Дневник. Апрель 1979. Госэкзамены

6.04.1979 Пятница.

Настроение хреновое. Так хочу спать! Каждый вечер хочу спать. А надо сидеть
ночами, как-то себя настроить. Так хочется подготовиться, а дни летят.
Дневничок мой, неужели я лентяй из лентяев? Во ВСХИЗО вообще не
занимается народ. Кто в кино ходит, кто пьёт беспробудно, кто ночами корпит
над дипломными, ну а кто развлекается со своими симпатиями - не без этого,
конечно. Я сначала хотела позаниматься с ними, но не получилось.

Да и с Германом что-то случилось. Встретил меня как тогда, в дни нашей
"любви". Закрыл дверь. Я слабо возразила.
- Мне надо с тобой поговорить, - сказал он, - Почему ты ко мне не приехала, я
так давно здесь живу, долго жил один. Я ждал, что ты напишешь.
- Я не думала, что ты этого ждёшь...

Настроен он был очень агрессивно. А я совсем наоборот. Я готова была
поддерживать с ним дружеские отношения, но не более. Он уже силой начал
склонять меня к любви, вернее, к постели. Смешно. У меня такое
предэкзаменационное настроение, - ни до чего.
- Долго ты меня мучить будешь? Ну что ты  там прячешь всё?
- Ну Гера, я по делу к тебе пришла.
Он мне показался другим, может, просто настроение было хорошее.
И шутил, вёл себя свободнее, не боялся стуков, отвечал: "Придите позже" или
"Меня нет". Что мне было делать?
Его член только и знал, что поднимался. Сам вроде бы такой щупленький, а член
у него самый подходящий для женщины. О, мне только об этом судить.
"У тебя всё срослось там", - сказал он. Ох, как мне надоело. Все эти махинации.
Любви нет, надо кого-то жалеть всё время. Только меня никто не жалеет.
Ну почему я должна его ласкать, если мне этого совсем не хочется?
- Гера, мне больно, пусти меня, а?
- Целку надо ломать, конечно, в спокойной обстановке. Здесь комендант может
прийти.
Ах, коменданта всё же боится.

После того, что я где-то вычитала, что забеременеть можно и не только тогда,
когда кончают во влагалище, а даже где-то рядом, ибо сперматозоиды сами
найдут дорогу, куда им надо, да ещё я к тому же не знаю, что у меня там сломано,
и что ещё нет, я панически боюсь всякой близости, даже через одежду.

Гаврилов приехал почти перед экзаменами. Его не отпускают, могут отозвать
обратно. Я очень боялась встречи, боялась, что буду переживать. Но ничего, я
молодцом. Веду политику неприсоединения. Постаралась вначале его совсем
не замечать. Однажды случилось, мы обедали с девочками в кафе. К нам
присоединились ребята (один из них вместе работает со Светой).
Накупили шампанского, посидели, они так хорошо пели о море и "Сиреневый
туман".

"...Кондуктор не спешит,
Кондуктор понимает,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда..."

В этом кафе обедали и Гаврилов с Савчуком. Прошли мимо друг друга, даже
не заметив. Вечером того же дня меня занесло в 78-ю комнату, списывать
билеты. Там жила Надя. Всё та же Надя. И мне поведали, что она безумно любит
Гаврилова, а ему "всё равно". Тем не менее, он зашёл к нам, пригласил её в кино,
и, о чудо, решил со мной поздороваться. Я изобразила беспечную улыбочку.
Больше к ним не заходила, чтобы себя не мучить понапрасну.

9.04.1979 Понедельник.

Тяжелейший денёчек. Свалили Научный Коммунизм. С утра тряслась ужасно,
бежала утром в общежитие, навстречу шёл Гаврилов. Я наклонила голову,
отвернулась, думая, что он сделает то же самое. Но вслед мне послышалось
глуховатое: "Здравствуй, Наташ" Нет, он меня всё-таки помнит. Помнит, как
зовут даже.

Билет мне попался мой. Сдала! Ура! Спросили, чем объяснить то, что в аттестате
о среднем образовании по Истории СССР у меня "удовлетворительно". Я сказала,
что только сейчас начинаю понимать и вникать в политику. И это действительно
так.

После экзамена посидела у Германа, объела его немножко. К нему зашёл тот же
Гаврилов. Что он попадается мне сегодня весь день. Герман не делает больше
попыток к сближению. Волнуется. У него не готова дипломная, много доработок.

17.04.1979 Вторник.

Разрази меня гром - никак не могу взяться за подготовку к последнему экзамену.
Наступило расслабление. Напряжение начинает нарастать с пятницы, в тяжёлый
день- понедельник наступает накал - во всём теле жуткость и мандраж - а уже к
вечеру - расслабление. Странно устроен человек. Вчера с утра меня так трясло,
уж очень я боялась этого комплексного экзамена по Растениеводству.

Ещё накануне не спала ночь. В пятницу и субботу с утра до вечера в аудиториях,
нас усиленно консультировали. Да, а в четверг имела счастье сходить с Любой
в лекторий Текстильного института. Встреча с актёрами "Театра им. Ленинского
комсомола", с Абдуловым, Шаниной. Очень интересно рассказывали, играли
сцены из спектаклей, отвечали на вопросы.

В воскресенье, 8 апреля я убежала на Поляну. Хоть до мяча дотронуться, -
соскучилась страшно. Играла как никогда! Даже Лёвочка пришёл в наш кружок,
два раза стукнул в меня. После обеда начался снежный буран. На Филиале не
спасёшься ни от снега, ни от ветра. Нас разметало по Филиалу, мячи улетали.
Мне это было на руку, т.к. я должна была уходить. У платформы мы ещё немного
поиграли.

А вечером звонок. Подошла мама. Константин Михайлович, кому не пропасть.
Мелькнула мысль, что он там не один. Точно. Славочка: "Наташ, приезжай, тебе
ничего не придётся делать, мясо уже готово. Я тебя встречу."
- Слава, мне очень приятно слышать твой голос, но у меня Госэкзамены.
Пожелай мне на завтра ни пуха ни пера.
Начались уговоры. Я бы, конечно, сдалась, но завтрашний день был так для
меня страшен. Я так влезла с головой в подготовку, что ноги мои уже никуда
не хотели и не могли идти.
"Значит, я слаб", - сказал Слава.
- Славочка, вот через две недели пожалуйста. Ты позвони ещё кому-нибудь,
а через две недели я буду.
- Никому я звонить не буду. Ты член нашего коллектива.
Он начал красиво и лестно говорить о моих достоинствах, мне было приятно
слушать всю эту чепуху. Я спросила, кто у них там собрался.
- Боря, вот.
- Как, и Боря там?
- Ты кого имеешь в виду? Этого твоего возлюбленного?
Ой, Славка. Я засмеялась: "Да!..."

Этот "мой возлюбленный" купил себе резиновые сапоги, и ездит в Раздоры
в любую погоду.
- А ты был сегодня на Поляне? - спросила я, хотя прекрасно знала, что был.
Но играл он так далеко от меня, в другом конце Поляны.
- Да, я тебя видел, кстати...
Это приятно слышать. Я то думала, он меня совсем и не замечает. Прибегу на
часок, утешусь где-нибудь в сторонке, и домой.

Он опять начал мне что-то говорить о конце света.
- Нет, Слава. Нужно же мне когда-нибудь хоть раз сделать не то, что мне хочется,
а то, что необходимо!
- Наташ, ты очень добросовестно ко всему относишься. Так нельзя...
В трубке было слышно, что мужчины уже начали терять терпение от этого
затянувшегося разговора, его уже звали к столу, на котором остывало мясо.
Не сразу оторвав от сердца Славин звонок, я легла спать около 3-х часов
ночи, чтобы хоть 3 часа поспать, но уснуть не могла. Воображение упорно
рисовало соблазны.

О понедельнике писать тяжело. Боевое крещение. Отвечала - не видела ни
одного человека из комиссии, кроме председателя. Уже приготовилась тонуть:
они все наперебой задают вопросы. Но товарищи, члены комиссии, были
снисходительны к моему незнанию.

А вечером мы отмечали сдачу экзамена. Очень компанейским человеком
оказался наш староста - Соколов. И пел, и стихи читал и, хотя он резко
отличался от всех своей культурой даже во внешнем облике, он очень
вписывался в коллектив.

Случилось так, что я целовалась с Булановым, этим милым большим
управляющим из Тулы. Промелькнул Гаврилов, поздоровался со мной. Мы
сидели за столом, пели. Зашла Надя, что-то спросила у Соколова. А Тамара
шепнула мне на ушко: "Небось, пришла посмотреть, Гаврилов здесь или нет."
Я усмехнулась, подумала про себя: "Как хорошо, что я сижу здесь и никуда не
бегаю, что мне нет дела до Гаврилова, до ещё кого-нибудь." Хотя я понимаю
Надежду. Если бы не она, бегала бы я.

Буланов мне сказал: "Я ещё на 3-м курсе хотел с тобой подружиться, потом на
пятом, когда тебя увидел. Но я не могу лезть, когда кто-то дружит с кем - нибудь."
Что он имеет в виду? Меня и Германа, или Гаврилова? Но в последнего я
неожиданно втюрилась в момент. Теперь на фотографию буду смотреть,
утешаться.

Возвращалась домой с Соколовым. Прелесть он, всё же... Жалко даже, что не
пристаёт. Мы с ним о спорте так хорошо побеседовали.

Я люблю твои глаза (Кайсын Кулиев балкарск)

В светлый час, когда ты весела
Я люблю глаза твои, но, может,
В час, когда печаль на них легла,
Мне твои глаза ещё дороже.

Я люблю глаза твои всегда-
И когда вдруг солнце в них сверкает,
И в мгновенье краткое, когда
Кажется, в них вечность застывает.

В час, когда всё хорошо идёт,
Предо мною глаз твоих свеченье,
Мне они нужны в часы невзгод,
Ибо в них ищу я утешенье.

Я читаю в них вину свою
И своё читаю оправданье,
В них я видел и весну свою
И своё увижу увяданье.

30.04.1979 Понедельник.

Всё было, и всё кончилось. 23 апреля - последний экзамен по Организации и
планированию. И опять мне достался сносный билет: "Агропромышленная
интеграция". Я списала, конечно, из последней речи Капитонова из газеты.

Всё, что ждет впереди - кажется неимоверно трудным и невыполнимым, а что
остаётся позади - уже неинтересным, пройденным этапом. И сейчас кажется, что
было и не очень трудно.

В тот день мы отмечали сдачу последнего экзамена в более узком кругу.
Я привезла вина. Соколов с Булановым, Филиппыч, да наша комната.
Как выразился Филиппыч: "меньше колхоз, больше порядка". Накануне экзамена,
в Пасху, мне снова звонил Слава, наводил справки, почему я отсутствовала в
воскресенье на Поляне.

Итак, мы отмечали последний экзамен. Хорошо посидели, очень интересный и
непринуждённый был разговор. Буланов как-то незаметно притянул меня к себе.
Мне было хорошо, я много смеялась. Соколов собрался уезжать, сказал мне:
"Поехали, Наташ. Не оставайся ты с Булановым." Я засмеялась: "Я попозже.
Встать не могу." Мы так хорошо расслабились. И когда все, как по команде,
исчезли из комнаты, мы как-то наклонились  друг к другу, мягко и нежно
поцеловались, он шепнул: "Наташ, не уезжай сегодня, ладно?" Мне и самой не
хотелось уезжать. И он ещё так умоляюще это сказал, что я решила остаться.

Ну а вечером я была у него. Ребята где-то гуляли. Удивительно, что не стесняясь
друг друга, мы разделись. И в самый интересный момент в дверь постучали, и
голос Гаврилова проговорил: "Буланов ты спишь? Открой."
- Гаврилов, я зайду к тебе позже.
- Мне надо сейчас. Открой дверь, пьянь.
- Слав, я был о тебе лучшего мнения.
- Оторвут тебе бабы яйца, - сказал голос, удаляясь.

Он так ломился в дверь, что не было сомнения в том, что она сейчас откроется,
и его очам предстанет картина: мужчина и женщина. Женщина, которая была
с Гавриловым, теперь лежит под другим. Но этого не случилось. Гаврилов,
правда, потом очень интересовался, с кем же был Буланов. Что странно, в эту
ночь мы сами ещё не разобрались, что у нас общего, и сможем ли мы друг другу
подойти.

Вообще, мне было интересно, что он, такой высокий и несколько полноватый так
стесняется своей наготы, и даже на меня боялся смотреть. Член его не отличался
большими размерами. Больно мне не было, когда мы примерялись, но и
особенного удовольствия я не получала. Почему-то у меня очень устали ноги, и
он долго не кончал. После нашего такого вот общения я разволновалась. "Риску
много, а удовольствие сомнительное." Опыт у него незначительный, как бы не
было осложнений, тем более, что он смотрит сквозь пальцы на мои тревоги:
"Подумаешь, родишь..."

Он мне сказал, что утром он меня найдёт, но рано утром на следующий день
я умотала домой. А 26 апреля вечером у нас был бал в ресторане "Радуга" в
Балашихе. Здесь за мной ухаживали сразу двое молодых людей: Светин друг
Саша, которому она сказала, что я свободна, и он увязался с нами в ресторан, ну
и, конечно, Буланов. Перед началом вечера я забежала к ним в комнату
посмотреть, не пьяные ли они. Коля только заканчивал мытьё головы под
шлангом - очень впечатляющее зрелище. Увидев меня, он засветился:
"Собираемся".

В ресторан он пришёл позже, мы уже сидели на местах, причём рядом со мной
сидел этот Саша, всё время стараясь меня обнять, а напротив - Гаврилов. Он
был так близко от меня-через стол, я могла беспрепятственно им любоваться, и
даже перекинулась несколькими фразами. Он имел удовольствие налить мне
шампанского, и угостить сигаретой.

Мой Буланов совсем сник, но я упорно смотрела в его сторону, мягко сбрасывая
Сашину руку. Я попыталась даже объяснить Саше, что сегодняшний вечер я
проведу не с ним. Гаврилов выступил, поблагодарил преподавателей за те
знания, которые они в нас вложили. Вообще, умеет он выступать, ориентируется
по обстановке - умница. Недаром я по нём плакала на прошлой сессии. И
ресторан этот тоже организовал Гаврилов.

Наконец, заиграл оркестр. Можно было выйти из-за стола. Проходя мимо
Буланова, я сказала: "У, какой ты мрачный..." Он оживился: "Правда? А ты куда?"
- Сейчас вернусь.
- Тебя подождать?
- Да.
В туалете девчонки спросили, что за парень сидел рядом со мной, и всё меня
поглаживал, и что-то говорил.
- Да замуж предлагал за него выходить. Завтра, говорит, сдадим постели,
получим паспорта, и сразу в ЗАГС.

Вернувшись в зал, я увидела Буланова. Он направился ко мне, и взял меня за
руку. В этот вечер мы много танцевали. Мы танцевали с ним вальс (чему я
очень удивилась: обычно я отказываюсь от вальса), он очень интересно прыгал,
но ещё забавнее было его лицо. На нём была радость, милая добрая улыбка.
У меня сложилось впечатление, что мы были с ним одни в ресторане, хотя
танцевали все вместе, очень активно и легко, сбросив с себя тяжесть экзаменов.

Потом мы сидели с ним в баре, тянули коньяк через соломинку. Случился один
неприятный момент на танцах: ко мне подошел Савчук, положил руку мне на
плечо. И вдруг Буланов так его толкнул, что тот едва удержался на ногах.
Я возмутилась, но он зло сказал: "Не хочу, чтобы он к тебе прикасался." Это
было похоже на ревность, и это было смешно. Но вид у него был такой грозный,
что я постаралась его не дразнить.

По дороге в общежитие мы шли и пели. Проходя мимо читалки, где отчаянно
уткнувшись в книги и тетради, занимались студенты, Буланов усмехнулся:
"Буквари!" Невозможно было поверить, что мы когда-то так же вот корпели,
что-то лихорадочно вычитывали. А вокруг нас звенел апрель. Было свежо и
прекрасно.

В общежитии вахтер бросила нам одновременно ключи от наших комнат,
спросив: "Разберётесь?"
- Конечно, мы разберемся, - улыбнулся Коля, беря оба ключа.
Сомнений не было, что мы идём к нему.
В его комнате жил один Волков, Валентин уехал или куда перебрался.
Мы сели за стол, Буланов предложил выпить. Выпить он, однако, не дурак. Мне
понравилось то, что он ко мне не лез.

Рассказывал про себя. Даже когда я подошла к нему и погладила по голове, он
замер, но ответного движения не сделал... "Может, мы просто так посидим,
может полежим или поспим, зачем нам всё это в последнюю ночь.  Вообще,
надо у него адрес взять на всякий пожарный." В душе у него были замочены
майки. Мы их постирали, повесили сушить в комнате напротив.

Пришёл Волков, и не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Коля подошёл к нему:
Володь, ты дашь мне сегодня с Наташей побыть, а?"
Он заворочался, поднялся, подошёл ко мне, пролепетал: "Наташ, ты не думай,
я в этом отношении корректный человек, я всегда... Коль, я пойду к Юрке
ночевать."
- Да, да, пожалуйста поищи место...
Смывая глаза в ванной, я слышала, как пришли соседи, кто-то из них спросил
Буланова:
- Ты один?
- Да, но хочу быть вдвоём, - ответил он.
В общем, всё было обговорено, обсуждено, предупреждено.

Мы закрылись, и долго сидели на его кровати. О чём-то говорили. О подушках...
Он сказал, что у его матери есть хорошие пуховые подушки, и если он второй раз
женится, то мать отдаст ему эти подушки.
- Я давно хотел подойти к тебе, но ты с Гавриловым была.
- Гаврилов мне нравился, - вздохнула я.
- Да, он парень видный. Но Заварзина его захомутала.

Я не помню, как мы с ним легли в его постель. Он говорил, что главное в
жизни - это женская ласка. Ему моя ласка нравилась. Я почему-то решила
поцеловать его член, просто интересно, как он будет реагировать. Мы делали
попытку пожить. И иногда мне было приятно. Я ругала себя, боясь последствий.
Спать тесновато. Он всё же похрапел. Ещё ночью к нам постучался Волков:
- Коля, ты что на всю ночь закрылся?
"Вот пиз*оёб" - выругался Коля, а вслух спросил:
"Володь, ну что ты, нашёл где поспать?
- Да, я ухожу.
- Иди, иди, спасибо, что беспокоишься.
Я засмеялась. В прошлый раз он ответил кому-то: "Приходи завтра. У нас
мёртвый час." "Нам никто не нужен, да, Наташка? Ты не обижаешься, что я так
тебя называю?"

На рассвете он ещё дремал. У меня появилась мысль тихонечко уйти, и доспать
в своей собственной постели, - девчонки наверняка не закрыли дверь. Но глядя
на него, мне было жаль. И вообще..., всё равно. Утром у нас обоих был порыв
к близости. Потом мы расслабились, вставать не хотелось. Не хватало ещё
опоздать к торжественному вручению диплома.
- Коля, нам пора.
- Ну, подожди ещё немножко. Как же случилось, что мы встретились так поздно...

Дипломы нам вручали торжественно в актовом зале.  Был избран президиум,
куда входил и Гаврилов. Звучал гимн. Преподаватели называли нас "коллегами",
призывали не останавливаться на достигнутом, пополнять свои знания, не
забывать институт.

Хорошо что я сидела с Булановым. К горлу подкатывал комок. Нас выпускали,
как птенцов из гнезда, в добрый путь... Это был последний день нашего
пребывания в институте. Все разъезжались. Буланов был резок со всеми, угрюм,
злой. Я понимала его состояние. Я и сама была в шоковом состоянии.
Из института мы выехали с ним вместе. Но в этот день мы не расстались.
Он позвонил мне вечером. И мы встретились. "Наташка, чем больше я тебя
узнаю, тем сильнее ты мне нравишься."

Забыла упомянуть, как мы в последний день отмечали диплом. Нас
осчастливил своим присутствием Гаврилов. Я даже попросила его спеть. И он
пел. Пел прекрасно, пел как в тот первый вечер, когда я его увидела, пел мне,
мою любимую песню "Поедем красотка кататься". Даже шепнул: "Как жаль, что
я не поймал тебя в этот раз, отрава..." Пел, пока на его голос не прибежала Надя,
и не увела Гаврилова, увела навсегда. Со мной остался Буланов.

Мы встретились у моего метро, бродили под дождём вместе с собаками, которых
водили прогуливать перед сном. Пришли ко мне, выпили вина, танцевали вальс
и целовались. Был момент, когда наши губы нашли такое взаимопонимание, что
невозможно было прекратить этот поцелуй. Мои губы вдруг получили такую
свободу движений, не будучи свободными от его губ. И я наслаждалась тем, что
сама целовала, свободно и легко. Как же так случилось, как выучиться этому
поцелую? Случайный поцелуй, больше такого не будет. Даже если бы вошли
родители в комнату, я не отпустила бы этих губ, которые растворились в моих.

После такого божественного поцелуя я была готова на всё. Но не забудешь, где
находишься... В доме собственных родителей "заниматься сексом" - как говорит
Буланов, совсем неприлично. Колька совсем очумел, не вырваться. Но я себе
"такой роскоши" позволить не могу, несмотря на все условия.

Утром я вошла, загремела ящиком в столе. Он проснулся, потянулся ко мне,
сдёргивая халат: "Я думал, ты придёшь ко мне..." И снова я его провожала.
В метро он был грустный и сказал: "Не хочу я с тобой расставаться, Наташка"
- Я тоже, - тихо ответила я.
Я не любила его, нет, но мне так нравилась в нём эта бесхитростность,
открытость, душевная доброта. Он отвлёк меня от Поляны, от Гаврилова.
Только с ним я поняла, как тяжело мне было с Германом. Сейчас немного
притупилось это расставание, но в тот момент сердце моё этого не хотело.

В тот день, т.е. 28 апреля я металась. День был объявлен рабочим, но я
помчалась на Поляну, надеясь хоть как-то утешиться. Там я встретила лишь
одного бродягу - тоже Колю, из черпаков, с которым мы поиграли, пекли
картошку, и отправились пешком до Трёхгорки. По дороге он рассказывал мне
про птиц и зверей, а в перерывах пытался меня поцеловать. И иногда ему это
удавалось. Весна... Всепробуждающая Весна...!

А потом... Страшно вспомнить. Три дня беспробудного пьянства. Как сказал
Слава: "Выпьем по случаю окончания твоей "Хрен-морковной Академии".