***

Когда я Призраком, прощаясь, уходил,
Она не бросилась на шею мне, как Бэла.
Конечно... Виноват... И предал... И убил...
И солнце поздно вновь узрел среди углей я.

Что проку в том, что после вышибал я стены,
Плечами и ногой сбивал замки,
Выстраивал слова, слова на сцене, -
Мильоны будут их, а мы - одни.

А случай, усмехаясь, снова вихри вил
И, хитрый, мне шептал на ухо сладко:
"Восстань, воскреснет всё, что ты убил,
Иди же к ней, иди же без оглядки".

Но разве днём возможно млечность воскресить?!
Уже углём покрыты чьи-то груди...
Напрасно я пытался ветром в поле выть:
Не осветились ею люди и орудья.

Внезапно дал надежду долгий разговор,
И электричество меж рук могло явиться...
"Зачем надеялся? Надежда - это вздор", -
Погасит искру тот, кто хуже, чем убийца.

Не сбросит, всё поймёт лишь верный Карагёз,
Над пропастью со мной летевший, над обрывом.
Ему я, отпустив поводья, выбраться помог -
В овраге я лежу, пусть думает она - в могиле.

Найти меня и, фыркая, разбить ногой "покой"
Ей не по силам; дал себе я слово
Не злиться. Да, теперь приму такой
В мифическом романе облик новый.

Недолго мне лежать на мокром, хладном дне.
Стучит копытом конь. Пора определиться:
Зерно я разбросал, чтоб всходы дать вполне,
Или за перья я хотел поймать жар-птицу?

Ну что ж, перо вовсю пошло плясать.
Но не луна внесла в ней перемену.
Придётся мне когда-нибудь признать:
Её рукой водила Мельпомена...

Во всём неуловима... А ведь мог поймать
Её я слёзы, но не встал я с места.
Известно, что хотел её обнять...
Остановила дурь меня, известно.

Или не дурь, а небу так угодно было...
О жизнь, всегда ты требуешь смотреть на вещи шире!..
Один вопрос к тебе, хоть ты и не просила:
Как выглядел бы ангел в современном мире?