ПУТЬ. Глава 12. Наши дни, окончание

– Ну, хорошо, – решился он, наконец, – давай обсудим. Только вот, как с Лехой быть?
– Послушай, – наемник на удивление хорошо и грамотно говорил по-русски, и в построении логических цепочек ему было не отказать, только вот, фразы выстраивал несколько медленно и слишком правильно; видно, что это было для него непривычное занятие, – в твоего друга стрелял не я…
Дима было вскинулся, но временный водитель остановил его нетерпеливым взмахом руки, с все еще зажатой между пальцами сигаретой.
– Так? – Спросил он.
– Так. – Кивнул Дмитрий.
– А вот моего напарника убил ты. Так?
– Так.
– Но ведь я не говорю: «А как с Казаком быть?» Хотя претензий у меня к тебе должно быть больше, чем наоборот.
– Ты забываешь, что мы защищались, и – ты сам сказал – Казак твой напарник, а Леха мне друг.
– Именно поэтому, – кивнул бандит-философ, – я и предлагаю уровнять потери. Представь: Казак лежит в морге с разрезанной по гениталии грудиной и животом, а твой… э-э… Алексей – в постели на чистом белье. А с тех пор, как я еду с тобой в одной машине и мирно беседую, ему ничего не угрожает. Так?
Веленов вынужден был согласиться.
Машина плавно сбросила ход, и вскоре остановилась совсем.
– Приехали, – сказал Албанец, – если у тебя с мозгами все в порядке – ты сейчас выйдешь, и проследуешь за мной. А договорим в спокойной обстановке уютной квартирки. Идешь?
Вместо ответа Дмитрий открыл дверцу, и выбрался наружу.
– Придется немного пройти пешком, – пояснил наемник, тоже выходя из салона; в руках он держал небольшой кожаный дипломат, – я никогда не ставлю машину возле места, где собираюсь оставаться какое-то более или менее длительное время.
Он на секунду задумался, взвешивая то, что собирался сказать, но тут же отбросил сомнения, решившись:
– Только, после того, как я раскрою его, у тебя не будет выбора.
Видя, что Дима колеблется, Албанец сказал:
– Делай, как знаешь, а я пошел. Только… Изменяй, что можешь изменить, принимай, что не можешь, и понимай разницу – так, кажется, у вас говорят.
Они пошли вместе.
Прямо скажем, квартиру уютной даже с натяжкой назвать было нельзя. Впрочем, все необходимое имелось: диван (сбоку горкой лежали подушки и постельное белье), стол, пара стульев, в углу собранная раскладушка; даже компьютер, стоящий прямо на полу, с подключенным ксероксом «Canon». На кухне – пенал с посудой, холодильник, газовая плита и электрический чайник; опять же – небольшой складной столик и две табуретки. Имелась и вторая комната, но она была закрыта.
– Располагайся, – кивнул Албанец, – включи чайник, и пошарь в холодильнике – есть хочется.
Дмитрий хмыкнул, но на кухню прошел.
Наемник скрылся за дверьми второй комнаты. Через минуту он появился оттуда, но уже без чемоданчика. Сзади за брючным ремнем снова появился пистолет – попроще, чем тот, что он полтора часа назад сунул в руки Веленова, но не менее мощный – тульский Токарева, в простонародье ТТ, с начальной скоростью полета пули 420 метров в секунду. Албанец настолько привык к оружию, что без него чувствовал себя, как без какой-нибудь части тела – руки там, или ноги, а может и чего более важного. Теперь он снова чувствовал полноценным человеком.
– Там на верхней полке немного водки осталось, – сказал он, усаживаясь на табуретку.
– Я тебе не официант, сам доставай, – огрызнулся Дмитрий.
Собрали импровизированный столик, даже яичницу с колбасой и помидорами поджарили. Перенесли закуски, кофе, полбутылки «Русского стандарта» в комнату.
Наскоро утолили первый голод, выпили по паре рюмок. Надо было продолжать разговор.
– Итак, мы остановились на том, – перехватил инициативу Веленов, – что нужны друг другу.
Наемник кивнул и откинулся на спинку дивана.
– То есть, в обмен на камни, ты пишешь признательные показания по убийству мента в больнице, прикладываешь к письму какие-то железобетонные доказательства, и навсегда исчезаешь из нашей с Лехой жизни?
– Абсолютно верно.
– А где гарантии, что ты попросту не убьешь меня?
– А зачем? Это только лишний риск попасться в руки полиции. Ты достанешь янтарь, и он все время будет при тебе; потом проводишь меня в аэропорт, где мы обменяем камни на подтверждение твоей невиновности, и я улечу к заказчику. Ну, подумай сам: с момента, как реликвия окажется у нас в руках, мы все время будем на людях. Не могу же я так запросто пристрелить тебя при всех?
– Но можешь сделать это в машине.
– Поехали на такси, – наемник пожал плечами, – можно и в общественном транспорте.
Дима задумался.
– Даже если я с тобой соглашусь, остается одно препятствие, которое никак не обойти.
– Какое?
– Я не знаю кода ячейки. А Леха в сознание не приходит, да и как к нему теперь сунешься, когда ты там так наследил!
– Не я – ты, – усмехнулся Албанец, – пока ты. Вспоминай код, и это буду я.
– А почему просто не пойти к… не знаю, как правильно должность называется… пусть начальнику камер хранения, и не сказать, что забыли код. Они без вопросов должны открыть.
– День назад ты мог это сделать, но боялся меня. Я не мог, так как даже ячейки не знал. А сегодня никто из нас не может.
– Почему?
– Да, потому что наши рожи красуются в каждом отделении полиции, и если менты не полные идиоты, то они обнаружат связь между нами. А полицейский, который во всей красе рассмотрел нас на вокзале, наверняка поспособствует этому. Тогда у камер хранения будет засада. Конечно, есть некоторый шанс, что всего этого не случится, что менты лопухнуться, но здесь лучше не рисковать.
Албанец потер подбородок.
– Но код нужен все равно, – сказал он, – и думаю, что смогу тебе помочь.
– Чем помочь? – Не понял Веленов.
– Вспомнить его.
– Это как же? Я не могу вспомнить то, чего никогда не знал.
– Да нас учили этому в Палестинском лагере. – Наемник с силой потер ладони друг о друга. – Садись на стул, пройдем небольшое тестирование, сеанс воспоминаний, так сказать.
Дмитрий поднялся с дивана, опустился на жесткое сиденье. Албанец подошел сзади. Веленов непроизвольно сел вполоборота, чтобы хоть как-то отслеживать действия врага.
– Перестань, – поморщился наемник, поняв маневр мужчины, и за плечи развернул его спиной к себе, – еще не пришло время убивать друг друга. Расслабься.
Некоторое время Албанец мял плечи нового напарника, потом перешел на шею, затем выше – затылок, виски. Веленов реально расслабился, да что там расслабился – чуть не уснул.
– Вспомни, – Дима вздрогнул, услышав резкий с повелительными интонациями голос, – пришел твой друг, он сказал, что положил янтарь в камеру хранения.
– Да, – ответил тестируемый.
– А что еще он сказал?
– Сказал, что камни в старых камерах хранения, номер ячейки… Хотел назвать код, но я остановил, Мюллера процитировал: «Что знают двое, знает и свинья».
– И все?
– Н-нет… Не все. Леха еще сказал: «Запомни хотя бы, что это твой памятный день».
– И что это за дата?
– Понятие не имею.
– Может быть, твой день рождения? Или чьей-то смерти? Обычно памятным является событие близкое к одной из этих границ.
Албанец продолжал массажировать Диме виски и затылок. Но тот молчал.
– Ладно, – наемник действовал неторопливо, без нетерпения, – когда добирались до вокзала, о чем беседовали? Незадолго до парковки?
Дмитрий напряг память, сосредоточился и... действительно вспомнил!
– Я ему предлагал помечтать о том, сколько денег у нас будет, когда реализуем найденный клад, что можно будет уехать и поселиться, кажется, на каком-то морском берегу. Что камни предназначались Иисусу, но не попали к нему, и про то, сколько можно выручить за сокрытые многие сотни лет от всех сокровища. Что это беспроигрышный вариант.
– И-и?
– И все. Он ответил, что вариант провальный, и счастье на деньги не купишь.
– Какая свежая мысль, – съязвил Албанец, которому пока было не за что зацепиться.
Однако сеанс продолжался.
– Значит, про дары Иисусу говорили?
Кивок в знак согласия.
– Не верти головой, словами отвечай. Стало быть о Боге… А какие еще разговоры о нем вели?
– Про икону я говорил, что на комоде у меня стоит. Спасителя… Что просить его иногда приходится, а потом благодарить, за то, что разрешил исполнить то или это.
– Ты что, верующий? – Албанец на секунду даже перестал тереть виски Дмитрия.
– Во! – Ответил тот, – и про это тоже. Я сказал, что это вопрос дискуссионный, и, что сидящий на небе старик с нимбом на голове, – это полная ерунда. Но во что-то такое – этакое хочется поверить.
– А в связи с чем такая тема поднялась?
– Да ни с чем! Бог даст, Бог не даст. Веришь – не веришь… Я сказал, что после второй чеченской войны, пожалуй, что верю. Я ж тогда в плен попал, головы мог лишился, в буквальном смысле кстати, вот и…
Бам! Догадка, как молния пронзила мозг Димы.
– Ага! Поймал? – Почувствовал Албанец.
– Тихо, тихо…
В голове всплыли сказанные им три дня назад слова: «…шестого февраля во вторую чеченскую компанию... Чуть башку не отрезали. Но я тогда хорошо сработал, двоих завалил и с простреленной ногой на карачках ушел. Как заново родился, никогда не забуду этого, занозой в памяти застряло…» Вот оно – шестое февраля. Самый памятный день! 0602! Код двадцать первой ячейки!  И тут замелькали перед мысленным взором бородатые скалящиеся физиономии, горные ущелья, заросшие «зеленкой»; разорванные на куски тела врагов и товарищей, страшные в полтора человеческих роста газыри…
– Э-эй! – Его трясли за плечо, – что, глубина мысли не позволяет всплыть на поверхность?
Реально, погрузился в какую-то пучину кошмарных воспоминаний.
Дмитрий встал.
– Ну? – Наемник смотрел заинтересованно.
– С высокой долей вероятности, код я знаю. – Ответил кладоискатель, – только вот, если там, возможно, нас поджидают, то как мы сможем забрать янтарь?
– Да-а, – задумчиво протянул Албанец, – нужен кто-то третий, кого там явно ждать не будут. Камни лежат на вокзале три дня?
Веленов кивнул.
– Кажется так, – не очень уверенно сказал он, – столько всего произошло, я как-то потерялся во времени.
– Через день ячейку должны вскрыть, а ее содержимое отправить в некую общую камеру хранения. Оттуда уже только по запросу вещи забрать можно. До этого точно доводить не стоит.
Наемник побарабанил пальцами по столешнице, посмотрел на часы.
– Сейчас уже поздновато, – сказал наконец, – а завтра надо поехать глянуть, что там на вокзале делается. Может, и нет там никакой засады, тогда вообще все просто.
– Нет, не просто! – Твердо возразил Веленов.
Албанец вопросительно посмотрел на него.
– Пока я не получу признательного письма, обеспечивающего мое алиби в убийстве полицейского, и обещанных вещественных доказательств, я и с места не сдвинусь.
Бандит пожал плечами, встал, прошел в закрытую комнату. Вернулся он с чистым форматным листом и авторучкой. Убрал со стола остатки ужина, сел и принялся писать. Через десять минут протянул исписанный лист Дмитрию.
– Ты по-английски понимаешь? – Спросил.
– Разберусь, – буркнул Дима, углубляясь в чтение.
Пока Веленов читал, Албанец включил компьютер, достал документы и «откатал» на ксероксе вторую и третью страницы паспорта.
Да, это были сжато, но абсолютно понятно написанные признательные показания в том, что он Гамидов Рашид Гулиевич, в такое-то время такого-то числа застрелил полицейского из пистолета марки «CZ-75 SP-01». Никаких дополнительных разъяснений наемник не давал. На одной стороне листа текст был написан по-русски, на другой – дословный английский перевод.
– Ты такой же Гамидов, как я папа Римский, – Веленов не казался довольным.
– Ничего другого я тебе предложить не могу, – ответил Албанец, кладя поверх одного листа другой – ксерокс паспорта.
Дмитрий внимательно рассмотрел изображение. На нем действительно была вполне себе узнаваемая фотография наемника, справа от которой значилось вышеупомянутое имя, отчество и фамилия.
– Но этого недостаточно, – Веленов сложил бумаги и засунул их во внутренний карман.
– Я помог тебе найти код, – спокойно ответил Албанец, – я написал то, что ты от меня требовал; ты же пока не сделал ничего. Остальное получишь, когда камни будут у нас. По-моему, это честно.
– Когда они будут у нас, ты просто пристрелишь меня, или сломаешь шею, или задушишь… Что там у тебя в ходу?
Албанец достал пистолет и навел его на голову Дмитрия.
– Ты предпочитаешь, чтобы я сделал это сейчас?
– Стало быть, пришло время? – Дима не выглядел испуганным, просто ему очень не хотелось умирать, – а как же код?
– Я пойду по пути наименьшего сопротивления, хотя и понесу при этом материальные потери.
– Что же это за путь?
– Взорву камеры хранения – полное уничтожение реликвии предусмотрено договором. Взрывчатка в соседней комнате, и поверь – ее хватит, чтобы снести весь вокзал.
Это было сказано абсолютно бесцветным голосом, и Дима отчетливо понял – взорвет! И неважно, сколько при этом погибнет людей: у него контракт, и он должен его выполнить.
Хоть выбор был очевиден, Веленов молчал.
– Я отдаю должное твоей смелости, – сказал Гамидов, – но глупости здесь, по-моему, больше.
Его указательный палец, лежащий на курке, напрягся.
«Смелость – это когда только ты знаешь, как тебе страшно, – подумал Дмитрий».
– А ничего, что счас как из пушки грохнет, – он инстинктивно отгородился растопыренной пятерней.
– А так? – Албанец взял подушку с дивана, и уткнул в нее ствол пистолета.
– Постой, постой! – Торопливо проговорил Веленов, – дашь мне слово, что когда янтарь будет у нас, ты не убьешь меня?
– Конечно, дам.
– Тем более что тебя это ни к чему не обязывает, – усмехнулся Дмитрий.
– Опять?!
– Все! Договорились, – Дмитрий протянул руку.
Наемник опустил пистолет и пожал потную ладонь кладоискателя.
Оба провели довольно тревожную ночь: для Димы все пережитое было, что называется, слишком – он долго ворочался с боку на бок и не мог сомкнуть глаз, и лишь под утро забылся тревожным сном; Гамидов ни о чем не переживал, но опасался, что его новый напарник выкинет что-нибудь непредсказуемое, а потому долго сидел за компьютером, просматривая новостную ленту, а когда, наконец, улегся, тоже спал плохо.
А на утро оба совершенно спокойно вышли из подъезда типового девятиэтажного дома 504-й серии на юго-западе города, пересекли небольшой дворик и подошли к неприметной «деу нексиа». Албанец достал пачку сигарет. Было десять часов утра.