Тени прошлого -8

  В дом к Авдею Лихачёву пришли с местным участковым, не привлекая сюда лишних людей. В тёмной горнице с закрытыми наглухо ставнями в красном углу горели лампады. На столе на смятой скатерти были разложены остатки вчерашнего ужина. В дальнем закутке за занавеской на высокой железной койке лежал хозяин Авдей Лихачёв. Он повернул голову на стук двери. Султанов прошёл первым в его убежище и остановился рядом, прижимая к себе папку с пришедшими документами по запросу. Участковый вошёл следом:
- Вы больны, Авдей Савельевич? Что-то не припомню, чтобы когда-то лежали...
- Прихватило меня, - слабым голосом ответил Лихачёв, над его верхней губой задрожали редкие седые усики, которые не могли скрыть синевы под носом.
- Сердце? - снова спросил участковый.
- Можно сказать и так, - он немного привстал на подушках. - Я знал, что скоро ко мне пожалуете... Там они, папки эти с бумагами, - неожиданно признался он. - Я ничего не выбросил, хотел отнести назад, да не мог придумать повода. И фотография тут в столе лежит... Если надо, возьмите!
- В таком случае, мы не будем вам рассказывать о целях нашего визита, - произнёс Евгений. - Чтобы не терять нашего времени, расскажите всё сами. Вот ответы на запросы по вашей личности, и они весьма любопытны. Здесь...
- Я знаю, - Лихачёв выставил руку вперёд, не дав закончить начатую фразу.
  Он тяжело повернулся к стене, зажал ладонями виски, со стоном вздохнул и затих на некоторое время.
- Да, что тут у вас происходит? - громко спросила вошедшая падчерица. Она сняла на ходу косынку, вытерла рукой вспотевшее лицо: - Я на ферме чуть свет, а тут отец приболел немного, и вы тут ещё... Зачем тревожите старика? В чём дело? - заглядывая в глаза участковому в форме, спрашивала Дина.
- Детка, это ко мне... по делу, - повернулся к ней Авдей. - Выдь, пожалуйста, нам потолковать надо! - попросил он, придерживаясь рукой за левую сторону груди.
  Когда Дина вышла, дверь в горницу поплотнее прикрыли. Лихачёв больше не поднимал головы, он лежал, откинувшись на подушках, тяжело дыша, вытирая с глаз набегавшие прозрачные слезинки. Султанов, разглядывая его, не мог найти в лице ничего хищного или пагубного, было ясно, что перед ними человек, который глубоко переживает своё горе, а может быть и возможное предательство. Ему не безразлична судьба его семьи, которую могут обличить позором в связи с его прошлым, от этого лились сейчас из глаз горькие слёзы.
- Вы расскажите, как всё было, - мягким голосом попросил Султанов, присаживаясь на табурет у кровати.
- Было, как у всех с моей биографией, - начал Авдей слабым голосом. - Жил в Гродно, учился, летом работал в колхозе, помогал родителям. Началась война, а мне всего пятнадцать... Потом пришли немцы, отец не спешил эвакуироваться. С моими старшими братьями стал у них служить, и... меня заставил. До 1944 года, я у них скотину пас, по лесничеству был, а потом... нас окружили партизаны. Скитался по лесам вместе с власовцами, они тоже попали в окружение, но сдаваться не спешили. Там, где это случилось, специальная дивизия стояла, генерала Антонова, которого шибко боялись... Вот и тянули до последнего. Когда всё же пришлось в плен идти, нас всех отсортировали, а меня с власовцами так и отправили на восстановительные работы. Тут на фото нашу колонну гнали в Берлин на руины, потом пригнали в Польшу, оттуда ещё куда-то хотели, но удалось бежать целой группой. Помогли одному польскому старичку, домишко его поправили, камин восстановили, а он помог с документами. После войны ещё неразбериха была, кто там станет проверять-то. Вот я и сказался, что с Дальнего Востока только что приехал... Бабы голодные до мужичков были, повстречал одну кралю, поженились, приехали под Краснодар. Здесь в колхозе работал, в партию вступил, приёмная дочка выросла, замуж собралась за санитара из госпиталя. А тут такая напасть... Как нам Мусатов фотокарточку эту, - Авдей кивнул на тумбочку где лежала эта горячая фотка, - показал... Так я и в переживаниях зашёлся. Тут же я стою рядом с ним и генералом, полковником тогдашним... Она, Динка-то, пойдёт с парнем своим в местный музей, куда её, карточку эту, разметить решили, и узнает меня. Ведь ей десять годков было, когда мы с матерью её сошлись. Узнает меня тут, как водится, узнает!.. Что делать? Вот и совершил тот грех... Не судите строго, я не хотел, чтобы мои знали, кто я был на самом деле. Не хочу им такого лиха, чтобы они, не в чём не повинные, за меня лямку тянули, как родственники предателя, пусть невольного, но... предателя.
  Султанову было больно это слушать, а тем более не ловко на этого Авдея смотреть. Он отчётливо вспомнил, как стрелял в него подручный Кузьменко, тоже молодой парень, который себя так же посчитал невольной жертвой. Он на допросе и сказал, что невольно пошёл с немцами, потому что иного выхода не было, но выход всегда есть, если совесть на месте. Но тут после войны прошло уже достаточно лет, для того чтобы счёты сводить с такими вот... и он спросил:
- В карательных акциях участвовали?
- Нет... могу поклясться, что никогда!.. Хотя доказать сейчас это невозможно, - голос Лихачёва был хриплый, надтреснутый. - Я паспорт купил с фальшивыми данными, чужую биографию не брал. Свою за ново строил... Построил! - он с усмешкой взглянул на свои жилистые руки. - Всё прошло, как сон. Часто вспоминал своё бесчестье, карил себя за это, но... жил уже в семье, хотел, чтобы всё по совести теперь было.
- Заболели, потому что поняли, что карточка все же висеть будет на виду? - спрашивал Евгений, продолжая изучать своего собеседника.
- Да, понял... что от судьбы не уйти!
- Спасибо, что хоть не убили никого!.. - Султанов вытащил из себя вымученную улыбку и быстро поднялся. - Ваше настоящее имя?
- Петров Григорий Иванович, 1926 года рождения... Когда будете меня забирать, не говорите моим, за что... придумайте что-нибудь, - но потом опомнился. - Нет, не надо придумывать... чашу вины своей сам хочу допить до конца. Только вот жаль, лишусь семьи, а она мне бы очень пригодилась в ссылке-то!
- Значит уже по этапу собрались? - переспросил участковый. - Уверены, что и семья за вами следом отправится?
  Авдей зажал лицо ладонями.
  Султанов откашлялся, подошёл к тумбочке, забрал папку с документами, украденной из стола Мусатова, снова бросил взгляд на фотокарточку, из-за которой теперь рушилась уже налаженная после войны жизнь Авдея и не только его. Взял её в руки, развернувшись к выходу:
- Я думаю, что мы уже давно под мирным небом живём, - тихо произнёс Евгений. - С прежней должности вам придётся уйти, взять самоотвод, чтобы и дальше обман не плодить, не марать честное звание комиссара. Ведь по старому ваша должность именно так называлась... Напишите, что по состоянию здоровья. А это уберите... на память! И ещё как гарантию того, что она всё-таки висеть на стенде музея не будет. Ну, и может быть когда-нибудь отважитесь семье всё рассказать, так доказательство перед глазами будет.
  Султанов положил на край тумбочки старое фото на глазах изумлённого участкового, потом взял того за рукав кителя и потащил за собой на двор.

  Он принял по-настоящему мужское решение, за которое всю ответственность брал на себя сам. Лично позвонил полковнику Богданову и отчитался о проделанной работе, рассказав всё как было, не утаивая ни одной мелочи.
- Ты ведь Женя, не знаешь, кем на самом деле был этот человек на фронте? Кого он расстреливал, кого вешал, в каких карательных акциях принимал участие. Это теперь он в овечьей шкуре, а там? - кипятился полковник. - Значит ты вернул в госпиталь украденные документы и всё?!
- Да, это всё!.. Если Лихачёв кроме кражи больше ничего не стал предпринимать, это значит, что он не кровожадный уголовник, не бандит и не убийца. До Рахманина и Доротного ему далеко. А тут приёмная дочка и жена, женщина, не повинная в его былых "заслугах". Им ещё жизнь рушить после войны? Имеем мы на это право-то?! Люди только что стали оправляться от этой чёрной злобы, так давайте её больше вокруг себя не сеять! Не плодить горе... Участковый тоже будет помалкивать, он того же мнения, что и я, грешный.
- Ну, смотри! Получится чего, я прикрывать тебя не стану! - гаркнул Богданов.
- В случае чего, отвечать буду я!.. Так и передайте это Субботину, расскажите ему, кто пополнил свою коллекцию семейным фото генерала. Пошумит сперва, а потом примет моё же решение. В данном случае, оно будет единственно правильным! - Евгений повесил трубку, точно зная теперь, что вернётся он в Краснодар только за вещами, которые умещались в один чемодан.

  На решения он был скорым, тянуть резину не стал и в этот раз. Вечером после разговора с участковым станицы Азовская Стасюком, который рассказал ему о своих подозрениях по делу о покушении на отца Никодима, Евгений примчался в свой номер на турбазе, глянул на лежавшего с книгой в кровати Терещенко:
- Собирайся, - приказным тоном произнёс он. - Я твою выписку из госпиталя забрал для армии, там история твоей болезни прописана вместе с рапортом Вдовицина. Всё, домой уезжаем... в Приморск!.. Едем через Краснодар, потому как мне тоже нужно рапорт подать о переводе. Но с этим долго не задержится.
- Нет-нет! - вскинул испуганные глаза парень. - Я лучше на перевал...
- Я тебе щас дам, на перевал!.. Такой перевал тебе покажу, что "ласки" сестры с ремнём за благо вспоминать будешь, - грозно выпалил Султанов. - Две недели от августа осталось, пора готовиться к поступлению в милицейскую школу, документы туда оформлять дело ни одного дня. Всякие выписки, характеристики, справки, а про медкомиссию забыл? Военное ведомство тебя туда направляет, но у них свои критерии. Ты после воспаления лёгких и тяжелейшего бронхита ещё не оправился, а на перевал собрался. Когда будешь восстанавливаться-то? Герой!.. Хоть за эти две недели придёшь в себя малость. Ляжешь в изолятор, подлечишься, я тебе лично характеристику дам с предложением повысить до старшего сержанта. И без разговоров, а то срежут тебя на медкомиссии, как Егорова когда-то...
- Алексея Михайловича?!
- Его!..
- Но он же, нет-нет... Я не могу, он меня видеть больше не хочет, а я вернусь... Нет-нет! - Сашка вскочил на постели и весь напрягся, как перед прыжком.
- Вот что, - Султанов опустился рядом с ним на кровать. - Ты зря так на Алёшку, не надо. Ты его не понял, а я тебе объясню. Если он что-то не так тебе сказал... ты прости его. Он сам себе не рад бывает, психика так иной раз подводит, что крышу сносит надолго. Всё это война, проклятая!.. Не держи на него обиды, не надо!.. А вот вернуться придётся, я тебя тут одного не оставлю. Завтра утром уезжаем в Краснодар, а оттуда домой... в Приморск! - Евгений хлопнул Сашку по коленке и с улыбкой добавил: - Собирайся!

  Полковник Богданов вовсе не был удивлён рапорту о переводе капитана Султанова. Всё это время после его приезда из Подмосковья, он ждал такого выпада. Разрешилось это дело быстро, тянуть полковник тоже не стал. Он прекрасно понимал свою выгоду от подобного перевода, что в военном городке всегда теперь будет для него хороший резерв и надёжное прикрытие для любых непредвиденных операций, когда своих сотрудников невозможно светить и подставлять, а привозные, неизвестные оперативники, весьма ненадёжный товар. Здесь же, все свои!..
- Женя, в воскресенье рано утром Сойников едет за отцом в Ейск на своём "Москвичонке". Отец его там в санатории отдыхает, сердечник он... Вот и попроси его по-дружески, вас туда рядышком подбросить. Пропуска на въезд в город я подпишу, - посоветовал Богданов на последок.
- "Москвич"-то чей, его что ли? Не рановато? - Султанов ухмыльнулся.
- Отца!.. Ему ещё в 1955 его дали, как награду. Он ведь инженер-конструктор, мосты строит. Много после войны восстановил путей на стратегических направлениях, теперь на заслуженном отдыхе по состоянию здоровья. И Анатолий водит хорошо, не сомневайся, доставит в надёжном виде.

  Воскресным утром на фоне рассветного серого неба во дворе общежития
для сотрудников УВД стояла машина с откинутым вверх багажником. Султанов, уложив было свой чемодан, доставал из него тёплый клетчатый плед и свой старый пиджак. Сашка спустился к ним бледный, осунувшийся, с тёмными кругами вокруг глаз. Евгений подвёл его к машине, усадил на заднее сиденье.
- Возьми плед, приляг и накройся. Мы долго будем в пути, - повернувшись к Сойникову, пояснил: - Он ещё слабый... На, возьми мой пиджак, под голову положишь вместе со своим кителем. Давай, устраивайся... И не робей, ты! - он хлопнул Сашку по плечу, напоминая ему предыдущий разговор.
  Терещенко влез на заднее сиденье, послушно забрав плед.
  Хлопнули дверцы, машина завелась, медленно поехала за ворота, набирая постепенно свой привычный ход. Они понеслись на выезд из города по старой трассе Ростовского шоссе. Вскоре миновали последние городские постройки и выехали на "оперативный простор". Замелькали за окном притоки Кубани, Садковские плавни, лиманы и небольшие озерки. За окном летело и пело лето, утренняя свежесть сменялась зноем пыльных дорог. Сашка быстро устал от этого пёстрого мелькания, устроился поудобнее на заднем сиденье, накрылся пледом, и забылся в расслабленной неге дорожного гулкого сна. Султанов с улыбкой обернулся в его сторону:
- Вот ведь, под бурный поток влезть не побоялся, чтобы товарища спасти, а домой ехать робеет, - тихо проговорил он над ухом Сойникова. - Какой-то у них там разговор с Алёшкой состоялся, толком не пойму... Ну, как его тут оставишь? Ещё куда-нибудь влезет!..
- Весёлый парень, - улыбнулся Анатолий. - Расскажите лучше, как там всё с отцом Никодимом разрешилось? Нашли, кто покушался?
- Ещё проверки идут, но уже удалось выяснить в первые же дни, что есть некая Настя Казакова, ростом высокая, под наш стандарт, и группа крови соответствует результатам экспертизы. Она на допросах молчит, но всё указывает, что следствие на правильном пути в выборе подозреваемой на этот раз. Она с самого начала возненавидела Маргариту Малишевскую. Имела виды на батюшку, а теперь решила, как предполагает Стасюк, что таким образом отвадит от неё мужа. Преследовала цель свою, шкурническую. Никодим будет знать о коварной сущности жены, и сам бросит её, сообщив в епархию о супружеской ненадёжности. То есть, оставила явные признаки того, что именно Маргарита покушалась на мужа. Сама же, порезав его в храме, не думала убивать. Так, нанесла несколько увечий... А вот супруга, не разберись мы вовремя, пострадала бы. На её место заступила бы эта Настя. Так во всяком случае, размышляла эта негодяйка. Но вот теперь будет сама на нарах куковать!
- Какие же они, всё же по своей сущности, бывают мерзкие и ненадёжные, эти женщины! - буркнул с досадой Сойников, пристально глядя на дорогу.
- Это в тебе обида говорит, - посмотрев на него, ответил Евгений. - Тебя когда-то девушка предала, а такое не забывается, - Султанов кивнул на спящего Терещенко. - Его друг предал, а вмешался в их споры опять же, твой обидчик! Вот судьба!.. Я Малофеева имею ввиду.
  Сойникова передёрнуло, как от удара. Большую часть дороги он молчал, встрепенулся лишь когда небо над ними озарилось яркой вспышкой молнии, дальний гром раскатился вдоль горизонта, подбираясь со свежем ливнем к сизой дорожной ленте.

  В Приморск они приехали воскресным вечером, когда над городом поднималась туманная дымка после прошедшего дождя. "Москвич" развернулся в переулке, въехал во двор на Почтовой улице, затормозил у дома номер 13.
  Зинаида Зайцева вешала во дворе половики. Когда Женька первым вылез из машины, подойдя к багажнику за чемоданом, она вскрикнула, всплеснула руками и, бросив оставшейся коврик на перекладину, побежала за Егоровыми.
  Алексей выскочил в незастёгнутой белой сорочке, синих тренировочных штанах, по домашнему растрёпанный, изумлённый. Он с радостными криками бросился Евгению на шею. За ним уже спешила Светлана, одетая в пёстрый домашний халатик.
- А где наша принцесса-то? - целуя своих дорогих людей, взахлёб говорил Евгений, его душили слёзы радости, хотелось петь от счастья, обнимая весь мир.
- В Шатрово она, у бабушки, - отвечала Светлана. - Скоро приедет, отец её в кино обещал сводить!.. Там ей хорошо, а тут она всё с малышами водится, ровесники её обижают. Почему так, ещё не разобрались!..
- Ой, ребята, я такой счастливый!.. Толя, водитель ты наш дорогой, отдохни, малость с дороги-то! В Ейск ещё успеешь доехать, - предложил Евгений.
- Нет, поеду, а то ещё мне этого молодца надо отвезти в городок в его общагу, сдать на руки начальству, - он кивнул на заднее сиденье.
Егоров подошёл ближе, заглянул в салон автомобиля, замер на мгновение, широко распахнув глаза:
- Что... это?! - медленно проговорил он. - Это кто?!
  Он стоял у машины, указывая пальцем на спящего Сашку, которого так разморило в дороге, что он до сих пор не проснулся. Света заглянула в салон вслед за мужем. Она весело заулыбалась, похлопывая супруга по затылку:
- Ну, что ты на него всё лютуешь, Алёша? - миролюбиво спрашивала она. - Что он тебе такого сделал? Какую обиду на него таишь?
- Да, на себя он, Света, обижается, на себя самого, - ответил ей за мужа Султанов. - А отсюда все его несчастья и неприятие этого парня. Больно Алёшке видеть его после позорного фиаско... Но, это я тебе потом расскажу, будет ещё время, - и повернувшись к Сойникову произнёс: - Ну, спасибо тебе, друг, вези нашего героя! И напомни ему, чтобы пришёл ко мне сюда на Почтовую через недельку, как оклемается, за характеристикой перед отъездом. Напомни, не забудь! - напутствовал Евгений, вытаскивая из багажника свой чемодан.
- Это он с практики, что ли, такой хороший? - спрашивал Алексей. - Почему спит, как сурок, хмельной что ли?
- Это я тебе тоже потом объясню... Толя, езжайте!
  Машина, мерно зарокотав мотором, выехала со двора в сторону Первомайской улицы, держа путь в военный городок. Зинаида Зайцева радостно крутилась возле соседей, пропуская их поочерёдно в общий коридор семейного барака.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.