Апология алогики Достоевского

Логика "множественного Я" является основопологающим тезисом, позволяющим рассмотреть сущность логики мышления Достоевского и реальной логики "бытия Я".

Я существует в системе множественного Я.

Таким образом устанавливается топология смысла той реальности, постижение которой важна для каждого человека.

Семантическая топология индивидуального Я в системе множественного Я сталкивает человека с множественными сущностями.

И эта множественная Я-реальность открывается в процессе осмысления реальности, данной через социальный опыт.

Достоевский как мыслитель может рассматриваться как мастер художественной логики неопределённости. Художественная логика здесь есть система мышления, образуемая из определённого количества элементов, но каждый из этих элементов не определён, он способен парадоксально изменяться, создавая тем самым совершенно иной дальнейший ход развития сюжета.

Достоевский как мыслитель может рассматриваться как мастер художественной логики неопределённости.
Фёдор Достоевский — выдающийся писатель и философ, чьи произведения отличаются особым художественным стилем, в котором он умело использует приёмы неопределённости.

Моральная логика, которую Достоевский применяет в своих произведениях, не всегда может быть полностью понята и систематизирована, поскольку её принципы и ценности не всегда выражены ясно и чётко. Однако она существует и может быть постигнута интуитивно
Моральная логика Достоевского это логика,  в системе которой мыслит сам писатель и мыслится как возможность миров этого писателя,  эта логика, может быть, не обозначена целиком и полностью, не прописаны её постулаты и аксиомы, но она есть, она существует, её надо понять на неком интуитивном.  Моральная логика Достоевского это логика,  в системе которой мыслит писатель,  эта логика, может быть, не обозначена целиком и полностью, не прописаны её постулаты и аксиомы, но она есть, она существует, её надо понять на неком интуитивном уровне.

Одним из парадоксов феномена Достоевского является то, что, может быть в других странах, таких как Япония, Франция, Германия, США, Достоевского понимают подчас больше, чем в самой России.

Например, японский писатель Харуки Мураками считал Достоевского своим кумиром и, действительно, что-то есть общее в логике построения типов, рассматриваемых в их произведениях, в них есть некая недописанность, неоконченность и внутренняя напряженная неопределённость.

У Достоевского в творчестве есть что-то такое, что не всегда понятно в его родной стране, но зато находит отклик у людей в других культурах. . Писатель Харуки Мураками его просто обожает.

И правда, у них обоих есть что-то общее. В их произведениях есть недосказанность, недоговорённость и напряжение.

О чём, собственно, Достоевский всю жизнь писал? 

И, главное, как он писал? Он писал о том, что нет одной логики, одной центральной логики, которая могла бы отвечать за всю жизнь, грубо говоря. Его логика ризоматическая логика, это значит, что она каждый раз меняется, как только в системе обозначаемой реальности появляется новый фактор, фактор характера, фактор иного морального качества, фактор нового.

Это множество всех событий.

Он утверждал, что не существует универсальной логики ЛЮДЕЙ, которая могла бы охватить всю жизнь. Его логика была ризоматической, то есть она постоянно менялась в зависимости от новых факторов, которые появлялись в реальности.

Это могли быть как внешние обстоятельства, так и внутренние изменения характера героев.

Сложно предугадать, как будет развиваться сюжет, ведь в каждый момент может произойти что-то неожиданное.

 Заранее очень сложно сказать, что это будет так, как обозначено в начале.
Вот, например,  преступление, оно совершилось и вроде бы всё понятно, есть личность, есть мотив, есть преступление, но далее всё идёт не тем путём, каким, казалось, это должно было пойти.

Вот, у него всегда есть это нечто странное, это логически странное в его произведениях всегда есть.

Вот это «зачем» постоянно всплывает как вопрос и как повод открытия смысла?
Логика, которая проявляется как процесс, как данность, всё же, не может быть окончательной формулой определённости всех неопределённостей.

Это логика становящегося и это логика становления. Это постоянное становление новой логики. Логика, которая представляет собой как процесс, так и данность, не может быть полностью и окончательно определена.
Это логика развития, которая постоянно находится в движении и процессе становления.

Логика не есть некая готовая форма и норма, это постоянно новая логика, логика изменяющегося живого человека, логика «живой жизни». Логика «мертвой жизни» есть исходно заданная, готовая логика.

Но он всегда видел логику этих странных причин.
Такая логика это не один процесс, а всё множество процессов, можно сказать, множество Я-процессов, помещённых в один художественный континуум мышления.
Его герои всегда имеют множество причин, почему необходимо быть такими, а не другими.

Подобная логика представляет собой не единый процесс, а целый комплекс процессов, можно даже сказать, множество «Я-процессов», объединённых в единый художественный континуум мышления.

Герои этого континуума всегда имеют множество причин, определяющих их поведение и характер.

Масса причини, многопричинность и есть ризома жизни, ризома судьбы, ризома человека. Это когда сама жизнь представляет не только человеческое окружение, но и сам мир от луны, от собаки, от лошади, сам мир это тоже причина того,  что произошло и происходит.

В некотором смысле ризома и неопределённость почти синонимы, но в образе ризомы есть дополнительные важные характеристики, которые важны и, которые не хотелось бы потерять, эти элементы образного указывают на то, что корни связей растут куда угодно и как угодно, и принимают какие угодно реальные конкретные формы.
Суть жизни, её корни — это ризома, которая связывает всё воедино.

Она охватывает не только человеческое окружение, но и весь мир — от луны до лошади.

Ризома — это причина всего, что происходит.

В некотором смысле ризома и неопределённость — это почти одно и то же.
Но у ризомы есть дополнительные важные характеристики, которые нельзя потерять.
Эти элементы образа указывают на то, что корни связей растут в любых направлениях и принимают любые конкретные формы.


Можно ли Достоевского воспринимать как создателя особого типа логики, художественной логики?

Он даёт нам характеры, и мы принимаем эти характеры за нечто определённое, готовое  и отлитое. Этот характер  в одной ситуации один, в другой ситуации другой, а тогда есть ли здесь логика вообще?

Может быть, логика в том, что субстанционально ризоматически нет логики? Может быть, это логика отсутствия логики.

Современность, моральная реальность двадцать первого века заставляет нас принять мир его множественной неоднородности.

И до сих пор такая логика является трудно понятной, а порой почти не понятной для огромного множества людей. Достоевский раньше французских постмодернистов двадцатого века открыл и достаточно глубоко отразил, он понял истины множественной логии бытия, логики множественного человека, логики множественного общества.

И, в этом смысле, именно Достоевский есть основатель постмодернистской логики морали, логики морали, основанной на тех принципах, которые, может быть, ещё не до конца осознаны и поняты. Это так, потому что мораль есть смысловая структура, мораль всегда выражена больше в художественных формах, нежели в формах, которые удобны для логической формализации.

Идеальность и гармония не являются титульной темой для произведений Достоевского, наоборот, на первом месте всегда стоит неидеальность и негармоничность, неопределённость сюжета и характеров персонажей.

Любой сюжет у Достоевского начинается с обозначения этого противоречия.

И он мыслит в системе художественных образов, вкладывая в них философское содержание проблемы.

Многообразие исходного писательского сознания выражается в созданных персонажах, они связаны неким сюжетом, они образуют некое логическое смысловое целое. Этим задаётся единство всех персонажей, созданных сознанием писателя. Это образует некое логическое, духовное, духовно-логическое поле отношений между персонажами, каждый из которых несет свою психологическую, по-русски всё же лучше, свою духовно-логическую конструкцию.

Нет идеальных людей,  все описанные персонажи являются странными и ущербными,  но при этом они обладают своей духовной логикой,  своей духовной организацией.

Логика гармонии социального мира всегда являлась важной темой, проблемой, над которой задумывались все, кто способен думать о современных социальных проблемах. И, что тут можно сказать, можно сказать, что мир дисгармоничен, но об этом говорили и писали и продолжают говорить и писать многие, все те, кого этот дисгармоничный мир не устраивает.

Достоевского же можно оценивать как писателя, который видит эту логику дисгармонии, видит духовную противоречивость и даже противоестественность этого странного человеческого мира. Мир в его неприглядности образован из тех же элементов, из которых складывается логика бытия, логика человека, логика души.

Мир без логики абсурден. Вот это ощущение абсурдности как почти нормальности, как неустранимого качества социума остро почувствовали экзистенциалисты, все те, кто пытался как-то объяснить мир, общество в период между первой и второй мировыми войнами.

Это, действительно, странно и страшно осознавать, что мир, в котором тебе необходим жить, абсурден. И мир не исправим в его абсурдности.
Гораздо раннее эти логико-социальные качества смысла прочувствовал Достоевский как художественный исследователь.

И можно сказать, что он, пытаясь понять эту странную логику, видит некую иную духовную логику. Признавая почти нормальность, обыденность мира абсурда, ломающего человека, он ищет другую логику, на которую он всё же надеется, иначе, вообще всё бесконечно бессмысленно.

Он надеется  где-то в глубине, в контексте своего создаваемого текста надеется всё же увидеть и понять логику гармонии человека, человеческой страдающей от невзгод жизни души. Достоевский видит эту противоречивость и, словно бы, играет этими противоположностями грязного и чистого, низкого и высокого, слабого и сильного, недостойного человека и достойного человека высокой духовности.
Моральную логику можно заменить логикой состояний. Достоевский всегда описывает состояния.

Это логика «узора» состояний.
События в пространстве художественного воображения развёртываются как будто бы случайно и в тоже время не случайно.

Здесь скрыт глубокий уровень логики подсознания автора такого текста, такой модели реальности. События развёртываются, образуя состояния связей, состояния личностей, вплетённых в этот общий логический узор.

Когда Достоевский пишет свои дневники, он государственник. А когда он выступает как художник, то он совершенно иначе видит всю логику, логику вертикального типа, логику государственного управления, такая логика почти совершенно исчезает. Почему исчезает? Да, потому что он здесь художник логики.

Он, по сути дела, говорит: нет такой книги, которая могла бы описать всё, и природу, и общество, и человека.

И он восстаёт против этой логики всеобщности. Всё его творчество это противостояние логики всеобщего и правильного. Но это не восстание ради восстания, он исходит из того, что человек это не один какой-то атом, человеческое я, а в самом человеке есть огромное множество я. Эту идею выразил Эйнштейн в своей теории множественного наблюдателя.

Многомерность миров есть многомерность наблюдателей, которые включены в этот мир. Человек как множественное я определяет и логику и алогику.

Человек есть и капля росы, и звезда, и женщина, и мужчина, и всё. Логика объективного мира не может быть логикой человека, человеческая логика является другой.

По сути дела, в центре всегда находит «Я моральное бытие», но социальный мире есть «Мы моральное бытие», эти стороны взаимодействия не просто связаны, они, пожалуй больше не связаны, они противоречивы.
"Я замкнутая мораль" стремиться к некой достаточно полной самодостаточности.

А «моральный мир Мы» как множественное Я всегда не закрыт, не полон, не окончателен. Процесс появляется через взаимодействие состояний, но главным является именно само состояние.

Неопределённость морального «мира Мы» создаёт открытые противоречия, которые необходимо разрешать в системе Я, но это индивидуальное Я всегда не готово разрешить те противоречия, которые возникли не столько в нём самом, сколько в мире открытой моральной неопределённости. Интенсивность морали, её ясность, чёткость, определённость часто рассматривают как необходимый атрибут, явное и очевидное свойство.

Так на уроне учебников и простых истин мораль, моральные принципы формулируются в некой форме императивности и даны как реальности якобы интенсивного порядка. Мораль в реальности чаще всего дана как некая не интенсивная реальность, дана в некихполуформах, в частичной проявленности. Достоевский достигает высокого уровня мастерства, моделируя логику не-интенсивных моральных сущностей

Мир коллективной морали, мир множественного я обладает несколько иной логикой, несколько иной упорядоченностью, иным способом устранения противоречий. Для личности противоречие между добром и злом, между морально низким и морально высоким кажутся недопустимыми и требуют немедленного исправления, то мир Мы – я-множественного допускает эту противоречивость и даже базируется на ней. В этом подходе можно обнаружить очень интересную взаимосвязь между русским писателем 19 века Достоевским и французским современным философом Нанси.

И читая, анализируя Нанси, можно понять глубину и гениальность Достоевского. Жак Люк Нанси в его книге «Бытие единичное множественное» фактически показывает что, если взять в качестве посылок, в качестве логических пропозиций ряд утверждений.
Есть Множественное я. Я как сущность представляет один из вариантов множественного потенциального я.

Я индивида представляет множество Я.

Я как один из вариантов множественного я
То из этого вытекает общий принцип: надо отказаться от своего я.
А, действительно, ли  надо ли отказаться от Я?

Понять этот принцип достаточно сложно в системе логики диалектического материализма. Почему надо отказаться? И как можно отказаться? Надо отказаться от я и раствориться во множественном я. И тогда можно выстраивать другую логику.
Нанси говорит: есть множественный человек.

Человек есть индивид, человек есть атомарность. Что из этого следует? Каждый сам за себя? И что дальше? Но есть ещё соотношение человека как индивида и как некой социальной атомарности с множественность Я.

В самом человеке есть множество Я. По сути дела, человек есть не коллективный,  человек индивидуален, но человек множественен, в нём много я и он говорит не от себя.

Можно даже сказать, что в каком-то смысле шизофреничность полезна, она открывает множественность как сущность я, это проявляет некую открытую диалогичность сознания. Можно даже утверждать, что в некотором роде шизофрения может быть полезна, поскольку она позволяет увидеть множественность как основу личности.

Это демонстрирует определённую открытость сознания для диалога.
Действительно, кто я на самом деле, пока идёт  моя история?

В чём сущность история Я. Я как ребёнок, я как подросток, я как человек, который взрослеет и изменяется, и в конечном счёте сходится в сознании человека, прожившего длинную жизнь.

Идея дифференциации собственного я, таким образом, глубока и представляет интерес для анализа, в результате которого можно понять глубину потенциальности личности, Я, духовной сущности человека.

Смысл есть разделение бытия.
Мир множественен в тех смыслах, которые создаются личностями. Мир есть множественный смысл, не сводимый к одному смыслу.

Бытие имеет множество аспектов, которые формируются индивидуально.

Мир — это совокупность различных значений, которые невозможно свести к одному.
А, если и может быть, этот генеральный смысл, то он лежит уже в некой ноуменальной плоскости и не доступен человеку. Нанси прав, когда пишет, что смысла нет, если он не разделен с другими.

Смысл обладает множественной целостностью.

Смысл должен быть разделен с другими и в этом проявляется  бытие множественного Я. В разных ситуациях человек может повести себя по-разному,  И хорошо, и не очень хорошо, и как угодно.

В этом видится проявление общей идеи – человек многомерен и многовариантен. Человек может в разных ситуациях повести самым разным образом. Есть «я существенные» и «я случайные».

«Случайных я» гораздо больше, они заполняют собой почти всё пространство реальности.

Индивидуальному Я кажется, что оно абсолютно индивидуально неповторимо, но постепенно, с возрастанием социально-антропологического опыта возникает понимание  собственной множественности. Другие похожи на тебя, и ты похож на других. Универсальная аналогичность присутствует в системе смысловой организации социального мира.

Бытие единично множественное.
Единичное бытие множественно. Множественная единичность.

Поэтому и я многовариантно в своём становлении и развитии.
В чём судьба и история Я?

Надо навсегда и полностью отказаться от Я, от атомарной индивидуальности и раствориться во множественном Я. Существование едино и многообразно. Единое бытие многообразно. Многообразие единого. Поэтому я разнообразен в своём становлении и развитии.
Какова моя судьба и история? Необходимо навсегда и полностью отказаться от своего «я», от своей атомарной индивидуальности и раствориться в многообразии «я». И тогда можно создать новую логику.

И тут можно выстраивать новую логику.

Жиль Делёз и Ален Бадью, по сути дела, пытались идти в той же логико-семантической направленности, что и Достоевский. И, наоборот, Достоевский в таком подходе – постмодернист, он мыслит потмодернистически, и в этом смысле, он основатель постмодернизма, по меньшей мере, русского постмодернизма, который раньше других пришел к идее множественного я как сущности личности.

Делёз и Бадью мыслят подчас по методике и методологии Достоевского.

Кристаллизация, придание более ясной и отчётливой методологии здесь ограниченно методологией матриц прямой логики, прямой детерминации как личности, так и общества в целом.

Алгоритмичные  структуры логического объяснения здесь оказываются слишком ограниченными.

 Наверное, Бог мыслил посмодернистски, когда создавал человеческий мир.
В этом контексте кристаллизация и формирование более чёткой и ясной методологии происходит в рамках методологии матриц, основанных на прямой логике и прямой детерминации как личности, так и общества в целом.
Алгоритмические структуры логического объяснения здесь оказываются слишком ограниченными.

Возможно, Бог мыслил в стиле постмодернизма, когда создавал человеческий мир.

Мир силы, мир тех отношений, которые превосходят возможности действий личности может приобретать образы сверхъестственного порядка. Эти силы, можно и, наверное, даже нужно для придания им определённости обозначать некими конкретными образами. Но воля как таковая, сила как таковая, реальность, общество остаются смысловой конструкцией, в которой не элиминируется тайна, тайный смысл  как особые по своей значимости и реально влияющие на человека смыслы.

Известно, что на  Ницше повлиял Достоевский.
 И повлиял странным, а может, и не странным образом. Ницше увидел здесь проблему силы, проблему личности, обладающей силой духовной воли. И это выразилось в том, что, по мнению Ницше, началось время создания цивилизации сверхчеловека - XX век. "XX век - век гигантских войн и создания великих держав". "XX век - век России".

Идеи Ницше повлияли на многих в России. Ленин никогда почему-то не критиковал Ницше. Главная идея: дозволено все, потому что для сверхчеловека нет ограничений, так как он отвечает только перед своей совестью.

Логика терпения, логика принятия мира таким, какой он есть базируется на логической пропозиции «жизнь есть терпение».

И поэтому, действительно, есть прямой и косвенный смысл, в соответствии с которым необходимо терпеть чужие слабости, чужие недостатки и несовершенство мира в целом, не проклиная ни то, ни другое, а спокойно принимая эту сверхчеловеческую логику. В этом, по сути дела, проявляется модель сверхчеловека по логике Достоевского.

Сверхчеловек это личность, структура сознания которой способна смоделировать то реальное множественное Я, которое как смысловая матрица заложена в систему социально-человеческих отношений.

Достоевский в силу своего таланта создаёт многомерные, я-многомерные элементы, общая структура из которых становится континуумом парадоксальной логики жизни. Совокупность сценариев поведения в этой системе художественной дискурсивности мыслится как единое целое, логику которого необходимо увидеть.


Благодаря своему дарованию, Достоевский создаёт многомерные, многогранные элементы, которые, объединяясь, образуют континуум парадоксальной логики жизни.
В этой системе художественной дискурсивности совокупность возможных вариантов поведения воспринимается как единое целое, логику которого необходимо понять.

Достоевский создаёт символическую иконопись общества, его образы становятся носителями особого смысла. Они действительно символически значимы, они наполненными смыслом сущности человека.

Они, эти символически иконописно созданные образы, становятся носителями особой логики, во многом отличной от символической математической логики, логики прямых связей и простых концептов.

Фёдор Михайлович Достоевский создаёт символическую иконопись общества, в которой образы становятся носителями особого смысла. Эти образы наполнены глубоким содержанием и выражают сущность человека.

Они, эти образы, созданные Достоевским, становятся носителями особой логики, которая во многом отличается от символической математической логики, логики прямых связей и простых концептов.

Вы хорошо заметили
Николай Горицветов

Кто открывал законы логики?
Аристотель открыл законы тождества, непротиворечия и исключённого третьего.
В другую эпоху Лейбниц добавил закон достаточного основания.
Но высший закон логики открыл Достоевский: "Истина без любви - ложь".

Я бы сказал, что Достоевский открыл закон "противоречия человека".