различные способы понимания окружающего геополитического пространства влияли на формирование политической целостной конструкции, в центре которой всё же находилось некое политико-правовое сознание общества.

В качестве такой идеи в истории России выступали православие, коммунизм. Что по существу означало противопоставление всем, кто не является православным или не ориентирован на строительство коммунизма. Опыт непозитивного распада, развала СССР показывает те мотивации, которые действовали в тот момент времени, когда не нашлось ни одной сильной идеи, которая могла бы сохранить единство созданной государственности. И этот опыт печален для большинства граждан некогда Великой страны, ведь самое главное не идеология, а народ.

На статус таких общеопределяющих идей претендовали идеи евразийства или благосостояние, реформирование, модернизация, борьба против взаточничества. Но ни одна из них не сумела реализоваться и не проявила способность к выживанию.

С определённым допущением такой определяющей идеи можно считать идею русскости. Русская идея, сформированная В.С. Соловьёвым, соединила сущность православия и русской культуры, придав всей российской истории христианско-мессианский характер. В искренности идей данного философа сомневаться не приходится, и в этом подходе есть своя привлекательность. Но насколько эта идея и такой подход работают в условиях ХХI века?

Исчезает ли русская идея как таковая? Или она меняет свою форму существования? Отвечая на этот вопрос, становится понятным, что проблема русскости здесь становится своеобразным смысловым эпицентром. Интересным является развитие идеи русскости в работах Чуринов Н.М.

Своеобразный подход к анализу русской идеи находит В.И. Иванов в своей работе «Русская идея сегодня».


А в то же время почему – «русская идея»? Почему не татарская или бурятская? Государство и национальная доминанта взаимосвязаны, и эта взаимосвязь в многонациональном государстве, вполне естественно, носит сложный и неоднозначный характер.

Проблема заключается в том, какая именно национальная определяющая идея начинает проявлять себя достаточно активно.

Хотя можно отметить то, что важна даже не столько национальная идея, сколько идея системного государственного уровня. Люди должны понимать, почему они объединены в некое единое государство.

Евразийская сущность российской культуры находится на стадии явления, феномена, она ещё не проявила свои глубинные характеристики.

Духовная организация российской культуры влияет на формирование политических организаций и структур. И во многом сегодня концентрацией данного смысла является идея русскости.
Русскость – имя и сущность русской культуры, будем исходить из этого определения.

Хотя можно отметить, что миф русской души и российской государственности связан внутренним и глубоко существенным образом.

В условиях поиска новой модели российской государственности действительно важно вернуться к анализу и новому пониманию механизма образования государства, органично присущего российскому обществу.

И в новых условиях (стагнации, реформации, стабилизации, модернизации) высокой степени неопределённости общей идеи современной модели эффективного государства необходимо объективно и адекватно попытаться понять, какова историческая логика развития государства в данных конкретно-исторических условиях.

Возможно, миф русской души заключается в том, что русская душа должна обладать какими-то особыми качествами по сравнению с другими типами духовности и ментальной организации политико-правового сознания представителей других народов. Действительно, не отрицая естественную социокультурную специфику, которая будет присуща каждому отдельному народу, можно отметить, что данный фактор в российских условиях имеет своё существенное влияние на развитие государственных и политических взаимосвязей, образующих в конечном счёте некую устойчивую систему.


Миф второго порядка заключается также в том, что её объективная сторона максимально неопределенна, трудно определить границы феномена русскости. Это своеобразный миф мифа, в этом выражается вера в смысл государства.

Российское государство как любое другое формировалось не только под воздействием факторов внутреннего порядка, но более всего под воздействием факторов внешнего порядка. Именно факторы внешней опасности заставляют максимально жестким и принудительным образом формировать ту коллективность и общественность системной организации, которая заставляла определённое количество этносов, образующих основную структуру русского, а затем и российского народа, сформировать внутреннюю организацию и порядок как основу государственного порядка.

Нами предпринята попытка соединить методологические принципы нейролингвистического программирования и семантическую логику для анализа такого сложного социально-духовного явления, каким является евразийское мышление. С одной стороны, таким образом можно отрабатывать и совершенствовать методологический современный аппарат анализа сложных социальных явлений.

С другой стороны, можно выявить глубинные черты евразийского стиля мышления, сложившегося не только как социально-историческая теория русской культуры, но и как историческое мировоззрение этносов, существующих на пространстве Евразии.
Рассмотрим более подробно проблемы формирования национальной идеи. Что такое национальная идея?

Национальная идея есть сложный феномен массового сознания. Национальная идея возникает как определённая реакция общества на комплекс проблем, разрешить которые не представляется возможным в рамках старых представлений о сущности общества, нации, государства.

В силу этих обстоятельств возникает необходимость пересмотреть представления, в зависимости от которых происходит формирование реальной практической деятельности.

Национальная идея устанавливает общие цели и средства их достижения. Национальная идея обладает степенью общности, позволяющей объединять некоторое количество людей, соглашающихся с обозначенными целями и средствами их достижения.

Все существующие общества можно поделить на устойчивые типы в зависимости от того, в какой степени они нуждаются в обобщенной идее или программе коллективного действования.

Национальная идея есть способ обозначения, установления, понимания исторического смысла существования национально-государственного образования. Национальная идея в той или иной степени необходима всегда, но она может выполнять лишь декоративную роль, а может являться необходимым условием выживания определённого сообщества, которое оно представляет.

Такой функциональный разброс зависит от того, насколько полно и концентрированно в рамках национальной идеи представлены актуальные, злободневные вопросы социально-исторической практики.

Поэтому общая формула национальной идеи сводится к тому, что если она необходима, то будет обязательно создана. Но, в зависимости от того, какую именно национальную идею выбирает народ, является показателем его ментального уровня развития.


Первоначальное «евразийство» выявило основные черты всего подхода в целом. Как известно, в 1920 году в Софии вышла книга Н.С. Трубецкого «Европа и человечество», в которой подведён итог десятилетнего исследования по проблеме закономерностей формирования культур. Таким образом, в 2000 году исполнилось 90 лет евразийской идее.

Россия вступила в новый век и новое тысячелетие. Какая идея современной русской культуры доминирует в современном российском обществе? В 1921 году в Софии вышел известный сборник статей «Исход к Востоку», где была изложена первоначальная концепция евразийства в лице Савицкого, Трубецкого, Флоровского и других, которая отразила специфические черты своего времени, в чём есть свои плюсы и минусы.


Евразийское мировоззрение во многом выстраивалось как попытка создать альтернативу большевистской идеологии, но, как ни странно, и большевизм и евразийство, различным образом выстраивая своё понимание существовавшей в России культуры, сходились в том, что модель «Петербургской России» оказалась кризисной.

Первоначальная модель евразийской российской культуры была рассмотрена только как сугубо православно-христианская, соответственно, все иные модели не православного толка не могут рассматриваться как евразийские или должны быть более точно обозначены в своей особенности.

Неправославно-христианская модель евразийской культуры в подходе Н.Трубецкого быть не может, но это не исключает создания такой модели в подходах других исследователей.

Критика европейской культуры неизбежна для понимания сущности российской культуры. Признание неотъемлемой реальности азиатской стороны русской культуры не как недостатка, а как достоинства во многом было подсказано идеями Ф. Ницше и О. Шпенглера, рассматривавших российскую азиатскую непроявленность как признак скрытой силы, дионисийской культуры.

Основные смысловые посылки ницшеанского отхода к рассмотрению русской культуры можно интерпретировать в соединении с концепцией евразийства как модель культуры, обладающей энергетической культурной мощностью растущей цивилизации, которая должна в будущем раскрыться более полно.

В таком подходе азиатская сторона сущности русской культуры выглядит весьма многозначно, скрытосмысловой, философичной, престижной.

Можно сказать, что азиатский культурный иррационализм русской цивилизации является особым энергетическим ресурсом, который можно и нужно использовать.

На фоне дряхлеющих европейских культур российская культурная нераскрытость выглядит действительно как весьма непонятная проблема и грозящая опасность для Запада.
Но в концепции евразийства нельзя ещё с полной уверенностью отметить осознание необходимости очищения российской культуры от европейской одряхлелости, критику которой в самой Европе можно найти не только у Ницше и Шпенглера, но и у многих других мыслителей.

Концепция евразийства является своеобразной формой предсказания азиатской перспективы развития не только России, но и во многом мира в целом. Возможно, Россия в ХХ1 веке должна осознать себя как мощная социокультурная общность, как Азиатская Русь.

Азиатская, дионисийская сущность русской культуры является некой скрытой культурогенной энергией, которая по большей части ещё не использована и является подавленной и по отношению к которой существует подсознательный страх у европейской культуры.

Древнерусская культура изначально являлась многонациональной, многокультурноукладной. И можно, полагать, органично соединила в себе элементы разных способов самоорганизации культуры.

В зависимости от доминирования данного способа в дальнейшем определялась культурогенная целостность. Изначальная проторусская культура была не только индоевропейской, но и азиа-европейской.

Западничество и евразийская сущность русской культуры по сути дела взаимопроникают друг в друга. Западническая концепция, ориентирующая развитие русской культуры на усвоение европейского культурного опыта, максимально несовместима с евразийской моделью культуры.

Западническая концепция П.А.Чаадаева есть выражение страха и неприятия азиатских черт русской культуры, для которого азиатская культура ассоциируется с захолустьем, отсталостью и дикостью.

Во многом этот страх есть страх перед нераскрытыми и ещё неразвитыми чертами русской культуры. Во многом это есть непонимание своей собственной уникальности.

И в определённой степени это есть отсутствие национального достоинства, чувства национальной гордости. В самом худшем варианте, даже если нечем гордиться, нельзя ненавидеть свою культуру, какой бы она ни была.


Славянофильская и евразийские концепции русской культуры не противостоят друг другу. Евразийская концепция культуры может быть рассмотрена как вариант славянофильской концепции самобытного развития России, но с добавлением «азиатского фактора» русской культуры.

Славянофильская концепция русской уникальности, азиатской уникальности европейской культуры является предвосхищением евразийской концепции культуры. Интересной для аналитического рассмотрения является статья доктора философии, доцента Кёльнского университета Леонида Люкса «евразийство», опубликованная в журнале «Вопросы философии» (1993 год, №6), где отмечается, что после 1921 года, во второй половине 30-х годов, евразийское движение фактически распалось.

На наш взгляд, может, именно по причине того, что евразийское движение в достаточно большой степени было политически ориентированным, это негативно сказалось на его судьбе. Действительно, в концепции 20-30-х годов идея евразийства прозвучала лишь как тезис и не нашла своего достаточно полного развития и разработки, позитивного продолжения.

В целом евразийство является сложным и противоречивым культуросемантическим явлением, и, соответственно, феномен евразийского, социогеополитического культурного развития России сегодня действительно требует глубокого и серьёзного анализа. Концепция «евразийства» находится в ряду различных способов анализа сущности русской культуры ХХ века.

«Вехи», «Из глубины», «Смена вех», «Исход к Востоку» – всё это есть различные способы понимания социокультурных процессов, происходивших в русской культуре. Данный культурологический опыт является значимым, важным, во многом поучительным, поэтому к нему необходимо внимательно отнестись.

Евразийство начиналось как православно-русское миропонимание культурно-природной исторической особенности России. И закончилось, как считают представители белоэмигрантского монархизма, в качестве евразийско-социалистического и прокоммунистического идейно-политического течения. Евразийцы отмечают, что русская культура не является ни европейской, ни азиатской, русская культура является срединной. (Евразийство. Опыт системного изложения. //Пути Евразии, с. 375.)

Реакция на различные концепции евразийства всегда была противоречивой вне зависимости от того, из какого научного и политического лагеря она исходила. Парадоксально то, что время истматовского понимания было временем почти полного устранения вопроса о сущности русской культуры.

Всякая попытка немарксистской трактовки проблем русского национального исторического развития рассматривалась как идеологически недопустимая. Но тем самым вопрос не только не исчез, но и стал ещё более актуальным.

И в этой ситуации философские науки оказались неподготовленными к полноценному анализу вопроса о сущности и закономерностях развития русской культуры.
Помимо того, оказалось, что русская культура, как это ни странно, всё-таки существует и должна быть объяснена, понята и прогнозируема.

В этой ситуации выяснилось, что фактически отсутствует в достаточной степени разработанная методология анализа русской культуры.

В этой ситуации наиболее активную позицию заняли полудиссидентские инсинуации ахиезеровского типа.
Во многом сегодня по необходимости приходится аналитично-методологически начинать с того, как многовариантно, многозначно рассматривается сущность русской культуры в различных концептуальных интерпретациях.

Различные подходы к анализу русской культуры показывают, что она действительно уникальна. Парадоксально и то, что, например, марксистская историческая модель коммунистического общества, созданная не для России, была осуществлена именно в России и просуществовала достаточно длительное время.

Сам факт существования социалистического общества являлся доказательством отсутствия проблемы исторического развития русской культуры.

В русской философской традиции Россия всегда рассматривалась как особый метафизический объект размышления, по отношению к которому выстраивались особые интеллигибельные рефлексии русского самосознания.

Эта тенденция проявляется, начиная от Чаадаева, Соловьева, Бердяева и т.д., имеет место быть и сегодня. Русская культурфилософская саморефлексия есть высшая форма русского национально-исторического самосознания.

Идея культуры, модель культуры возникает как процесс и результат культурфилософской рефлексии, как необходимость адекватного самосознания личности не только в пространстве, окружающем человека в повседневной реальности, не только в пространстве той культуры, которая существует сегодня, но и в реальных координатах той культуры, которая имеет тенденцию становиться максимально действительной в будущем.

Осознан или полуосознанно, рационально или почти интуитивно каждый человек вынужден создавать собственное понимание, и если такового нет, то пользоваться неким уже сложившимся типичным способом самоощущения себя в пространстве той культуры, которая является для него органично естественной.

Необходимость осознания сущности и характера действующей и гипотетичной модели евразийской культуры создает определённое количество различных интерпретаций и способов понимания действительной или эфемерной сущности современной русской культуры.

Методология евразийского анализа русской культуры связана с поиском эффективного подхода к анализу исследуемой сущности.

Поиск нового способа понимания русской культуры необходим для того, чтобы создавать новые модели построения современной русской культуры. Выявление сущности евразийской модели культуры есть обозначение лишь одного из возможных способов определения сущности русской культуры.

В этом отношении концепция евразийства является интересным примером возможности поиска новых моделей русской культуры, смысла русской истории. Особенно это интересно сейчас, когда отсутствует какая-либо вразумительная концепция социально-культурного будущего России.

Первоначально можно отметить, что термин «евразийская культура» является неоднозначным, расплывчатым, недостаточно четко определённым, что делает необходимым рассмотрение основных вариантов смысловых значений данного термина. Но и сегодня зачастую не очень ясно, в каком значении происходит употребление данного термина.


Смысловые модели русской культуры могут меняться, и это очень важный аспект развития понимания данного феномена.

В русской культуре всегда присутствует органичное внутреннее смысловое единство, единое латентное семантическое основание. Все региональные несовпадения разновидностей русских культур являются вторичными по отношению к основополагающему смысловому базису русской культуры в целом. Таким смысловым базисом может быть в различной степени единый язык, единая вера или идеология, историческая судьба и т.д. Концепция евразийства формировалась как гипотетическая программа исследования культуры России.

Но сегодня видно, что основным недостатком концепции евразийской культуры является именно пространственно-территориальное и смысловое, изначально заданное ограничение сущности данной культуры.

Современная модель культуры должна быть свободной от подобных явных ограничений. Сегодня в качестве объясняющей парадигмы необходима модель культуры, способной к синергетическому, развивающемуся развертыванию.

Интерпретации евразийской культуры возникали и будут возникать, но исходный вопрос любого способа интерпретации евразийской культуры заключается в том, как именно понимать, объяснять механизмы, процесс и цели развития евразийской модели культуры? Например, татаро-монгольское иго также является моделью евразийской культуры? Очевидно, что да.

Но кого сегодня устроит такая модель евразийской культуры. Хотя, по мнению Гумилёва Л.Н., такая модель представляет, чуть ли не идеально-дружеское сосуществование русского и татарского народа.

Евразийство есть попытка нахождения синтеза между европейским и азиатским началами русской культуры. Но основная проблема такого подхода заключается в том, насколько реально возможен такой синтез?


В другом варианте евразийской концепции культуры отражается идея самобытной культурной системы, которая образована обусловливающим воздействием азиатских и европейских культурных факторов.

В следующем варианте евразийская концепция русской культуры может быть рассмотрена как концепция исторического синтеза всех азиатских и европейских типов культур. Евразийская культура может быть рассмотрена как пространственно-территориальная целостность формирующейся русской культуры, вбирающей в себя все достижения мировых культур.


Евразийская культура может быть рассмотрена как концепция преодоления избыточного «европоцентризма» русской культуры. Это сказалось в изменении понимания сущности русской культуры в целом, осознании новых культурогенных реальностей, новых проявляющихся тенденций развития.
Также могут быть выделены и другие варианты понимания данного термина.

Рассмотрев данные подходы к пониманию термина «евразийской культуры», необходимо отметить, что они фактически не исключают друг друга и представляют в целом градацию смысловых значений, отражающих сложный и противоречивый процесс развития российской культуры. Но, тем не менее, необходима определённая категориальная чёткость в использовании данного понятия.

Если рассматривать модель евразийской культуры как действительно практически ориентированную, то необходимо учитывать реально сложившиеся тенденции развития. Практически маловероятна модель единой тотальной евразийской культуры на всём пространстве России нового двадцать первого века.

Устранение идеологического пресса, определявшего форму, точнее говоря, деформацию общей культуры, вполне естественно вызвало то, что все сохранившиеся самостоятельные в культурном отношении регионы почувствовали тенденцию к максимальному усилению самоидентификации, позволяющей избавиться от последствий «тотальной культурности».

Не будет ли модель евразийской культуры моделью новой культурной тоталитарности? Нарастание тенденций к максимальной самобытности отдельных региональных российских культур имеет внутреннее ограничение.

Азиатская направленность развития России в современной ситуации действительно требует наиболее полного осознания в силу особых сложившихся в последнее десятилетие геополитических и экономических реальностей на Азиатском континенте. В таком подходе необходимо наиболее точно определить идеалы и цели развития русской культуры.

Русская идея и евразийская идея взаимосвязаны неразрывно. И эта взаимосвязь русской национальной идеи весьма условна и надумана, но можно встретить утверждение, что «евразийская идея» является определённым вариантом «русской идеи». Если это действительно так, то возникает вопрос: каким именно вариантом «русской идеи» является «евразийская идея»? Исключающим или дополняющим вариантом? «Евразийская идея» является продолжением, преобразованием и в определённой степени отрицанием «русской идеи».

По меньшей мере, можно отметить, что «евразийская идея» является более широкой в национальном отношении и тем самым более приемлемой для более широкого круга национальностей, составляющих и представляющих данный регион. Особая, культурно-гносеологическая ценность «евразийской идеи» заключается в том, что она позволяет объединить и целостно рассмотреть всю совокупность разноэтнических составляющих исторически сложившейся российской культуры.

Евразийство есть модернизированный вариант русской идеи, преобразующий её в соответствии с развитием теории понимания общества и устраняющий излишнюю узконациональную ограниченность.

Но парадокс заключается в том, что «евразийскую идею» в наибольшей степени пытаются привить именно русской, а не какой-либо другой культуре. Достаточно сложно соединить основные сложившиеся концепты «евразийской идеи» и «идеи новой России».

Между ними не может быть полного совпадения, и поэтому они должны быть достаточно принципиально разведены.
Идея евразийской сущности культуры России позволяет выйти за слишком узкие рамки стереотипа прозападнического или прославянофильского культурологического мышления. Европейские модели евразийского мышления также имеют право на существование. Внимание к данной проблеме на Западе возвращается в 1961 году с выходом монографии мюнхенского историка Отто Бёсса.

Также были опубликованы работы Н. Рязановского, В. Зеньковского, С.В. Утехи, Р. Уильямса, Г. Струве, М. Агурского, Ч. Гальперина. Современный немецкий исследователь Л. Люкс, рассматривая евразийство как идеологию, видит в качестве её привлекательных черт соединение особой эмоциональности с теоретической научностью.

Евразийская концепция Л.Н. Гумилёва интересна своей основой на историко-этно-географическом понимании сущности происходящих процессов. И действительно есть особый интерес к этим работам, достаточно оригинально представляет развитие концепции евразийства в трудах Л.Н. Гумилёв.

Но по сути дела такая гумилёвская концепция евразийства свелась к утверждению существования славяно-тюркского этнического сотрудничества. Может быть, данная концепция является не чем иным, как красивой исторической мифологемой? Гумилёвская концепция взаимосвязана с идеей евразийского пассионарного передвижения народов, в результате которого формируется определённое культурно-историческое пространство.

Коммунистическая модель русской культуры, наоборот, пытается устранить все этнофакторы из понимания сущности данного явления. Одно из направлений евразийства достаточно сильно симпатизировало самой идее советского государства, видя в ней политическое воплощение основной основополагающей идеи евразийской политической философии.

Действительно, идея реального политического образования, объединяющего географическое пространство от Балтики до Тихого океана и от Средней Азии да Заполярья, является весьма привлекательной.


Советско-коммунистическая модель русской культуры придала ей новый социальнопо-литический статус, сделала достаточно важным элементом культуры современного мира. В этом отношении СССР есть одна из евразийских политических моделей, реально существовавших в действительности. СССР был реальной политической структурой, организационно объединившей огромную часть евразийского пространства.

Евразийская концепция во многом формировалась как своеобразная реакция на политическую победу коммунистической идеологии в России, воспринятой как реальная социокультурная модель построения новой эффективной культуры.
Культура, как и экономика, должна быть эффективной.

Если культура не эффективна, то она оказывается неспособной к историческому выживанию.
Поддерживать такую культуру бесперспективно, бессмысленно, бесполезно. Но когда нет никакой эффективной модели культуры, то приходится поддерживать любые, в минимальной степени приемлемые технологии культуры.

Сегодня культурология вступает в эпоху технологического анализа и конструирования культуро-семантических механизмов функционирования общества. Вера в мистические сущности русской культуры в этом отношении не помогают поиску оптимальных форм организации социокультурного пространства.


Современные модели русской культуры, может быть, ещё не состоялись в достаточно развитой форме своего существования. В качестве таких моделей можно выделить отдельные, региональные, фактически сложившиеся. Идея евразийской государственности сегодня может быть рассмотрена

с новой точки зрения, вбирающей в себя опыт достаточно длительного периода времени.

На различном, конкретном материале сегодня можно показать, что азиатско-русская культура сложилась в пространстве действия только русской культуры.

Все чисто азиатские культуры, вовлечённые в ареал русской культуры, не пытаются осознанно создавать модели интеграции их в пространство современной русской культуры.

Во многом эпоха перестройки в азиатских регионах России начиналась как борьба против русификации данных культур за очищение этих локальных культур от русско-европейских систем ценностей. Но в итоге становится ясно, что совершенно бессмысленна борьба против политической идеологии, пытающейся привести к объединению географического пространства в политически единое, целостное и сильное образование.

Мы являемся евразийцами уже потому, что родились и живём на том политическом пространстве, которое географически привязано к евразийскому континенту. Отказ от идеологии развала, разрушения и политического декаданса с новой необходимостью должен привести к новому поиску той политической идеологии, которая могла бы реально объединить регионально и культурно различные территории в новое единое целое.

Неоевразийская политология сегодня имеет слишком явный политико-мафиозный оттенок. Евразийские культурологические теории с логической и практической неизбежностью должны были привести к формированию политологического неоевразийского уровня мышления.

Неоевразийская политология есть попытка осознания современного положения евразийской культуры, евразийского региона в целом по отношению к тем политическим реальностям, которые на сегодняшний день необходимо признать существенными, важными, учитывая при этом те тенденции, которые только начинают формироваться и станут реальными спустя определённое время.


Евразийское мышление возникает с той же неизбежностью, с которой должно возникнуть определённое осознание совокупности политических факторов, определяющих современную ситуацию в целом.

В свою очередь, неоевразийское мышление возникает в качестве результирующей составляющей как классического евразийства, так и постсоветского ностальгирующего желания восстановить прежнее единое политическое пространство. Если не уходить в советологический анализ советского евразийства, то можно отметить, что новый этап осознания необходимости целостного понимания евразийских геополитических детерминант имеет совершенно практический аспект.

Так или иначе мы имеем дело с определёнными моделями современного евразийского политологического сознания, которое возникает и существует в силу определённых факторов и нуждается в научном анализе.


Геополитический статус русской культуры всё же ещё не решён и могут и должны произойти существенно значимые события, являющиеся важными историческими обстоятельствами. Появление изначальной идеи евразийского мышления, логически развиваясь, порождает определённое количество моделей евразийского политического обустройства, политической организации.

Эти варианты могут отличаться друг от друга отдельными смысловыми акцентами, образуя в конечном счете совокупность концепций, не только отличающихся друг от друга, но и неизбежно противоречащих друг другу.

Тем самым возникают внутренние противоречия в общей концепции евразийства, которые должны быть преодолены за счет формирования новой концепции, нового неоконцептуального уровня понимания современной геополитической ситуации.


Активные культурфилософские искания характерны сегодня не только для России, но и для Европы, для многих современных национальных культур. В этих условиях культурология как форма современного осознания культуры становится чем-то большим, чем просто учебная дисциплина и научная область.

Культурология сегодня становится формой осознания глобально значимых процессов развития геополитически активных культур.

Российская культура обладает особым геополитическим статусом и в зависимости, от тех процессов, которые будут в ближайшее время происходить с ней, зависит культурогенный климат евразийского континента и планеты. Евразийские геодетерминанты вполне существенны.

Евразийство возникает как результат взаимодействия геоконтинентальных детерминант развития русской истории, которая была, есть и, хотелось бы надеяться, будет.

Эти детерминанты можно разделить на две части. Внутренняя детерминанта – русское евразийство – имманентно заданная сущность. Внешняя детерминанта – окружающее русскую культуру евразийское пространство. В первом случае присутствует частично эклектическая, частично синтетическая условная целостность русской культуры.

Во втором случае целостности фактически нет или, по меньшей мере, она мнима.
Евразийская геополитика существует и активно развивается. Возникают её различные понимания. Так, например, авторы сборника «Цивилизации и культуры» Б.С. Ерасов, А.С. Панарин и др. фактически сводят евразийскую проблему к различным политическим аспектам азиатской, азиатско-тихоокеанской проблемы международных отношений современной России, в чём проявляется иная, самостоятельная проблема. Панарин пытается осмыслить евразийскую политику России как важную реальную геополитическую проблему.

Действительно, если сегодня Россия не разработает и не осуществит эффективную программу влияния на взаимосвязанные с ней азиатские культуры, на азиатские культуросмысловые реальности, то она будет вытеснена из данного ареала международной деятельности.

Именно в этом смысле является очень важной проблема евразийского устроения России, где азиатский аспект играет весьма значительную политическую роль. Но данный вопрос несколько искусственно связывается с проблемой русского евразийства.


Семантические паттерны евразийского способа культурогенного мышления действительно создали новый тип мировоззренческого понимания исторически соразмерных культурных ориентаций.

Семантические паттерны евразийского мировоззрения глубоки и часто неочевидны. Но семантические паттерны евразийского мировоззрения действительно могут проявиться и проявляются в развитии современной российской культуры, но в целом данная модель культуры является стратегически ограниченной.

Её принципиальная ценность заключается в том, что на основе её глубокого критического анализа необходимо разработать исторически перспективную модель развития русской культуры в дальнейшем.
Возникает правомерный вопрос: если русская культура не является ни азиатской, ни европейской, то почему она, тем не менее, должна называться евразийской.

Может быть, в этом случае корректным будет использовать более правильное и соответствующее природе русской культуры понятие, более точно определяющее её историческую сущность.
Евразийская концепция, как и большинство русских, зачастую псевдофилософских концепций, логически очень слабо структурирована. Данная концепция представляет интерес как феномен русской культурофилософской ментальности при всех свойственных данной ментальности особенностях и противоречиях.

Культура как система ментально аксиологических детерминаций создаёт в каждой конкретной ситуации соответствующие приоритеты, необходимые для активизации соответствующих ментальных уровней духовного самосознания нации.

И это особенно важно, если учитывать, что русская культура является реальным феноменом не только в параметрах евразийской пространственности, но и в других континентально-геополитических измерениях.

Евразийская модель мышления ещё проявит свои реальные свойства. Сегодня, когда усилился теоретический поиск новой культуросемантической парадигмы современной России, идея евразийской культуры снова привлекает к себе особое внимание.

С момента возникновения идея «евразийства» приобрела своё новое, несколько иное содержание, чем прежде, сегодня возникли новые, более адекватные способы понимания и интерпретации её сущности.

Евразийская тема рассматривается сегодня в различных отношениях, одним из ее важных моментов является экологическая проблема. Проблемы евразийского экологического региона действительно должны рассматриваться целостно, некоторое время даже выходил международный журнал «Евразия.

Экологический мониторинг», но данный экологический аспект является все же вторичным, производным по сравнению с проблемой формирования новой российской культурной целостности.

Можно полагать, что, если будет достаточно мощная экономика в России, то будет, соответственно, и соответствующая культура. Но не стоит забывать, что экономика во многом зависит от культуры и становление новой экономики во многом зависит от становления новой ментальной культуры в России.
Можно сделать следующие выводы. Различные существующие концептуальные подходы показывают, что отдельные исследователи пытаются в первую очередь найти

собственные, достаточно оригинальные подходы к определению сущности евразийской культуры. Но при этом нет движения к целостному духовному единству, а есть лишь некая общая неопределённая тенденция к постоянному идейно-политическому размежеванию.

Действительно, практически важным и актуальным является выработка адекватного современного политологического сознания для людей, обреченных жить на евразийском пространстве, будучи заложниками той культуры и политической практики, которые проводятся на этом пространстве.

Если мы сегодня собираемся говорить о евразийской культуре серьёзно и реалистично, то, соответственно, необходима весьма значительная теоретико-методологическая корректировка данной доктрины в целом.


Во многом культурологический аспект с необходимостью должен быть дополнен и уравновешен политологическим аспектом, который неизбежно выходит на первый план, когда возникает необходимость выхода в конкретную практическую реальность. Этап теоретических исследований имеет свои цели, задачи и ограничения.

Любые политологические теоретические размышления лишь тогда имеют смысл, когда дают возможность для формирования адекватного современного политического мышления. Именно поэтому необходимо определить основные статьи «Евразийской конституции», способной предложить конкретные политические константы современного государственного обустройства.

Евразийская ментальность есть сущность российского государства. И в этих контурах предстаёт Сибирия-евразия – Сибирская ойкумена. Человек видит мир из пространства своей собственной культуры, из того культурного мира, в соответствии с особенностями и обстоятельствами которого он, собственно, и существует.

В силу определённых жизненных обстоятельств я вижу мир из сибирского культурного пространства как основы моего геокультурного существования. Я вижу мир не только в пределах сибирской геокультурной ойкумены, но я вижу мир из данного природно-культурного пространства.

Но сибирская ойкумена в ХХI веке это уже не только и далеко не только тайга медведи–шаман–шайтан. Сибирская пространственная ойкумена приобретает иной статус, выходя из синдрома провинциального комплекса культурной неполноценности и всё более осознавая своё право на культурное своеобразие.
Всё более детально-конкретное и теоретически фундаментальное рассмотрение проблем современной сибирской цивилизации происходит и, очевидно, будет происходить по мере увеличения промышленно-экономического и политического потенциала, соответственно, значения Сибири не только для России, но и для более широкой современной реальности.

Это наиболее очевидно, учитывая сибирские запасы нефти, газа, никеля, редких и драгоценных металлов.

Сибирь из экономического района превращается, говоря словами Шпенглера, в сибирскую цивилизацию. Но что такое в современном смысле "сибирская цивилизация"? Отталкиваясь от каких теоретических и методологических оснований можно достаточно обосновано говорить о данной проблеме?
Азиатский компонент русской культуры неустраним.

Достаточно важным, характерным и симптоматичным в концепции евразийства является признание азиатского компонента русской культуры.

В чём именно важность признания азиатской составляющей русской культуры проявляется? Россия, которая долгое время пыталась доказывать всему миру свою европейскую цивилизованность, ориентируясь на каноны европейской культуры, наконец-то признала открыто и смело свою "азиатность".

В этом признании символично проявляется факт снятия "комплекса азиатской неполноценности" российской культуры. То, что считалось до этого момента не-престижным с культурной точки зрения, начинает приобретать принципиально другой вид.
Русско-азиатская культура России взаимосвязана как с азиатскими культурами, находящимися с ней в непосредственном географическом контакте, так и с отдалёнными, не имеющими с ней границ. Противоречивым является утверждение о единстве евразийского пространства.

Если из этого культурного пространства действительно исключается, как это предлагается Трубецким, романо-германская культура, то тем самым азиатская культура становится более одномерной и упрощенной.
Азиатский фактор русской культуры проходит через всю историю России. Азиатский фактор русской культуры можно рассмотреть в двух аспектах. Во-первых, как территориальный и, во-вторых, как национальный фактор. Синтезом этих двух аспектов является социокультурный срез, объединяющий наиболее важные и существенные моменты первых двух.

Азиатский фактор русской культуры, безусловно, оказывает достаточно сильное влияние на её целостный характер, облик, но вопрос заключается по существу в том, как именно, каким образом это влияние проявляется и насколько оно меняет характер собственно русской культуры в традиционном смысле данного понятия? Но чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, что можно считать эталоном русской культуры, и вообще, существует ли русская культура без азиатского фактора. Можно рассмотреть и обратную зависимость.

Можно ли русскую культуру считать фактором азиатской культуры? И если русская культура в период своего становления уже являлась азиатской, то есть ли необходимость акцентировать и дублировать в термине «евразийская культура» изначально очевидный факт? Национальные процессы в пространстве Евразии и евразийская культура тесно взаимосвязаны между собой.


Евразийская проблема во многом связана с азиа-этническими вопросом. Хотя, как ни странно в первоначальном варианте Н.Трубецкого это почти не рассматривается. Тем не менее необходимо признать, что данный этнополитический вопрос и сегодня достаточно важен. Евразийская геоландшафтная зона является сферой взаимодействия, контакта различных этнических элементов, что естественно приводит к образованию непрерывного процесса активного ассимилирования этносов и культур. Этническая активность в геоландшафтной зоне Евразии в настоящий момент находится явно не на стороне русской или славянской составляющей.

Даже не учитывая корейской и китайской этнической волны, угрожающей целостности России как в политическом, так в культурном аспекте, множество различных, этнически иных компонентов сегодня активно проявляют себя в данном направлении.


Один из странных парадоксов русской идеи заключается в том, что в рамках данного подхода фактически никак не прорабатывалась модель нерусской этнической основы русской культуры. По признанию многих современных советологов, их ошибка, просчет заключались в том, что, рассматривая основные тенденции в советском обществе, они фактически не рассматривали вариант национального фактора как возможно конфликтного и критического, способного сыграть фатальную роль – основную роль в развале СССР.

Сегодня модель "русской идеи" необходимо преобразовать в русско-азиатскую модель, а может быть, и в азиато-русскую модель. Если такой подход может найти понимание в сибирско-дальневосточном регионе, то вряд ли с таким же пониманием он будет воспринят в европейской части России. В этом проявляется тот странный факт, что в рамках русской культуры действует фактически самостоятельные модели достаточно разных русских культур.


Сибирская русская культура есть евразийская культура. Довольно-таки интересно рассмотреть соотношение сибирской и евразийской культуры, так как именно сибирская культура в наибольшей степени является евразийской. В силу определённых исторических обстоятельств в сибирском регионе соединились различные культурно-национальные феномены, в результате чего образовалась уникальная самобытная культура.

Поэтому в определённой степени сибирская культура уже является евразийской.
Развитие русской культуры происходило с постоянным изменением центров политической и культурной активности. Изменение этих центров трудно предсказуемо.

Азиатская, среднеазиатская часть евразийской модели России никогда органически не принадлежала ей, она всегда пыталась выйти за пределы российского влияния, как только для этого появлялись малейшие основания. Средняя Азия всегда пыталась отторгнуть российское давление, и, соответственно, как только это становилось возможным, в силу определённых политических и исторических обстоятельств, попыталась как можно быстрее отойти от российской зависимости. Евразийское единство России не может быть спасено при помощи красивых моделей, создаваемых российскими политическими мыслителями.

Грубая политическая реальность примитивна и надёжна. Вывод прост: евразийские модели российского государственного устройства реалистичны лишь тогда, когда есть реально действенные факторы политического или экономического влияния. Либо грубое военное давление, либо экономическая выгодность может привести к созданию какого-либо реально жизнеспособного евразийского единства. Соответственно, реальная евразийская внешнеполитическая ориентированность должна базироваться на реальных способах проведения поставленных приоритетов.

Политическая направленность и реалистическая приложимость политических теорий евразийской сущности российского политического пространства предполагает необходимость тщательного анализа реально возможных моделей евразийского способа существования современной Российской Федерации.

Плюс к этому необходимо добавить ещё один важные момент.
При формулировке концепции России как Евразии её разработчики по каким-то причинам совершенно не обратили внимание на географически более широкий статус России, без всякого внимания осталась "американская сущность" данного геокультурно-политического образования. Евразия на самом деле является Евро-азиа-америкой. Можно, по-видимому, объяснить данное невнимание к столь своеобразному обстоятельству тем, что американская Россия, российская Америка, русская Аляска просуществовала достаточно недолгое по историческим меркам время. Но была же русская Аляска, была же русская Америка, был же американский фактор русской культуры. Более того, данный американский фактор русской культуры во многом являлся исторически полномерным продолжением сибирского фактора русской культуры.

Выход Аляски из-под российского экономического и политического влияния был своеобразным предупреждением реальной возможности потери и других существенно значимых территорий российского гео-государственного образования.

Распад СССР, потеря международного политического и экономического статуса российской государственности является ещё более значительным историческим предупреждением опасности дальнейшего распада и ослабления современного российского государства.

"Евро-сибирская цивилизация" как термин более точно отражает то реальное содержание, которое на деле может сегодня подразумеваться под термином "Евразия", потому что Евросибирия реально существует, а Евразии фактически нет. Значительным является данный факт или незначительным–судить необходимо каждому мыслящему человеку сугубо индивидуально.


Американская культура сегодня рассматривается как определённый идеал, на который необходимо ориентироваться в своём развитии русской культуре.

Причём, в качестве такого идеала выбирается не наиболее сложная и профессионально высокая культура американского общества, а массовая, примитивная, упрощённая.

Приоритеты упрощенной аля-американской массовой культуры имеют свои реальные преимущества перед другими современными моделями культуры. Эти преимущества заключаются в том, что данная культура развивается наиболее высокие современные технологии обработки массового сознания. Эта культура выгодно отличается от многих других своей ориентацией на постоянное, хотя бы внешнее, изменение и обновление.

Эта культура динамична, хотя и агрессивна. Механизм срабатывания данной культуры заключается в том, что при всей её простоте, она максимально современна и активна. Можно провести интересное историческое сравнение.

Большевистская культура победила благодаря своей ориентации на культурно невысокие стереотипы мышления основной части российского общества в начале ХХ века. Но менталитет всегда имеет внутреннее мощное давление на общество, хотя часто это давление не находит своего достаточно полного выхода. И это тоже проблема: каким образом ментальное давление должно быть проявлено и осуществлено?

Очень опасен во многом ставший традиционным российский социальный цугцванг – ситуация, при которой любое изменение приводит к ещё большему ухудшению. Это ситуация, при которой изменение изменения не изменяет ситуацию в лучшую сторону.

Ситуация, когда что-то изменяется, а по существу ничего не происходит, может запутывать и создавать непроходящее ощущение, что в этом вопросе невозможно разобраться и решение этого вопроса есть удел избранных, тех, кто берет на себя священную и таинственную обязанность думать за весь народ, благодетельствуя его. Действительно, создаётся ощущение, что историческая судьба словно бы издевается над Россией. Но есть выход, который заключается в изменении кардинального изменения в отношении собственных ментальных ресурсов.

Российская ментальность не устроена каким-то необычайным образом, она не является сверхтаинственной сущностью.

Доминирование воровского беспредела не является обязательным и неустранимым явлением в системе управления.

Политическое критиканство основано не столько на бездарности политической элиты, сколько на её безответственности перед собственным народом. Хотя, безусловно, справедливо и то, что политические кретины в результате их патологической бездарности любые решаемые вопросы превращают в сложные неразрешимые проблемы. Народ стал заложниками неразумной, неэффективной политики.

Доминирование идиотской антиментальной действительности над всеми другими ментальными процессами разрушает созданный или имеющийся исторический базис сообщества. В результате этого возникает серьёзная опасность социального разрушения общества и культуры, государственной целостности. Современная Россия должна создать позитивную ментальную ситуацию, позитивную ментальную обстановку, максимально положительный ментальный климат.

Такая ситуация позволит заново создать мощное ментальное, «магнитное», притягательное поле. Способность сильной ментальной культуры открывать возможность для позитивной деятельности широких социальных слоёв позволяет изменить положение дел в обществе, в перспективе активизировать социальные позитивные процессы на мегасистемных уровнях.

А пока Евразия похожа на странного и страшного монстра, который ходит-бродит, пугая всех своим видом, философски вопрошая при этом: так быть или не быть Евразии?
Вот в чём вопрос…
Российская безнадёга во многом связана именно с отсутствием веры в радикально положительные ментальные изменения в системе управленческого российского менталитета.

Опубликовано
Правовая ментальность эффективного государства: кол. монография / отв. ред. В.Ю.Колмаков; ред.кол; Вып. 10. – Красноярск; «Литера-принт», 2010. – 200 с