Таракан

К циклу рассказов “Легенды МВИМУ”.

“13 октября 2024 года в городе Киеве ушёл из жизни замечательный Человек, легенда Мурманского высшего инженерного морского училища имени Ленинского комсомола — капитан I ранга в отставке, Бойко Владимир Васильевич”, — можно прочитать в интернете.
В год, когда мы поступили в мореходку, он имел одну звезду на погонах и был командиром пятикурсников электромеханического факультета. В нашей среде перваков бытовало мнение о нём, как о самом ошпаренном ревнителе уставов. Ещё бы: “Если Таракан на дежурстве, то туши свет и сливай воду!” — учили нас старшие. Вследствие усов ли, или особого таланта залезать в каждую щель бытия курсантов, его прозвище без лукавства отражало натуру строевика. А речь Владимира Васильевича, полная военно-морских афоризмов, восторгала всякого курсанта, имевшего счастье общения с ним, и замечу, что этого счастья избежать не удавалось никому ввиду неуёмной энергии офицера.

Было бы уместно привести примеры жизненных ситуаций с реальными диалогами героев, которые с ходу так и не вспомнишь. Вот, для начала, ряд извлечений из лексикона Таракана.
«Не глухой, сам вижу!»
«Эй вы трое, оба ко мне!»
«Курсант должен выходить на работы с лопатой в кармане!»
«На зарядке тельняшки распахнуть настежь!»
«На стене кубрика допустимо повесить изображение натюрморта, но в рамочке!»
«Без свежей подшивки уставной галстук — это мошонка на вашей шее!»
«Отставить глупую позу лица!»
«Бросьте ваши улыбочки, я всё слышу!»
«Курсант без головного убора, что корова без крыльев!»
«Вы в строю или кто, вы курсант или где?»

Был такой случай. Работали за общагой, на внешнем объекте. Мели асфальт, на залив любовались. Здесь же уже которую неделю лежали принадлежности, оставленные сантехниками: стол-трубогиб, газовые баллоны со шлангами, ацетиленовый генератор и, конечно, бочонок с карбидом. Как же мы раньше карбид не заметили? А погода отличная, но тоска… А раз карбид, значит нужна лужа! Но сухо. Надо же, в Мурманске и без дождя? Пришлось открыть чугунный люк канализации. И пошёл, пошёл карбид, сначала по кусочку, потом все остатки из бочонка высыпали в колодец. Любовались, как канализационная вода разлагает кальций-це-два на гидроксид и алкин це-два-аш-два. Бычки кидали, ацетилен вспыхивал, полыхал ярко и дымно. Но веселье скоротечно, и снова тоска. И мести асфальт…
— Тащите автоген, пацаны!
Этот баллон с закрутками, с манометром, с кранами казался опасной штукой. Потому и скинули мы его в колодец, авось взорвётся. А затем, обступив вкруг, зырили внутрь, надеясь и опасаясь. Небось Таракан из окна наблюдал за нами. И вот примчался, как флагман под парами.
— Товарищи курсанты, я вас что, сплю здесь или там? — чувство возмущения офицера изливалось чередой вопросов. — Что вы столпились как стадо ежей? Люк открыт зачем? Я вас не спрашиваю, что вы делаете, я спрашиваю, что здесь происходит? — всё в этом роде.
Надвинули мы чугунную крышку на люк. А Таракан напутствовал нашу дальнейшую работу:
— И лучше, лучше голячьте асфальт! Вы что дальтоники, окурков не видите?
Надежду на ржач, но и опасение сулила всякая встреча с Тараканом. Касаемо описанного сюжета, замечу, — тоска испарилась: “Разве ежи стадные животные?” — потешались мы частностям. А автоген так и не взорвался. Может он по сей день в канализации Системы ждёт своей временной отметки ноль?

Или эта история с тумбочкой, переходящая из уст в уста и, как говорится, ставшая притчей во языцех. Проверка курсантских тумбочек – это, можно сказать, рутина ротной жизни.
— Ручка на дверце тумбочки должна Что? — вопрос Таракана по-первой вызывал недоумение курсанта.
— Быыыть! — торжествующе восклицал Таракан. И тут же задавал контрольный вопрос:
— У тумбочки должна быть Что?
— Ручка, — отвечал курсант.
— Не правильно! Бирка с фамилией! Изучайте Устав училища! — сокрушительная логика офицера казалась убедительной.
И очередной осмотр тумбочек проходил в этой самой традиции. Но у нас была лишняя тумбочка, та что зашкерочка со сломанной, вечно падающей дверцей. Её заколотили гвоздями наспех, чтоб не вываливалась, и доступ во внутрь теперь был через заднюю стенку. Но Таракан этого не знал и поначалу завис усами в сложной ситуации. Упирался изо всех сил, тужась её открыть. Видимо профессиональная его чуйка подсказывала, раз так законопатили, значит там точно что-то запретное. В конце концов дверца отделилась от корпуса, капитан 3-го ранга застыл с этой дверцей в руках. Внутри тумбочки стояла гиря. Естественно гиря! Чем же ещё мы могли порадовать дежурного офицера!
— Корпулентный кусок железа?! — Таракан будто бы даже обрадовался, узрев его, и с энтузиазмом потом пояснял, где и как должен храниться спортивный инвентарь.

А в марте 84-го, когда судоводы на свой выпуск выставляли традиционное Пиво всем, Таракан устраивал построения в своей роте через каждые полчаса. Построятся, проведут перекличку, через полчаса опять… Это чтоб его пятаки не сбились с пути праведного.
Так Таракан служил, заступал дежурным по училищу. Слишком часто заступал, так казалось по крайней мере нам курсантам. Потому что каждое своё дежурство он устраивал то облавы на самовольщиков, то алкорейды по ротам. Его экспедиции отличались результативностью. И когда наш протагонист отправился в команде Пимошенко в Калининград, Система выдохнула. В КВИМУ Пимошенко стал ректором, а Бойко возглавил ОРСО, стал там закручивать гайки и приводить в канву уже тех курсантов.

После окончания училища, работая в море с калининградцами, с интересом узнавал от них о подвигах Таракана. Весьма лестно было узнать, что Таракан ставил нас мурманчан в пример и при всяком удобном случае грозился, что непременно возвысит дисциплину в КВИМУ до уровня МВИМУ. Те интересовались, что, на самом деле мы такие организованные. Я не без гордости подтверждал, решительно и всенепременно!
Чёрт подери, признавался в беседе выпускник калининградской мореходки, я смеялся до упаду, услышав, как Таракан пересчитывал строй. Отсчитав по фронту восемь и в глубину шесть человек, он поинтересовался, сколько будет, если эти два числа перемножить. Из строя, не моргнув глазом, отвечали: “Восемьдесят шесть!” — “Кто сказал?” — “Ленин!” — “Курсант Ленин, выйти из строя!” Никто не выходил, а Таракан спокойно повторял и заносил в блокнот: “Так, запишем — восемьдесят шесть…” И никакой реакции на гогочащих курсантов.
“Наблюдая, я только через год заподозрил, что он прикалывается. По случаю оказался у него дома и понял. Он потряс меня — умный, правильный человек, знающий офицер и прекрасный семьянин. С той поры я ясно видел, с какой иронией он носил свою «тараканью» маску”, — подытожил калининградец.

Возвращаясь к началу, к некрологу. Вот, что далее пишет бывший курсант его роты:
“...Наш «Таракан». Человек, заслуги и личный вклад которого, в каждого из нас мы смогли оценить только годы спустя. Слава Богу, что свою признательность и запоздалую любовь мы смогли высказать Владимиру Васильевичу ещё при жизни — в 2014 году, когда он приезжал в Мурманск на 30-летие выпуска «электриков» 1979 года поступления.
Дорогой наш Человек, мы будем помнить тебя ВСЕГДА и с гордостью рассказывать внукам, что имели удачу и честь годы нашего взросления и становления проходить под твоим командованием и отеческим надзором!
Спасибо, дорогой Владимир Васильевич! Светлая и благодарная память Человеку и Офицеру!”

Ни убавить, ни прибавить, а только присоединиться к словам курсантов, учившихся в МВИМУ раньше нас.

11.02.2025