Веган

Люсинда ненавидела три вещи: мясо, фармацевтические компании и невидимые нити экономики, которые, как ей казалось, душили мир. Она была уверена, что все связано в один гигантский заговор: мясная промышленность травила людей, чтобы фармацевты продавали таблетки от ожирения, а экономисты притворялись, что не понимают, как это работает. "Капитализм — это раковая опухоль," — бормотала она, перевязывая органической ниткой самодельную бомбу из переработанного картона.

Ее квартира напоминала храм апокалипсиса: на стенах — графики, показывающие, как потребление мяса коррелирует с продажами антидепрессантов; на полках — банки с травяными настоями, которые, по ее мнению, могли вылечить всё, кроме человеческой глупости. Люсинда верила, что если уничтожить мясокомбинаты, система рухнет, как карточный домик. "Они едят трупы и удивляются, почему болеют! — кричала она Тэмми. — А потом идут к врачам, которые подсаживают их на таблетки! Это же цикл насилия!"

Тэмми, которая до сих пор не могла понять, как из активистки превратилась в соучастницу терактов, спросила: "Но Люсинда, разве люди не едят мясо просто потому, что им нравится вкус?"

"Вкус?!" — Люсинда задохнулась от возмущения. — "Тэмми, это иллюзия, созданная рекламой! Они вкладывают миллиарды, чтобы заставить нас хотеть смерти. Мясо — это валюта их ада! Понимаешь? Они печатают гамбургеры вместо денег!"

Она говорила о макроэкономике так, будто это была магия вуду. Для нее спрос и предложение были не законами рынка, а ритуалом, который корпорации проводили в полночь, принося в жертву телят. "Почему они не едят чечевицу? — вопрошала она, глядя на график цен на говядину. — Она дешевле, питательнее, этичнее! Это же экономически нерационально!"

Они отправились на мясокомбинат, неся в рюкзаках бомбы из компостируемых материалов. По пути Люсинда заметила аптеку с рекламой нового препарата от депрессии. "Смотри, Тэмми! — зашипела она. — Они уже готовы продавать таблетки от последствий своих же преступлений! Фармацевты — это шаманы системы, они превращают страдания в прибыль!"

Тэмми попыталась возразить: "Но Люсинда, некоторые люди реально нуждаются в лекарствах..."

"Нуждаются? — перебила ее Люсинда. — Их создали! Сначала мясо разрушает их тела, потом таблетки — разум. Это фабрика рабов, Тэмми! И мы должны её остановить!"

Внезапно Люсинда остановилась. На тротуаре сидел старик, кормивший голубей хлебом. "Ты видишь? — прошептала она. — Даже здесь, среди асфальта, они находят способ убивать! Хлеб — это глютеновая ловушка, а голуби... голуби же не могут сказать 'нет'!"

Она бросилась к старику, выхватив у него пакет с крошками. "Вы травите их! Вы часть системы!" — закричала она, рассыпая хлеб по ветру. Голуби взлетели, а старик уставился на неё, как на выходца из психушек.

"Сумасшедшая," — пробормотал он.

"Сумасшедшая?!" — Люсинда задрожала. — "Это вы все сумасшедшие! Вы построили мир, где коровы плачут, дети болеют, а единственная свобода — это выбор между антидепрессантами и химиотерапией!"

Они продолжили путь, но у ворот мясокомбината Люсинду ждало испытание. Среди грузовиков с тушами она увидела клетку с курицей — старую, потертую, с облезлыми перьями. "Они везут ее на смерть," — прошептала она, и её глаза наполнились слезами.

"Люсинда, мы не можем..." — начала Тэмми, но та уже взломала замок ножом для авокадо.

"Беги, сестра! — крикнула она курице, выпуская её на свободу. — Ты заслуживаешь большего, чем стать наггетсом!"

Курица, вместо того чтобы бежать, клюнула Люсинду в ногу и устроилась спать под грузовиком.

"Она... она не поняла," — прошептала Люсинда, ощущая абсурдность момента.

В итоге их арестовали, когда они пытались привязать к воротам завода плакат "Мясо = Смерть + NASDAQ". В камере Люсинда сидела, скрестив ноги в позе лотоса, и говорила Тэмми: "Ты видишь, да? Они даже тут пытаются нас сломать. Но я не сдамся. Завтра мы начнем борьбу с молочной мафией."

Тэмми молчала. Она думала о детях, которые могли погибнуть при взрыве. О старике с голубями. О курице под грузовиком. О том, что мир, возможно, и правда был абсурдной машиной, но Люсинда пыталась починить её огнем там, где нужна была отвертка.

А Люсинда уже составляла в уме новый манифест. "Фармацевты, слушайте! — писала она мысленно. — Ваши таблетки — это пустышка. Настоящее лекарство — это салат. И революция."

И где-то в далеком кабинете, какой-нибудь директор мясокомбината закусывал стейк антидепрессантами, даже не подозревая, что его ненавидит женщина, которая путает экономику с черной магией. Система работала. Люсинда — тоже