Пятая глава. Первый курс

Олег Танкович
«Ангел за плечами»
Глава пятая.
«Студенческая жизнь».       
(Первый курс. Реальный год моей жизни)



                Говорила мне мама всё детство: «Сынок, все беды от выпивки! Главное не пей, когда вырастешь». И я до семнадцати лет был в этом отношении послушным сыном. На первом курсе были первые пробы спиртного в студенческой компании. По сравнению со своими сверстниками или друзьями у меня было ещё сносное поведение и примерная жизнь, но отрицательные моменты, всё равно я должен был пережить, а иначе как можно вычислить свою «норму» и как «научиться пить»?


                Первые приключения начались, когда мы 7 ноября 1980 года с нашей институтской группой праздновали очередную годовщину Великой октябрьской революции. Седьмое ноября мы справляли в однокомнатной квартире нашего старосты, Серёжи Воробьёва. С утра, по традиции, прошли в рядах демонстрантов по нашей, самой большой в Европе площади. Гуляли достойно, дружно. Выпивали в меру. Потом приехали всей группой к Сергею на квартиру. Весь день танцевали, вели «светские» разговоры. Но нам не повезло. Мы гуляли на четвёртом или пятом этаже, а на первом, в это время, дебоширили какие-то местные два брата, как потом выяснилось, неоднократно судимые. У нас в конце праздника пропал парень Леонид Михайлюк, который был иногородним и жил в общежитии. Вышел Лёня из квартиры покурить и не вернулся. Обратили внимание на то, что Лёни нет, не сразу, а часа через два после его пропажи. Позже, случайно, на этаж ниже на лестнице нашли его шарф, шапку и ботинок. Один! А на улице было минус десять. Обыскали подъезд, выбежали на улицу, Лёни нет! Праздничное настроение тут же улетучилось. Личных телефонов тогда не было, номера телефона общежития никто не знал. Предчувствия были самые плохие. Начали обход по квартирам. В одной из квартир, пожилая женщина по секрету, шёпотом рассказала нам историю, наблюдаемую ею в дверной глазок.


                Лёня курил на лестничной клетке в подъезде. К нему подошли два брата, которые жили на первом этаже, в квартире прямо напротив подъездной двери. Соседка охарактеризовала их как местных алкашей, наркоманов и бандитов, которые держат в страхе весь двор. Эти два типа практически сразу начали без предупреждения избивать Лёню. Лёня сумел вырваться, но побежал ни вверх по лестнице, к нам, а вниз и выбежав из подъезда, в одном ботинке, сел в остановленную машину и уехал. Сначала мы были шокированы тем, что услышали, но потом даже обрадовались, не случилось худшего, Лёня жив, и хоть какая-то ясность появилась в этой истории.


         Все быстро собрались и вышли из квартиры, чтобы разъехаться по домам. Спустившись на первый этаж, не смогли пройти мимо квартиры хулиганов, на которую нам указали соседи. Решили поговорить с братьями. Стучались в дверь, но нам через дверь хамили, матерились и не открыли. Из соседней двери, уже другая бабушка, просветила нас, рассказав вторую часть праздничной истории.

            Два брата, после того как избили Лёню, сидели около подъезда и приставали ко всем проходивши мимо.  Избили ещё несколько человек и в том числе старика, её мужа. Управы на них вообще нет. Они наркоманы, водят дружбу с местным участковым и с кем-то из милиционеров местного отделения. Только их забирают, так через час тут же отпускают. Но в какой-то момент, откуда ни возьмись, появился «давеча» избитый парень, который в одном ботинке убежал. Да не один, а с друзьями солдатами в форме, и они солдатскими ремнями с бляхами «отдубастили» этих двух мерзавцев с первого этажа. Да так, что те «стали шёлковыми» и уже больше часа стонут у себя за дверью. Услышав это, мы вообще успокоились. С Лёней всё нормально, и он ещё сам за себя отомстил. Я призвал всех успокоиться и вместе с Сергеем мы первыми вышли из подъезда, увлекая всех за собой. Не успела подъездная дверь захлопнуться за последними, как тут же, с оглушительным грохотом, распахнулась и из неё друг за другом выбежали два мужика в одних плавках. Что это были те двое наркоманов, было видно по забинтованным головам и телам, залитым зелёнкой. Они действительно были под наркотиками. В руках у первого был большой нож и хорошо, что он им не сразу начал махать.

             Мы шли цепочкой, которая мгновенно затихла и замерла от неожиданности, ближе остальных к ним оказались девочки, но наркоманы проскочили мимо, не причинив им вреда. Ребята как-то инстинктивно отпрянули в стороны. Первый оказался прямо передо мной. Уже потом я пытался понять, почему они не наносили удары, в том числе ножом, на бегу? У меня только одно объяснение, они видно глазами искали тех, кто их бил до этого, а нас они видели впервые. И этого секундного замешательства нам хватило, чтобы прийти в себя. Когда первый, что был с ножом, пробежал мимо меня и замахнулся на Сергея. У Сергея сработала реакция и он, на опережение, ударил первым. Одновременно, увидев, что на Сергея замахиваются ножом, у меня мгновенно прошёл шок, и я ударил наркомана ногой по ногам. Получился неожиданно двойной удар и это нас спасло.

              Нож отлетел в сторону, а наркоман грохнулся на землю. Мы, толи со страху, то ли от злости, ему ещё прибавили. Второму, так же не дали опомниться и ему несколько раз «прилепили» те ребята, около которых он к тому времени оказался. Два почти голых орла с перевязанными головами лежали, скрючившись на ноябрьском морозном снегу и куда только их ярость улетучилась. Они лежали и как дети в детсаде перед воспитательницей, лепетали, что больше так никогда не будут. Тут же между нами возникли их жёны и стали кричать на всю улицу, что хулиганы убивают их мужей. Пока они вставали, а мы от них уходили в сторону автобусной остановки, появились два милицейский УАЗика с за решетчатыми окнами. Нас остановили, запихнули в машины и увезли всех, вместе с двумя полу обнажёнными аборигенами, в местное отделение милиции.

              Держали нас там часа два, пока не пришла женщина с первого этажа, пожалевшая нас, и написавшая заявление на этих двух полуголых «плавцов». В заявлении она описала всё как было, нас представила потерпевшими, как и своего мужа, которого к тому времени увезли в больницу с травмами. Пришёл какой-то офицер, типа полковника. Пошептался с местными милиционерами, потом с побитыми наркоманами, потом поговорил с нами и всё-таки отпустил нас. В очередной раз всё обошлось, но я как в кино сделал вывод - надо меньше пить и контролировать ситуацию.


              Вторым эпизодом было празднование дня студентов. Татьянин день, отмеченный с одногрупниками, кончился приводом в штаб дружинников. Два дружинника забрать решили Сергея Воробьёва, нашего старосту, за то, что он был под действием алкоголя. Я за него вступился и сказал, что в театре Оперы и балета, где проходило празднование, больше тысячи человек в таком состоянии. Они разозлились и забрали меня вместе с Сергеем. Сергей из пункта дружинников позвонил деду генералу и тот запустил в действие телефонное право. Кончилось тем, что кто то позвонил «сверху» и Сергея отпустили, а на меня стали составлять протокол (у меня не было деда генерала). А причина, как потом оказалось, была на поверхности. У одного из дружинников была идея, показать какой он активный, и он приводил в пункт всех подряд и так увеличивал, по сравнению с остальными дружинниками, количество оформленных им хулиганов. Ну, вот я и оказался типа таким хулиганом. Протокол он составлял, что я дебоширил и оказывал сопротивление.

                Узнав от Сухарева Димы о моих злоключениях, вся наша группа пришла в штаб дружинников и отбила меня. Забрали можно сказать насильно. В основном девчонки активничали, парни боялись ни за что оказаться на моём месте. В очередной раз всё обошлось лёгким испугом.
Между студенческими буднями как-то в период душевного расстройства сочинил пасмурное стихотворение.


                Прозрение.

Сегодня понял наконец,
Что я совсем один.
Не тянет никого ко мне.
Меня не тянет к ним.

Я рад отдать души кусок
Кому ни будь из них,
Но слышу за спиной смешок
И понимаю их.

Кому захочется помочь
Тому, кто сам не хочет,
Кому- то помогать когда
Ты учишь до полночи.

А он балдеет на тахте
И смотрит за окно,
А ты как белка в колесе
Забыл уж про кино.

И точно, как кошмарный сон
Летит за годом год.
Вся жизнь так глупо пролетит,
Вся от тебя уйдёт! 


               
          Это стихотворение я писал про себя, самокритично. Настраивал себя на учёбу.
Первую сессию сдал. Стипендию дали. Опять ежедневная студенческая рутина. Вот ещё одно стихотворение характеризующее моё тогдашнее состояние.
         


                Уверенность.

Я видел зори и закаты
И были встречи и разлуки.
Я слышал грома сильные раскаты
Не целовал лишь любящие руки.

Их было и немного и не мало,
Довольно симпатичные на взгляд.
Мне их как будто бы хватало,
Но не хватало любящих лишь глаз.

Я нравился и был приятен,
Со мной гуляли и шутили.
В подъездах нежно целовались
И ночь со мною проводили.

Одних, я может быть любил,
Их это сильно раздражало,
Просили, чтоб любовь забыл,
Любовь, мол, только б нам мешала.

Я с этим вовсе не согласен,
Я не хочу быть манекеном
В руках страстей и масок милых,
В руках заложенных в нас генов.

Быть может зря, но я найду,
Девчонку, что меня полюбит.
Ту, что прекрасней всех на свете,
Я знаю точно, так и будет!           (1980 год)


             В мае, катаясь на спортивном велосипеде, в один из дней травмировался. Разогнавшись под горку, пристроившись в струю, за огромным КАМАЗом, пошёл в Воскресенке на поворот. На повороте был рассыпан песок, который я за машиной, да ещё на большой скорости, не видел. Падение. Дорога уходила влево, а я продолжал на боку лететь по прямой. На боку я проехал сначала по асфальту, потом по обочине, усыпанной щебнем, дальше уже по земле. Остановился в кювете. Брюки и майка с той стороны, на которой «ехал» были стёрты, колено и локоть тоже стёрты до кости. Чёрный, грязный, в шоке, я потом десять километров тащил на себе покорёженный велосипед до дома в Новокуйбышевск. Из-за грязи в ранах, и из-за не вовремя оказанной медицинской помощи, раны заживали с трудом. 


                Вторую сессию сдавал в рубашке с длинными рукавами, несмотря на жару, скрывал повязки. Все экзамены сдал, но на предмете ТОЭ (теоретические основы электротехники) споткнулся, никак не училось и не запоминалось. На экзамен пришёл не уверенный. Преподаватель, Новиков, сразу это понял и предложил поставить нам с товарищем, Димой Сухаревым, по тройке, но с условием. Мы должны были за это поехать в строй отряд. Ну мы и согласились. 


               Нас приняли на работу лаборантами на кафедру ТОЭ. Задачу поставили такую, построить столовую в студенческом лагере «Политех», расположенном в одном из отделений колхоза «Коммунар» (по-моему, в первом отделении). По окончании нам пообещали, на пятнадцать человек выплатить двадцать пять тысяч рублей, даже договор показали подписанный ректором института. Это были не просто большие, а огромные деньги. Для сравнения, зарплата инженера в то время была сто двадцать рублей. Я позвал с нами своего товарища по старому двору Серёжу Толстоногова, того, с которым мы вместе поступали в институт. Он согласился, и мы втроём присоединились к остальным, уже набранным ребятам. В строй отряде было пять девушек и десять парней. Студенческий лагерь представлял из себя два длинных кирпичных одноэтажных барака, рядом с ними стояла незаконченная коробка бедующей столовой из шлакоблоков.  Размеры коробки столовой точно не помню, примерно 15м х 30м. Нам предстояло забетонировать все полы, отштукатурить и покрасить все стены, поставить все дверные и оконные блоки, сварить металлическую каркасную крышу и покрыть её металлическим профилем, последним штрихом - застеклить всю столовую. Закончить все работы и запустить столовую мы должны были к первому сентября. В сентябре, в подготовленный лагерь с достроенной столовой, должны были приехать двести человек студентов, в том числе и наша группа для того, чтобы жить в этом лагере и убирать, выращенный колхозниками урожай. Сейчас я понимаю, что намного интересней было бы приехать вместе со всеми. Но выбор уже был сделан.





            Работали всеми днями, без выходных, ведь у нас было всего два месяца.
Каждый день выделяли парня и две девочки на готовку еды. Это называлось дежурством по кухне. Неподалёку стояла печка, работавшая на солярке, за день мы освоили как с ней управляться. Каким-то образом эта "старушка" несколько лет кормила все двести студентов, ежегодно приезжающих в этот лагерь.
День начинался одинаково. Подъём в шесть. Пробежка километра три. Душ. Вода была немного теплая (если полностью не остыла с вечера). Дежурный по кухне парень, ходил на ферму и приносил эмалированное ведро парного молока, свежего мяса, масло сливочное, подсолнечное и другие продукты, которые нам давали в колхозе. Разжигал печку и будил весь отряд. На кухне готовили или разогревали с вечера приготовленный завтрак. Все завтракали и начиналась ежедневная трудовая битва. Дежурные по кухне весь день готовили, но это было для каждого типа выходного от работы.


               Бетономешалку мы назвали «Лариской». Сутками мешали и заливали бетон. Полы, отмостка, здание огромное, площади большие. Опять мешали раствор и штукатурили стены и откосы. Потом последовательно делали все остальные работы. Строителями никто из нас не работал и было очень трудно, но молодость победит любые трудности. Всё время возникала аналогия с произведением Островского «Как закалялась сталь». Мы были первой сменой, а после нас приедет вторая смена – наши товарищи одногрупники. За прорабов у нас были два преподавателя с кафедры. Работе мешали боли в постоянно "мокнущих" травмированных коленке и локте.


                В один жаркий день, температура была далеко за тридцать. С напарником носили носилками бетон. Нам прислали дополнительного специалиста, сварщика, который нарезал на земле швеллеры для каркаса крыши, потом на месте сваривал каркасы для застекляемых стен и крыши. Мы, мимо его рабочего места бегали с носилками, наполненными бетоном и с пустыми обратно. Случайно посмотрев в сторону сварщика, в какой-то момент, увидел, что он лежит на металлических швеллерах на спине и бьётся в судорогах. Первая мысль у была, что он попал под напряжение. Бросив носилки, подбежал к рубильнику и отключил напряжение. Но судороги не прекращались, он продолжал биться головой и телом о металл, изо рта шла пена и мужчина был фиолетово-синим. Наступило оцепенение. Почему он ещё под напряжением? Не зная, как был подключен к сети его сварочный аппарат, я искал вторую цепь, которую надо обесточить. Пока бегал к рубильнику, напарник позвал остальных. Все стояли рядом и боялись подойти, чтобы тоже не попасть под напряжение. Смущал кабель, который обмотался вокруг тела сварщика.  И тут меня осенило, ведь я уже сталкивался с такими случаями. Это было похоже на эпилепсию. На всякий случай, отбросив, сухим черенком от лопаты, кабель подальше от пострадавшего. Поймал его голову, положил себе на колени и стал её крепко держать обеими руками. Жалко, что догадались мы не сразу, сварщик успел наделать себе ушибов. Нам повезло, мы сумели разжать ему зубы и вставили ему попавшую под руки небольшую ветку. Изо рта сочилась кровь, мужчина успел прикусить себе язык. Все вместе мы отнесли его со швеллеров, положив на землю. Минуты через две приступ пошёл на убыль. Сварщик побледнел и стал, из синего, белым, как полотно. После того, как мы ему на голову положили, смоченную водой рубашку, открыл глаза. Как все, у кого был приступ, он ничего не помнил.   Мы помогли ему добраться до кровати и уложили его, а сами пошли продолжать строительную битву. 


          Единственной отдушиной от трудовых будней были вечера. Каждый день мы сидели с гитарой у костра и пели часов до двенадцати. Потом все по очереди разбредались спать.  У костра оставались только одна парочка. Молодость! Мне нравилась одна девушка из стройотряда. Она училась на курс старше. Симпатия была взаимной. Но из-за ежедневных вечерних посиделок мы были постоянно не выспавшиеся, ведь ещё часа два не спали, а подъём для всех был в одно и тоже время.


             Примерно через месяц мне дали отпуск, съездить домой «на побывку». В пятницу отпустили, а в понедельник, я уже должен был быть на работе. Соскучился по родителям и, без предупреждения, на маршрутном автобусе поехал домой. Приехал в Новокуйбышевск, поздно вечером, а родителей нет. Они ночевали на даче. Рано утром на втором (первый - спортивный после падения так и не восстановил), дорожном велосипеде, поехал на дачу. Два дня «вкалывал» на даче. Полол, капал, таскал, сгребал, в общем лежать и отдыхать не позволила сыновья совесть. Вечером в воскресенье стартанул домой. Отъехав километра полтора от дачи по грунтовке, на крутом спуске, развил большую скорость. Дорога шла параллельно железной дороге, над озером. Вдруг срезается передней вилкой ось колеса. Резкий шок и я, перевернувшись раз десять оказываюсь в воде на дне оврага. Минуту в шоке я просто кричал. Когда шок прошёл, пришла боль.  Болело всё тело, но ничего не было сломано. Поднявшись вверх на дорогу со дна оврага, нашёл остатки велосипеда. Переднее колесо было страшной восьмёркой и лежало метрах в пяти от велосипеда. Передняя вилка вся изуродована, потому, что воткнулась в дорогу. Пешком оттащил искорёженный велосипед на дачу. Отмылся от грязи и пыли. Опять были содраны колено и локоть, которые ещё до конца не успели зажить от предыдущего падения. Велосипед спрятал в кустах малины и пешком отправился на автобус. В двух автобусах выпрашивал довезти меня без оплаты. И меня довезли, вид у меня видно был действительно жалкий - грязный, перевязанный, изодранный, в порванной одежде. Когда вернулся «побитый» в строй отряд, сказали, что лучше бы меня не отпускали.

       В то лето 1980 года была Московская олимпиада.
       Умерли Джо Дассен и Владимир Высоцкий. Мы бурно переживали все эти события. Пели у костра их песни.
        Несмотря на огромный фронт работы, конец нашей трудовой эпопеи близился. За неделю до первого сентября привезли оборудование столовой. Сделали разводку электропроводки, воды, сантехники. Подключили электрооборудование. Мы сломали здание старой летней столовой, в котором была установлена печка, работавшая на солярке и кормившая нас два месяца. К концу двух месяцев мы были окончательно вымотаны и обессилены. Про таких говорят – еле ноги таскают.


         За день до отъезда, в лагерь приехали человек двадцать ребят с рабочего факультета. Прибыли они для расконсервирования лагеря после зимы. Полные сил, они сразу влились в трудовой процесс. В последний день мы работали часов до одиннадцати ночи. Завтра должен был приехать за нами автобус, и отвезти домой.  Вечером знакомились с рабфаковцами. С одним из них – Александром Майоровым, с той мимолётной встречи, мы проработали всю жизнь на нашем предприятии.


            На вновь подключенном электрическом оборудовании (на плитах) ужин у девушек не получился, всё сгорело. Мы были голодные, уставшие, но отметить последний вечер надо было. Первую победно-прощальную алюминиевую кружку с водкой я смутно помню. Остальную часть вечера после этой дозы – не могу вспомнить вообще.


           Проснулся первым, часов в семь утра. Как оказалось прошедшего дня я не помнил полностью (только лет через пять я вспомнил утро и часть раннего вечера, предыдущего дня). Вторым проснулся Дима Сухарев, он как Бурков в фильме – никогда не пьянеет. Он мне и рассказал, что, выпив первую дозу, я вышел на улицу, там со мной простилась девушка, с которой я общался весь стройотряд. Сказала, что в Чапаевске у неё есть парень и наши отношения с сегодняшнего дня закончены. Наверное, это меня расстроило и я, придя с улицы, завалился спать. Остальные продолжали пить ещё и ещё. Всё что было после этого даже Дима помнит смутно. Все, как он говорит, просто слетели с катушек, подрались. Мне, спящему, досталось больше всех, колотили меня лежащего на кровати, а я мирно во сне посапывал. Дима меня как мог отстаивал и потом пол ночи караулил, чтобы «битва» не повторилась. Потом все уснули по очереди, где попало. Последняя попойка на голодный желудок немного подпортила впечатление всем членам стройотряда.


          Автобус приехал за нами в девять часов, как и договаривались, но подняться все не смогли. Вместо девяти, тронулись в десять. Раз пять по пути водитель останавливался, выпуская всю команду «отдышаться». Все с похмелья были зелёные. Дома, родителям, сказал, что в последний день упал с крыши и немного ушибся.   
В очередной раз как-то всё обошлось, но опять сказал себе - надо меньше пить и контролировать ситуацию. Всё, начну правильную жизнь со второго курса!

         Когда мы пришли после строй отряда на кафедру нам, каждому, как лаборантам, выплатили по 76 рублей в месяц, за два месяца. На вопрос о выплате денег по договору, нам сказали, что мы что-то не поняли. Да и деньги по этому договору уже получили преподаватели (может те которые нас контролировали, а может с нашей кафедры, в общем афера, выполненная преподавателями высшего ранга института, в которой нас, пятнадцать студентов, использовали как рабов.

 
         У ряда преподавателей через некоторое время появились новые машины (может совпадение).
         Настроение моё после этого случая можно выразить моим стихотворением:


                Жизнь.


Устроена так жизнь, ещё мы дети,
Но попадаем в тонкие ходы,
Подстроенные опытным партнёром,
А проиграешь, так обидно – хоть кричи!

Но нам кричать нельзя, ещё мы дети,
Должны мы повзрослеть и возмужать.
(Советуют нам старшие друзья.)
О ужас! На моих глазах идут друзья туда –
                Откуда не вернуться никогда!

Идут и говорят: «Теперь и мы не дети».
И смотрят на тебя и говорят:
«Какой же ты ещё ребёнок.
Ну, прекрати шалить ты
                и смеяться – как козлёнок». 

Обидно мне, но ни за то,
Что там они уже – за той чертой.
Обидно мне, что я один стою по эту сторону.               
Они ж идут туда: за ним она, за ней другой.

Кричать хочу им, что они
Похожи на дурацкую машину,
Неумолимо приводящую к концу…
Я им кричу - они меня не слышат.
Я плачу, я кричу, туда идти за ними не хочу!

Но одному нельзя. Один погибнешь.
И говорю я сам себе: «Иди ты тоже прыгнешь».
Подходишь ты к   черте и думаешь:
«Что там, в огромной глубине»?

И вдруг решаешь подождать,
Ещё немного оттянуть тот срок,
Который нам природой уготовлен
И про который ты не хочешь знать,
Который ты не хочешь признавать.

Но тут друзья увидев это –
Решают, что если я не перейду,
То сделаю большую глупость и подойдя ко мне,
Толкают в ту дыру, откуда я назад уж не приду.

И побежала жизнь, как будто, так и надо,
Но только иногда, какой-нибудь усатенький парнишка
Толкнёт тебя тихонько и уйдёт
И пробормочешь ты: «Ребёнок, идиот».

Устроена так жизнь, ещё мы дети,
Но попадаем в тонкие ходы
Подстроенные опытным партнёром,
А проиграешь, так обидно – хоть кричи! 

 
               А девушка Таня, с которой мы общались в строй отряде, на следующий год летом трагически погибла. Пропала после танцев на сельхоз работах и была найдена через несколько дней, мёртвой и зверски изувеченной. Я об этом узнал случайно, через полгода, от ребят стройотрядовцев со старшего курса и был шокирован. Частичка меня умерла вместе с ней.


          Я с теплотой вспоминаю всех ребят из стройотряда. Девушки были все замечательные. Ребята, добродушные, интеллигентные. Из старшекурсников выделялся Мухаметшин Виль Сабирович, с которым потом судьба изредка устраивала мимолётные встречи, связанные с профессиональной деятельностью, с энергетикой (сейчас он является руководителем одной из энергетических организаций).

           Юра Бирюков женился на моей одногрупнице Любови Савицкой. Серёжа Толстоногов и Дима Сухарев, мои товарищи, всю жизнь работают по основной профессии – энергетиками. Лёша Стародубцев, работал со мной на одном предприятии, но потом его сразила неизлечимая болезнь и через несколько лет его не стало.
Всех остальных по именам не перечисляю, но знайте, вы, все четырнадцать, в моём сердце! 


          (Продолжение следует)