Священная правда и святая ложь

Вот что такое святое? В первую очередь приходит на ум что-нибудь церковное, в мерцании свечей и тусклом отсвете позолота, но по факту мы давно уже не отождествляем свою повседневную жизнь с религиозной, хотя само понятие осталось. Есть какие-то традиции, ценности, отношения, которые мы считаем незыблемыми, священными, имеющими такую ценность, которую даже не нужно объяснять. Если эти вещи у человека отнять или как-то осквернить, зачем вообще тогда жить? Тогда всё становиться пустым и бессмысленным, поэтому святое нужно защищать и оберегать. Или священное? В чём-то между ними есть разница?
Давайте порассуждаем: в нашем с вами языке это иногда синонимы, а иногда не очень. Святое дело и священное дело это одно и то же? Святая земля и священная земля, святая клятва и священная клятва, святые слова и священные… нет, разница всё же какая-то чувствуется. Святой отец, это нарицательное от «священнослужитель», но вот святой человек может не быть священником, а священник тем более не быть святым человеком. Святой, это скорее носитель святости, в то время как священный это скорее посвящённый чему-то святому. Например, святая простота или святая лож, это вроде как оксюморон, хоть и устойчивое понятие, и подразумевает малый грех во имя великой правды. А вот священная правда скорее что-то про обман в особо крупных масштабах. Впрочем, частенько святая лож и священная правда почему-то совпадают, и мне даже страшно рассуждать, от чего так происходит. Вообще тема, которую мы сейчас рассматриваем какая-то неправильная, какая-то скользкая и опасная. Или точнее глобальная, но призрачная, как тень отца Гамлета. Ведь что такое святое мы так и не поняли, и обозначить точно это будет непросто, но вот огрести за попрание этого неведомого очень даже легко. И, к сожалению, нам не объяснят за что, собственно, карают, и что мы такого сделали, просто накажут со знанием дела, а там думай за что.
Но понятно, что святое это нечто важное, смыслообразующее и безусловно ценное. Что-то всем интуитивно понятное и требующее безусловного уважения, а то и религиозного почитания. Оставим пока так, не будем вдаваться в метафизику, просто допустим, что у человека должно быть нечто, чему он служит, что выше его в высоком смысле слова, и чему стоит себя посвящать, не сообразуясь с меркантильной пользой и выгодой. Ради служения этому иррациональному необходимо чем-то жертвовать и напрягать силы души, что возможно только при наличии развитого человеческого духа, от того абстрактное священное существующее на уровне культуры коррелируется на уровне человека с духовным. Другими словами, для человека бездуховного ничего святого, или даже священного существовать не может. Мы помним, что в девяностые сыновья пропивали награды примерных отцов, и даже не стеснялись этого. С другой стороны, в каждой культуре свои духовные ценности. Священные реликвии и храмы превращаются в никчёмные предметы и руины с исчезновением культуры их породившей, и даже раскопав эти артефакты и узнав, что это алтарь какого-нибудь Осириса, великого и ужасного, мы не испытываем священного трепета, или даже мало мальского пиетета.
Да, неудивительно, что когда-то в эпоху исторического материализма, или проще говоря при «совке», нас учили, что святое и священное, впрочем, как и духовное, это просто метафора абстрактного, субъективно ценного, иррационально пугающего или притягательного. Под этим соусом нам пытались вкрутить святость советского знамени и священный кодекс строителя коммунизма, а также высокую духовную значимость подвига стукача и отцеубийцы Павлика Морозова. В общем, когда понятие отрывается от своих исторических корней, то уходит в смысловой дрейф, и может превратиться в прямую противоположность самоё себя. Поэтому давайте договоримся не дёргать туда-сюда смыслы, а опираться на существующие реалии, то есть на то, что уже по умолчанию считают священным или хотя бы духовным.   
И это принципиально важно, потому что в самой обычной жизни мы ориентируемся в первую очередь именно на свои духовные смыслы и ценности, подчас сами того не осознавая. Даже если это не рационально, даже если противоречит выгоде и здравому смыслу, святое держит нас в пену своей неумолимой воли.
И вот, в эту самую минуту прохожу я мимо стройки. То есть в голове рассуждаю, ногами прохожу, а через глаза наблюдаю. Тяжёлая техника ковыряется в земле на месте, где ещё недавно красовалось серое невзрачное задние художественной академии. И думается мне в голове моей, что это целая история, которой не понять без учёта духовного аспекта человеческой жизни. Академию построили клятые коммунисты, в то самое мрачное время застоя и оккупации нашей маленькой, но гордой республики, когда предприимчивый человек вынужден был влачить жалкое существование на государственной службе за одну зарплату. А зачем, спрашивается строили? Что большевикам денег девать было некуда, кроме как развивать полудиких аборигенов, у которых письменность только сто лет как появилась, культурную идентичность, и создавать рассадник свободомыслия и либеральных ценностей? Могли построить на этом месте тюрьму, или скотный двор, или танковый завод наконец, зачем народу, в котором меньше миллиона человека свой художественный институт? Что они не нарисовали такого за тысячу лет холопской жизни, без чего им закрыта дорога в светлое будущее? Есть Питер, Москва, Псков в конце концов, где можно получить вообще любое образование у лучших специалистов, да ещё поступить без экзаменов по квоте национальных меньшинств. Ответ может быть только один – коммунисты сделали это из духовных соображений, то есть во имя развития каких-то высших человеческих проявлений местного населения. Верили, видать, что культурно развитая личность непременно идеалы марксизма в жизнь воплощать примется. Впрочем, скотный двор, тюрьму и танковый завод тоже построили, но в другом месте, а художественный институт, консерваторию и библиотеки в центре столицы. А ведь дикими племенами управлять легче. И главное специально делать ничего не нужно, оставить их в первобытном состоянии, и будут людишки счастливы, что белый человек им улыбнулся и за щёчку потрепать изволил. Ковырялись бы в своей каменистой земле на своих хуторках, и были бы довольны, что новый барин не порет и кормит досыта каждый день.
Но сейчас с оккупацией покончено, прежние ценности признаны ложными и безбожно устаревшими, и здание академии снесли. И тоже по совершенно духовным соображениям. Не верите?
Началось с того, что кто-то решил сделать в нём ремонт. Нет, конечно началось с перестройки, когда смысловое пространство стало мутировать под натиском тлетворного влияния запада, и бывшие ценности сменились новыми, но к этому вернёмся позже, а для академии всё начало заканчиваться с ремонта. Нет, снова не так. Началось со строительного бума, когда взлетели цены на недвижимость. Тогда и встал вопрос о целесообразности огромного здания в центре города, которое не приносит дохода, и о том, что у нас ещё с советских времен художник на художнике. Вернее сказать, что музыкант на художнике верхом сидит и библиотекарем погоняет, не нужно новой, молодой и свободной европейской республике столько искусства. Новые времена: республике бананы, капиталистам деньги, народам свободу, и пусть убираются молевалы со своими подмалёвщиками на все четыре стороны, кончилось ваше время.
Но тут недобитые интеллигенты повылезали из своих нищенских квартирок и подняли шум, легли, можно сказать, на пути прогресса, отчего добрым героям со светлыми лицами пришлось отступить и согласиться на ремонт состарившегося за пятьдесят лет здания. Студентов выгнали, входы закрыли, окна завесили, но спешить с реновацией не стали, ведь мы помним, что художников как собак, а денег всегда на всё не хватает.
Шли годы, строительный бум сменился рецессией, на соседней площадке возвели небоскрёб, а пустующее здание института так и стояло неприкаянно в ожидании своей судьбы. Осиротевшие студенты начали было возмущаться, но их как-то пристроили на первое время, только теперь уже чуть подальше от центра. И вот, через несколько лет грянул гром: невинная старушка – божий одуванчик, пожаловалась властям столицы, что серая зловещая громада пустующего здания загораживает ей вид из окна, и чиновники откликнулись на мольбы несчастной. Первый раз в истории, ни до, ни после, ни в то же время никто и никогда не слушал подобных жалоб, а тут свершилось! И здание художественной академии снесли под самый корешок, даже фундамент выкорчевали. В завершение археологов позвали раскопки провести, вдруг где кисточка или тюбик с краской затерялись – то есть, чтобы наверняка.
Надо заметить, что образовавшийся пустырь снова несколько лет стоял без дела. Художникам выделили другое здание, поскромнее и в сторонке, но, думаю, они теперь и этим счастливы. Но вот недавно цены на недвижимость начали расти, и на пустыре появились строители. К работе подошли вдумчиво и со всей ответственностью, бурят глубокие колодцы, заливают в них массивные колонны – наверняка будет небоскрёб. Я смотрю на это всё и начинаю догадываться, от чего торец соседнего высотного здания оставили без отделки, уже тогда был готов план общей застройки, оставалось только незаметно институт убрать и закончить начатое.
Вы можете подумать, что это цинично и бездуховно, что у властей нет ничего святого и они променяли культуру на возможность обогащения. Затем, на волне эмоций припомните ещё пару случаев культурного упадка и деградации нравов. Подметите, что рыба гниёт с головы, экономика трещит по швам, монополисты бесятся с жиру и вседозволенности, и что Армагеддон срочно необходим в одном, отдельно взятом государстве. А то развели Содом, понимаешь, и ничего святого не осталось! Но вот тут как раз я думаю иначе.
Что такое святое? Я не в плане казуистики, я о смыслах. Святое, это то, что безусловно ценно для всех представителей данной культуры или общности. Кто-то целовал свой меч, кто-то защищал Святую землю, кто-то совершал революцию, и каждый был по-своему прав. Как бы там жена не голосила и не уговаривала остаться дома, ради святого нужно было жертвовать самым дорогим. А что свято для наших соотечественников? Понятно, что ни живопись и ни построение светлого будущего. Давайте вспомним, с чего всё начиналось. Ну? Конец девяностых… перестройка… национальные движения… ну, ну! Лозунги, ожидания, требования, чаяния народа.
Итак, первое что хотели местные жители, и что легло в основание идентитета, это чтобы русские убрались домой. Сначала под русскими подразумевали советскую власть, потом военных, позже русскую культуру и язык, теперь вообще всё связанное с Россией подлежит остракизму. Люди рождаются на этой земле, трудятся, платят налоги, приносят пользу, но с ними продолжают бороться просто по принципу национальной принадлежности. Сейчас, в современной Европе двадцать первого века! С сексуальным извращенцами не борются, с преступностью и наркотиками не борются, а с местным население вовсю, хуже чем Турки в Османской империи. А почему? Вот! Полагают, что ведут священную войну, вопреки здравому смыслу и пользе, просто чтобы сохранить свой идентитет.
Что ещё легло в основу нации? Принцип формирования национальных элит. Они прямо говорили, что хотят вырастить аристократию, а для этого позволить самым дерзким и харизматичным воровать, обогащаться, злоупотреблять властью, нарушать законы в надежде на то, что с наворованных денег они дадут своим отпрыскам лучшее европейское образование, а те, в свою очередь, станут элитой нации и построят процветающее государство. Но как-то оно не срастается, аристократии почему-то не сформировалось, а страсть к обогащению любой ценой, вопреки писанным и неписанным правилам закрепилась. И мне это понятно – сила намерения целого народа легло в основу идентичности, стало частью культурной традиции, так что теперь быть пройдохой с административным ресурсом, это святое, а честным человеком считай грех. Поэтому никто не ловит - не карает, кто станет наказывать своих же героев? Напротив, их уважают и защищают, потому как они священны для общества. То есть не воришки, а те, кого называют олигархией.
Да, было что-то третье… Вы не помните? Что же было-то? А, да, банан! Как я забыл? Банан, это священный фрукт нашего государства, его чуть было на гербе не нарисовали. Отсутствие бананов в магазине вменялось в главную вину большевикам на страницах первых национальных учебников истории, бананы были первым привезённым из заграницы диковинным плодом, они до сих пор остаются номером один на кнопках с ценниками в супермаркетах, банан, это жёлтый символ свободы, сбывающаяся поминутно мечта каждого честного человека. Цены на бананы неприкасаемы, и держатся искусственно ниже чем на яблоки, растущие в каждом дворе. Банан, это воплощённая мечта аборигена! Некоторые недобитые «ватники» до сих пор называют нашу могучую… нет, нет, великую державу банановой республикой, и ведь в каком-то смысле они правы. А меж тем наша вождь на днях заявила на весь мир, не моргнув ни разу при этом, что сама Америка в нас нуждается!
Вы скажете, что я злой? Нет, просто… ну да, злой. Я же не вхожу в элиты и не разделяю ценностей. Хуже того, я русский и со мной борются, из совершенно суеверных оснований. Идёт бананородная, священная война! А мне обидно, я здесь родился, никому ничего плохого не сделал, но чувствую себя каким-то изгоем. Нет, я не против бананов в магазине, но это же не главное, для меня, во всяком случае.
Да, а бананы девяностых были только началом, очень быстро они проросли огромными супермаркетами и дали старт философии потребления, когда жизнь превращается в движение по супермаркету от входа к выходу, с перерывами на сон и работу. И никому не объяснить, что это ненормально, ведь для местной самоидентичности супермаркет, это метафизическое продолжение банана, их у нас даже строят серповидной формы, и если банан, это святое, то супермаркет священен. Посему прибывают сии три: дискриминация, коррупция и банан, ну или говоря языком политкорректным: свобода от оккупантов, национальная элита и изобилие в супермаркетах. И мы понимаем, что банан из них большее, так как в магазины ходит каждый и все пред ценами равны. Даже я против изобилия ничего не имею, купили меня, можно сказать, слуги антихристовы. Но я-то про другое. Я про то, что духовность может не ограничиваться этими тремя заповедями. Да стройте вы свои небоскрёбы, мне от этого ни холодно, ни жарко. Я-то знаю, что по-другому вы не можете, как коммунисты не могли без консерваторий и многоэтажек в стиле сталинского ампира. Только если сталинские высотки были фаллично-доминантными, а ваши башни, это тот же воплощённый в стекле и бетоне банан, то же преклонение перед симулякром заокеанского богатства и благополучия, карго культ дикаря примеряющего шляпу европейского аристократа.
Ладно, что это я так завёлся? Любой человек, хотя бы номинально приближенный к государственной кормушке с гневом обвинит меня во лижи и клевете. Потребует доказательств коррупции чиновников, скажет, что русские сами виноваты, что с институтом я всё переврал и так далее. Про бананы, разве что согласится. Но я и не спорю, мне безразличны чужие святыни, и что люди ради них делают. Зачем художественный институт посреди города, когда ни скотного двора, ни танкового завода не осталось? Даже тюрьма уже не та, серьёзный уголовник туда садиться не желает, одни только бомжи и наркоманы там, и не сидят как положено, а так, отсиживаются. Ну что тут рисовать? Да и зачем, кому оно надо? Наглядная агитация больше не нужна, а рекламу, при наличии фотоаппарата и компьютера любой школьник за час состряпает.
Просто забавно наблюдать метаморфозы формирования и развития духовных ценностей. Метаморфозы… слово-то какое! Но если сами ценности изначально уродливы, то это скорее метастазы, болезненные образования, разрушающие сам организм общества, их породившего. И со стороны выглядит глупо: люди берут что-то сиюминутно важное для себя, превращают это в бога, служат ему, а потом страдают, что бог стал злым и в жертву требует их собственных детей. А он и был злым, просто никто об этом не подумал, кода алтарь строили. И отказаться уже нельзя, процессы запущены, кровь пролита, магия свершается. Люди плачут, страдают, жалуются, но терпят, ибо посягнуть на святое это харам, святотатство и кощунство. Нет, просто кощунство, святотатство это про кражу священного. А поменять невозможно, национальная идентичность сформирована и неуклонно прорастает. Теперь только следующего смутного времени ждать, не приведи господи, когда окно возможностей откроется, сознание прояснится, щель между мирами образуется, чтобы можно было фундаментальные духовные основы поменять и новые святыни привнести. Ди то те не факт, мы же помним, что народ превращается в население, все пугаются, становятся обескуражены, растеряны, потеряны, подавлены, смущены, шокированы, дезориентированы и как-то сами собой всплывают какие-то ценности, в которые может и не верит никто, но почему-то все соглашаются. Зато сейчас всё у нес стабильно и хорошо: люди боятся энергетического коллапса, республика выбивается в европейские лидеры по сочетанию высоких цен и низких зарплат, как бы там не «химичили» со статистикой, доступность медицины и социальных услуг стремится куда-то к девятнадцатому веку, а уровень образования падает с каждым годом, но все терпят и молчат, потому как самое главное, самое святое остаётся на своём месте и всё ради него. Как пел когда-то один антисоветский бард, Галич кажется, «зато мы делаем ракеты». То есть на каждый изъян советской действительности был всегда один аргумент: - «Зато мы делаем ракеты, и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей. Мы впереди плане-е-еты-ы всей». То есть это про священные ценности советского человека он пел, ради которых стоит пожертвовать многим.
Нет идеального мира, потому что сам человек не идеален. Он кого-то ругает, к чему-то стремится, с чем-то борется ради чего-то великого, святого и вечного, но на самом деле ничем от ближнего своего ни отличается. Разве что святыни у них разные. А так и люди одинаковые, и события, и ошибки, и страдания, и оправдания. Но каждый уверен в том, что именно он прав, причём именно сейчас, и что иначе быть и не может. Тут сколько ни ругай, как не объясняй, ничего поделать невозможно, только смотреть и удивляться. Ну, или зло посмеиваться, как мы с вами. И человек верен своим богам до конца, готов на несчастья, страдания и смерть идти ради них, даже если сам же этих богов и выдумал, ну или в приятной компании единомышленников. Потому как есть потребность в святыне и реализации духовного потенциала. Он продаст за бесценок свой хутор, на который предки копили веками, будет нищенствовать на чужбине, отдаст детей на погибель, но главное, чтобы где-то там, далеко, продавались бананы, дискриминировали русских и жирели чьи-то гламурные сынки. Тогда всё хорошо, тогда и умирать не страшно, и голод становится переносим, и жизнь прошла не зря. А иначе и жить-то зачем, если святого ничего не останется?
Не знаю, понятно ли написано. Мне-то самому оно очевидно, но при чтении может оказаться белибердой полной. И впрямь, причём тут банан и духовность? Но, с другой стороны, могу ли я об этом не писать? Кто ж ещё скажет то, что я увидел? А молчать, сами понимаете, тяжело, как же можно замалчивать священную правду?


8.02.25