Добрыгорский плацдарм. Заключение
Реформа смыла княжеские устои, наполнила Белую Русь капитализмом. Полоцкая земля, разделенная на волости, выглядела как «лоскутное одеяло», где главным собственником стал пан. Крестьянам – христианам была отведена роль поставщиков дани. Выращенные и добытые продукты собирались во владельческих центрах, а оттуда расходились по каналам сбыта: продавались. Собственники богатели, поддерживая власть доходами. На главных перекрестках потоков, как грибы, росли акрополисы – местечки, где концентрировались люди торгового склада, а также ремесленники: гончары, кожевенники, ковали и т.д. Густая сеть рек и озер, покрывавшая междуречье, способствовала широкому товарообмену.
Критерием жизни стал навар - материальная выгода. А в церквях люди находили «отдушину» в молитвах, взывая к небу и храня верность духовному богатству.
Парафиальные документы, а это конец XVIII века, показывают, что прошла Речь Посполитая, во что превратилась «белая» земля. Это итог преобразований, что накрыли пространство от Двины до Березины, от Дисны до Кривинки, финал двухсотлетнего пребывания у власти королей.
ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ СОКОЛИНСКИХ
Два письменных источника наглядно отобразили вхождение в новое состояние и начало земельной реформы, что затеяло государство. Это «Полоцкая ревизия 1552 года» и описание Полоцкого повета спустя 11-18 лет, исполненное посланниками московского князя и царя Иоанна Васильевича Грозного.
В ревизии Бешенковичи упомянуты дважды, и оба раза как «село». Обратим внимание на это обстоятельство. Обычно села становились важнейшими местными и богомольческими пунктами, срединой волостного управления. Но Бешенковичи выпали из этого разряда. По количеству «людей отчызных (то есть, исконных, первородных, - авт.)» они не тянули на статус села. Указаны пять, а в сноске показано «10» дворов.
МИЛЕЕ БУДУТ МИЛКОВЦЫ
И кому же принадлежали Бешенковичи? Владельцем назван «князь Павел Юревич Соколинский» (так в тексте). Заметим, он без приставки «Друцкий», на что спешат обратить внимание многие, знакомясь с этим родом. Владея «селом Бешенковичи», князь резиденцию расположил в другом месте - во «дворе Милковском». «Двор Милковский», а по-другому – «двор Милковцы (в сноске «Milkowcy», - авт.)» - это современные Мильковичи, неприметная на сегодня деревня, вверх по Двине, неподалеку от Бешенкович. Почему же князь местом своего пребывания выбрал именно этот пункт? Туда, а не в Бешенковичи, стекала Кривинка «в содружестве» с еще одной веткой-притоком, Березницей. В отличие от Бешенкович, чрез которые втекали в Двину только ручьи, безымянные, милковская позиция была экономически выгодней. Кривинка, с ее «подругой» Березницей, связывала Двину с Лукомльским нагорьем, а это перевал, за которым лежал спуск в южные дали, причерноморские земли. Образовался единый транспортный «коридор», включавший Березину и Днепр, и открывавший невероятную перспективу для торговых операций, путного извоза. К тому же, Лукомльская возвышенность была богата природным ископаемым – глиной, что дополняло разнообразие продаваемых ресурсов. Таким образом, у князя был наивыгоднейший куст путного свойства для продвижения товарного оборота и контроля за прохождением грузов.
Второе, что наделило Милковцы особым достоинством, это соседство с духовным наследием – Вяжищами (уже в названии связующая роль), которые принадлежали полоцкому монастырю Святого Спаса. Оттуда расходились нити благочестивого, паломнического сожития. Обязанности полоцкой игуменьи исполняла инока Ульяна, а в Милковцах был свой храм - церковь Святого Николая. «На ту церков наданье князей Соколинских здавна», - писал ревизор, подчеркивая изначальную сущность святынь. Подобный храм Святого Николая стоял также на берегу Белого (Лепельского) озера, благословляя странников в дальние края. Когда конкретно объявились Соколинские на Двине, неизвестно, но корни глубокие. В Википедии, в информационной статье о Бешенковичах, приводится факт, что «около 1490 года великий князь литовский Казимир Ягеллон подарил имение Бешенковичи в потомственное владение князю Соколинскому». Что в то время правил Казимир IV - отец Александра, последователь Ягеллоновской линии, справедливо, однако вывод о его причастности к Бешенковичам не подтверждается. В ревизии нет ссылок на короля, хотя роль Ягеллонов в Белой Руси очевидна. Можно вспомнить браславское «наданье» Александра своей избраннице – супруге, московской красавице Елене. Но короли – явление производное, а ипостась «белой» земли в священной доле первопроходцев, поклонявшихся небесному покровителю.
«ИМЕНЕ» АГАФЬИ, ЧЕРНЕЦЫ
Имение, которым владел Соколинский, было наследственным. Вот что отмечал ревизор: «Тотъ князь (имеется в виду Павел Соколинский, - авт.)… маеть в опеце (в сноске – в «powetie», - авт.) своей именье матерыстое…» Речь не о Бешенковичах, а о Милковцах. «Матерыстое» - значит «от матери». Ее звали Агафья (в сноске – Agafia», - авт), и она держала Милковцы «на выховане до жывота своего…», то есть, обухаживала, пока жива была. А кипучую деятельность развернули сыновья, вторым из которых был Тимофей. Судя по всему, Агафья стала княжной, выйдя замуж за Юрия Соколинского, род которого был широко известен в междуречье. В его честь до сих пор красуется небольшое лесное озеро по дороге на Лепель. Некоторую «сумятицу» в логическое обоснование вносят данные о супруге. Агафья упомянута как «инока» (в сноске «czernica»), что определенно говорит о ее богомольческом, монашеском, прошлом. Это еще раз подтверждает предшествующий религиозный фактор, указывает на изначальность среды. Церкви и обители на берегах водоемов – движущая сила человечества. Люди поклонялись небу и природе, земле, что сотворил Всевышний ради всех, и дал возможность общаться в мире. А ссылку на эту пару, почитавшую духовность, находим еще раз в ревизорской фразе о полоцком монастыре Воскресения Христова: "К тому манастыру село На Дисне, наданое от князя Юря и от княгини его Агрыфини". Транскрипция имени несколько иная, но это несомненно та самая чернеца Агафия, и супруг ее Соколинский, похоже, занимал ведущее место в Полоцком княжестве, располагая землями от Милковиц на востоке до Дисны на западе.
КРИВИНСКАЯ ВЫСЛУГА
С Милковиц княжеский удел протягивался на юг, откуда втекали речные притоки и где располагались Добрыгоры, а за ними Лукомль. В той же ревизии читаем: «Князь Михайло Василевич Соколинский маеть имене в Полоцком повете, на име Крывина…» Это имение в приграничье, где сходились полоцкие рубежи с лукомльскими и витебскими.
«Крывина» представлена как «выслуга». И даже упомянут властелин, вознаградивший подданного. Им назван великий князь и король Александр. Он поощрил отца Михайлы земельным наделом. Попутно отметим еще одно «наданье» того же короля – «Камено» - это современный Камень на дороге из Лепеля в Сушу, на пути к Двине.
«Имене» наследовала после «небожчыка мужа» «кнегиня Андреева Соколинская Василиса Андреевна Санкгушковна». Ее центр располагался в Крывино, а в Милковцах она имела часть «отчызны», на которой сидели ее сыновья, носившие фамилии отца, и звали их Богдан и Андрей Соколинские.
«MILK» В МАЗУРАХ
Налицо родственный союз владельческого типа. Как видим, история Милковиц (а в других случаях «Милковичи») проиллюстрирована довольно ясно. Пытаясь найти дополнительные сведения, я открыл большую географическую энциклопедию – польский Словник Царства Польского и других славянских стран, изданный под руководством варшавских ученых на рубеже XIX и XX веков под надзором царской цензуры . Поразило, что никаких сведений нет – как будто не существовало такого селения вовсе. Зато есть похожие топонимы, например, фольварк под названием «Мильковщизна» в гмине Ореховно, и его хозяевами считались Гребницкие. Такая же весь, а по-другому «Праведницкая», принадлежала Софийскому монастырю в Киеве. Другая весь того же названия обозначалась над Неманом, в гродненском повете, кстати, на родине Элизы Ожешко, выдающейся польско-белорусской писательницы. А в виде Милкович засвидетельствована весь в дисненнском повете, в 7 верстах от Миколаево, принадлежавшая Мирским. Еще 4 веси и два фольварка этого ряда (под общим названием «Milkowice Janki») упоминаются в той же, гродненской губернии, в 46-ти верстах от Бельска. Та область называлась «давней землей дрогичинской» (так в дополнительном томе Словника) – родина Милковских. Два раза в год туда прибывал князь из Дрогичина для богослужений в местной церкви.
Казалось бы, какая связь между всеми однотипными названиями? Но обратим внимание на корень слова – это, конечно же, «milk». И тогда по-иному воспринимается весь ареал – вся речная магистраль, что пронизывала «белые» земли до Балтийского (Балтайс) моря. Под названием «Мильки» засвидетельствована весь в польско-прусских Мазурах. В 1475 году бранденбургский комтур надал солтысу (человеку, который основывал селения по немецкому праву) из Камионек 50 волок земли. А в 1481 году местное святилище обслуживал некто Миколай. И обратим внимание на еще один топонимический ряд. Это Касперово. Так называлось ранее Верховье в Бешенковичской парафии. Выявляются те же связи. «Касперово» - это просто Kaspry. И такая весь фиксировалась опять-таки в Мазурах, как и Мильки. На Kaspry осели 12 вольных осадников. В 1437 году комтур Хенрик Реусс из Плавно отдал 10 волок двум стриечным братьям с обязанностью одной службы воинской.
Конечно, Реусс – не бешенковичский Реутт. Но учтем, что панская «оседлость» в междуречье начиналась оттуда, с мазурского направления. Вспомним Сапег – подляшских воевод, овладевших Лепельским (Белым) озером. Да и другие имена можно назвать…
«POLO DUCA» И ВЯЖИЩЕ
Двина служила важнейшим природным «каналом» проникновения в дальние страны. Если взглянуть на одно из первых географических пособий - карту Меркатора, фламандского картографа, пик деятельности которого пришелся как раз на время составления полоцкой ревизии, то увидим «Polo Duca». В переводе с латинского это «Полоцкое княжество». Его границы, естественно, не обозначены, так как это географическое пособие, и важнейший «объект» на нем – река, где расположились Poloczko (Полоцк) и Witepsk (Витебск), а между ними две «присоски», два приточных фарватера. Это Улла и Кривинка, и в устье последней показана Witciscsa (Витчицца). Она несколько смещена в сторону Витебска, что сопоставимо с Вяжищем.
Волость Вяжище зафиксирована в описании, исполненном для московского князя и царя Иоанна Грозного, который считал междуреченские земли своей «вотчиной». «Была та волость к Пречистой на валах в Полоцке на посаде», - сообщал обозреватель, что опять-таки поднимает религиозную тему. Это не ошибка, не преднамеренность, люди царя неоднократно обследовали Полоцкий повет, под первоначальным руководством князя Шуйского, составляя задвинскую панораму и фиксируя главные очаги новообразований после реформы. Сами того не подозревая, обозреватели дали пищу царю для размышлений. Грозный не мог взять в толк, почему «литовские люди» не воспринимают его в великом княжеском обличье, и требовал новых и новых данных.
ФАРВАТЕР ПАНА БЫСТРЕЙСКОГО
Милковицкая волость была отделена от церковной Вяжицкой, и неспроста. Кроме князей Соколинских, там пребывали представители другого владельческого сословия. Вот как характеризовалась их половина: «…Слц. (сельцо, - авт.) Кривино, на рчк. (на речке, - авт.) на Кривине да на рчк. на Березице» было «за паном за Яцком Быстрейским». Пан заполучил устье Березницы, располагая территорией между обоими рукавами, что позволяло контролировать потоки стыковочных рек. Сельцо Кривино состояло из «5 дв. (дворов, - авт.) жилых…»
«ГОРОДНИ» В ПОЛОЦКЕ
В княжеский удел собственник-пан «въехал» из полоцкой «городни». Что это такое, можно посмотреть в Академическом словаре: «городня - элемент деревянной конструкции, бревенчатый сруб (клеть), заполненный землей и камнем, часть, звено крепостной стены в XV-XVII вв., пролет моста». Это по определению энциклопедистов. А «городня», описанная в ревизии, от «городишча», и ее значение шире. Да, «сруб» там присутствовал: при описании замкового сооружения на высоком месте между Двиной и Полотой – «рубленый из дерева соснового в пять стен…» По-другому, это деревянный замок, «с вежами», а вкруг его «мостились» «городни» - городские жилища. Они группировались у подножий веж, и были архимандритскими, игуменскими, княжескими, людей господарских и мещанских, конюшенными, пономарей и ковалей, в том числе и панскими. Свои «городни» имели там и князья Соколинские, и паны Быстрейские. В главной «городне», с вежей, обитал, конечно, воевода. А окружавшие его поселенцы в «рубленых» домах были той номенклатурой, что составляла вертикаль власти и на ком держалось государство. Они собирались и обсуждали спектры дел, что насущно проявлялись в процессе овладения оброчными селянами.
Платформой, на которой держались «городни» и весь владельческий строй, были деревни с населявшими их христианами. У Быстрейского, шляхтича, на периферии было не только «сельцо Кривино». Его «отчызным» имением называлась Быстрея – селение в восьми верстах от Бешенкович, тоже на берегу Двины, но ниже по течению, ближе к Улле, а значит, и к Полоцку. Там пан содержал центральный двор, а Кривинка приносила дополнительные доходы.
КОМУ ПАН ОБЯЗАН
Составитель ревизии отмечал, что в селе Кривино пан располагал девятью путными слугами, которые «одным конем ему служыть», то есть, прислуживали при доставке продукции. А дворские люди делились на три категории. 14 дымов поставляли дань – в основном, мед, а также гроши отстегивали и различные «работы» выполняли. Это «тяглые» крестьяне. «Люди вольные» (12 дымов) «збожа» выращивали. А «люди куничные» (тоже 12 дымов) зверье добывали, и шкуры доставляли, еще и гроши пану платили. Характеризуя владения Яцка, посланники Грозного констатировали в Быстрейском околотке три деревни, закрепленные за ним, а одна называлась церковной, где действовал храм Преображения Спасово. Молельня символизировала процесс превращения княжества в воеводство - новое управление людьми.
Но Быстрея и Кривино - только часть разверстого панского владения. В Бекулиничах (43 дыма) он держал, можно сказать, охранное подразделение – «два коня збройных», а также служилых, чтобы «подводы и стацею» давать. Можно предположить, что этот пан был когда-то княжеским слугою – путным боярином, вышедшим из Ладоснянского путного центра. Поблизости с ним предки Быстрейского обрели Поречье, которое тоже вошло в разверстую собственность пана.
«ОТОЙДИ В СТОРОНУ»!
По величине территориального владения Яцко Быстрейский уже не уступал князьям. А дальше наступали тревожные времена. Отношения между владельцами становились натянутыми, перерастая во враждебные. Влиял, конечно, прагматизм – потребность иметь еще больше. Капитал тому способствовал. Ревизия зафиксировала «сногсшибательный» тезис при обзоре владений Быстрейского: «…Отчызны его отышло в сторону неприятельскую, людей его чотырыста трыдъцать дымов».
Люди ушли. Сбежали? И, хотя в сноске о приведенной цифре сказано, что слова о количестве покинутых домов «пропущены», событие тем не менее состоялось. «Пустые» дворы фиксировались и на Кривинке. Уже грозновские изыскатели отмечали там при пяти жилых дворах четыре «пустых». И даже в церковной деревне, что крепилась к Быстрее, только три двора оставались жилыми, а 4 пустовали.
«Пусты» - значит покинуты, оставлены. Почему? Сразу же, как цепная реакция, возникает мысль: люди бежали от от опричников-грозновцев, которые вторглись в междуречье. Но ведь люди Яцка Быстрейского покидали его имения еще до вторжения, в 1552 году, когда еще не было широкого нападения, зато разрасталась земельная реформа. Кто же понимался под «неприятельской стороной» - куда уходили крестьяне-христиане?
Определенно сказать трудно. Нужны более глубокие исследования. Возможно, что «переворот» устроенный королевой Сфорцей, втянул в войну клановые группировки, а передел собственности затронул коренных жителей. Собственнические отношения переросли в контрпродуктивные, и люди, до того пребывавшие в исконных дворах, массово покидали их. Как тут не вспомнить лепельские события 1539 года, когда белянцы не могли смириться с плебанским наплывом, когда витебский плебан Кухарский разворачивал подсобное хозяйство на Белом озере. Это как сейчас, после развала Советского Союза. Все было общим, не говоря уже о земле. А Ельцин объявил: берите столько, сколько можете. И пошло – поехало. Объявились настырные люди, прибравшие к рукам важнейшие экономические сферы и создавшие позже собственные армии для отпора. И сегодня мы видим настоящую убийственную войну, с использованием новейших военных разработок. Не потому ли вслед за земельной реформой, что провели в средние века короли, вспыхнула тяжелая и продолжительная война, а затем пол-Европы накрыла смута, с вирусами и неизлечимыми болезнями.
ДЕРЕВНЯ МИКЛОЖИНО, ЦЕРКОВНАЯ
Очень быстро «следы» перестроечной экономической модели, примененной в Великом княжестве Литовском, затронули все сферы жизни. Даже церковное сообщество стало другим. В Милковицкой волости грозновские обследователи наблюдали уже не прежний храм Спасово, а церковь Живоначальной Троицы, а при ней новую «деревню церковную Микложино» (так в тексте). Нельзя не обратить внимания на новый лексикон. Если в ревизии 1552 года сельские жилища назывались «дворами», то теперь крестьяне крепились к «деревням», которые обобщались количественно, обозначая владельческую принадлежность.
Князья отодвигались в сторону, их места занимали собственники, в основном паны, сметая былое землеустройство.
ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН ТУТ КАК ТУТ
Что произошло далее, показала война. Собственнические интересы столкнулись за обладание важнейшим торговым шляхом с севера на юг. Короли и великие князья не могли поделить трассу от Балтийского моря до Черного, на которую претендовал Ливонский орден. В результате из дальнейших упоминаний исчезли в Придвинье и Белмаки, и вторая Улла, и Lepel Spal.
ПАН ОГИНСКИЙ – ГЕТМАН
В парафиальных отчетах 1775 и 1789 годов уже нет имен Соколинских. Панство настолько широко укоренилось, что «перевернуло» регион. Милковцы, Крывино, Бикложа и десятки других поселений составили в конце XVIII столетия графский территориальный удел под управлением пана Огинского, гетмана Великого княжества Литовского. А Быстреей по-прежнему «заведовали» паны, но уже не Быстрейские, а пан Василевский, сдавая в посессию пану Герцыку.
Побережье обновилось настолько, что прежний уклад исчез окончательно. Уже не церковное Вяжище и не глубинная Кривинка определяли будущее. Милковцы затерялись в бурном капиталистическом росте, ушли в тень, а на первое место выступила излучина. Бывший малочисленный «двор» вырос до оживленного «места Бешенковичи» с четырёмстами «дымами» - домами, с церквями Святого Ильи и Святого Петра! И главным отчетным показателем территориального альянса стала прибыль – годовой доход в злотых. А духовный баланс поддерживали монастыри, но уже не полоцкие, не скитские, а новоявленные - привнесенные извне, с Запада - орденские.
КУДА УВЕЛА ДВИНСКАЯ «ПЕТЛЯ»
Что еще можно сказать о Бешенковичах? Сверлит мысль ревизорская пометка об уходе крестьян в «неприятельскую сторону». Не делилось ли поселение на две части благодаря Двине?
Однажды, посетив Уллу и переехав Двину, мы двинулись в сторону Витебска. В Шумилино, а это примерно на полпути от Полоцка до Витебска, свернули в сторону Бешенкович. Навигационная карта показывала направление, и мы двинулись по асфальтированному шоссе к переезду, где обозначалось продолжение Бешенкович. Трасса была безлюдной, и закралось сомнение, что мы переедем на другой берег. Так и оказалось. Вскоре дорога повела вниз, обозначая спуск, и мы очутились у Двины. С берега открывался вид на противоположные Бешенковичи, но переправиться было не на чем, паром не работал, хотя до войны был даже мост. Ничего не оставалось, как повернуть из излучины назад, что мы и сделали.
А не могли Бешенковичи и ранее состоять из двух половин? Как и Полоцк, и Витебск. Может, по этой причине левосторонняя часть входила в состав другой волости, а правый берег был более заселен.
О вероятности такого исхода говорит деятельность, которой занимались подневольные крестьяне. Помимо всего прочего, подопечные имений строили мосты. На устройство бешенковичской переправы ссылок нет, но мостовые переходы сооружались, и на Двине тоже. Например, строился мост в Дрысе (Верхнедвинске).
В общем, история двинского поселения до конца не выяснена. «Первое упоминание о Бешенковичах настолько же запутанное, как и в легенде с Лепелем, - говорит белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич. – В «Обозрении истории Белоруссии с древнейших времен», 1856 год, Осип Турчинович говорит, что Казимир (польский король, - авт.) "в память спасения королевы Елисаветы от утопления" 20 июля неизвестно какого года («на день пророка Ильи») якобы основал церкви в Витебске, Бешенковичах, Могилеве, Кричеве, Орше и Черикове. Сообщение явно неправдоподобное: Казимир вообще-то не основывал православные церкви, а запрещал. При этом дана ссылка на две разные страницы из 7-го тома Нарбута, но на этих страницах говорится совсем про другое. И вообще, про правление Казимира у Нарбута речь идет не в 7-м, а в 8-м томе, и там тоже про это нет ни слова. Сапунов в издании "Витебская старина", 1883 год, повторил это известие, но не упоминая Турчиновича и со ссылкой на совсем другую страницу из 7-го тома Нарбута, но и на ней про это ничего нет. В издании "Витебская губерния: историко-географический и статистический обзор", выпуск 1, 1890 год, на странице 32, повторяется это же известие, притом без пояснения добавлена дата «1457 год», со ссылкой уже на "Витебскую старину".
Не совсем определенный довод перекочевал в более поздние источники и появился, как догма в современной интерпретации. Википедия, без сомнений, выдала: «В 1490 году великий князь литовский Казимир Ягеллон подарил имение Бешенковичи…»
Что тут скажешь? Поучительный случай. Он показывает, насколько важно черпать сведения из первоначальных источников, не полагаясь только на чьи-то высказывания, неоднократно повторенные.
КТО НА НОВЕНЬКОГО? САПЕГИ.
Наверное, по этой причине польский историк Роман Афтанази, описывая бешенковичскую усадьбу, не стал углубляться в корни, а начал с определенно известной даты – с 1650 года, когда Казимир Леон Сапега основал там костел. Причастность Сапег неспроста. Еще канцлер и гетман Великого княжества Литовского Лев Сапега зарекомендовал себя как активный сторонник слободского способа развития. Именно по такому принципу отстраивался Лепель, будучи на стадии местечка. Вполне возможно, что слободская форма расширения была применена и в Бешенковичах.
НУ, КАК ЖЕ БЕЗ «СЛОБОДЫ»!
На первой российской землемерной карте 1810-1816 годов хорошо показан комплекс построек, что возникли в изломе Западной Двины, на левом берегу, с бесспорным акцентом на мещанскую среду. Приоритеты поменялись. Бешенковичи заняли выгодную позицию, где магистральную водную трассу пересекал сухопутный тракт на север. А на восток вела столбовая прибрежная дорога, освоенная путными экипажами. Теперь вид поселения знаменовала соответствующая инфраструктура. В предместье, на безымянном ручье, показывался «винокуренной заводъ», а в прибрежье расположилась «слободка». Между ними жирным крестиком помечалось «жидовское кладбище» (так на карте). Местечко стало крупным перекрестным торговым центром, профиль которого определяла купеческая среда. Бразды уездного правления принял Лепель, в котором разместились конторы созданной Березинской водной системы, а Бешенковичи, наряду с Бочейково, исполняли роль важнейших промежуточных этапов на пути в губернский Витебск.
Парафиальные данные за конец XVIII cтолетия показывают, насколько значимой стала двинская область и пристань, где образовались Бешенковичи. В условиях передела туда сместился парафиальный центр, одну из бешенковичских плебаний возглавил сам декан, одновременно униатский парох. Конечно, это было вынужденной мерой – правобережная часть отошла Российской империи. Однако время внесло коррективы, и храмовый Полоцк уступил первенство мещанским нравам, что воцарились в некогда божественной среде.
По линиям движения торговых потоков, в условиях распространения капитализма, плодились местечки – главные пункты путного обслуживания, и Бешенковичи заняли одну из отведенных «ниш». К сожалению, владельческий статус Полоцкой земли после имперского передела не изменился. Царская власть сделала ставку на укрепление владельческого строя. Поменялись названия. Паны стали помещиками, а закрепощение селян – крестьян (христиан), продолжилось, вплоть до общественных выступлений, открытых восстаний. И лишь после того, в середине XIX века, были ослаблены путы закабаления. Но они ничего коренным образом не поменяли.
ПОСЛЕ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ
Интересно посмотреть, каким стал край за сто лет после распада Речи Посполитой. Нам помогут отчеты волостных старшин за 1891 год, представленные в губернский статистический комитет.
Удивительно, но Соколинские сохранились в Придвинье. Правда, не при Бешенковичах, и не на Кривинке. «Мария Васильевна Друцкая-Соколинская» (так в тексте) , православная, распоряжалась имением Быстрея. Ее надел был уже далек от княжеской вотчины – немногим более 1000 десятин, да и обрела она его по покупке, словно желая начать сызнова эпопею легендарных предков.
В руках другой женщины, и тоже «по покупке», находилась Улла, повторяя череду собственников после изгнания оттуда богомольцев. По данным за 1891 год, ею распоряжалась Анастасия Степановна фон Фальтинг, предки которой, предположительно, происходили из австрийской династии Габсбургов. Обратим внимание на приписку волостного старшины: «земля имения располагалась в Полоцком уезде», это значит за рекой, на правом берегу, и весь надел там составлял 665 десятин и 771 сажень. 1763 сажени занимала усадебная земля церковного причта, который был немаленьким – 36 десятин. А остальная собственность православной Анастасии представляла собой местечко, что разрослось при впадении Уллы в Западную Двину.
Имением Бортники, где в разгар Речи Посполитой развернули сельский хозяйственный центр монахи-доминиканцы, управляло лицо царского имперского двора – надворный советник католик Аполлинарий Викторовичч Добровольский, род которого участвовал в баталиях Крымской войны. Новое улльское имение «Августберг» использовал в своих целях подполковник царской армии Александр Николаевич Хвостов, оно тоже было выкупленным.
Имущество бывшего подканцлера Великого княжества Литовского перенял католик Михаил Иринесович Хрептович - как и предок, графского сословия. Ему достались от прежнего владения 6489 десятин, однако пахотной земли было всего лишь 811. Остальное занимали заросли, болото, сенокосы и река, а также дровяной лес. На этом фоне его усадебный участок выглядел внушительно – 70 десятин, из которых 20 отводились под сады. Большинство же пахотной (ролничьей) земли числились в графе «надельной», то есть, ею могли воспользоваться крестьяне, выкупая.
Весь ареал назывался уже не графством, а Бешенковичской волостью. Эта волость вобрала в себя и Бешенковичи, и бывшее местечко Вяжище, и частные имения, уже озвученные нами выше. Так, фольварк Заградье держал на своем балансе дворянин Милевский. А непосредственно имение Заградье принадлежало дворянам Максимовичу и Пржисецкому. Еще два имения, новообразованные, обслуживали те же Пржисецкие – Гурковщину и Граково. А Будники получили в свое распоряжение двое братьев этого рода – Эдуард и Бронислав, соответственно губернский секретарь и коллежский асессор. Еще один чиновник – коллежский советник Любимов, купил фольварк Иваново.
Вяжище делилось надвое. Если сельского куска удостоилась «по дару» рижанка «гражданка Надежда Александровна Трей» (так в тексте), то непосредственно усадьбу Вяжище занимала «крестьянка Феодора Авсюкова», и тоже «по дару». Добрыгоры знаменовала не монашеская обитель, а голый Погост.
МЕЩАНСКАЯ ВОЛОСТЬ
Еще трое крестьян владели купленными землями. Но наибольшую часть обретенного таким способом земельного достояния составляли мещане - жители местечек. Таких насчитывалось 11, причем семеро относились к верующим-старообрядцам, и только один наследовал участок, остальные их купили. А вот застенок Стародворцы заполучил по завещанию католик Станислав Подвинский.
Из всей когорты собственников выделялись «землевладельцы Берка, Гура, Израиль Залмановы, Израиль и Вульфа Мееровы Закзуны, иудеи» (так в тексте). Они назывались «наследниками», однако на всех их приходилось только 22 десятины земли (7 пахотной, 13 под зарослями, болотами и сеножатями, и только 30 саженей показывались как «усадебные»). Все это называлось фольварком Загулино.
Таким выглядел белорусский придвинский «удел» к концу правления Российской империи, за 25 лет до окончательного падения царского режима.
ЧЕМ ЗАКОНЧИЛСЯ ОТРИНУТЫЙ «НЭП»
И лишь революционная ленинская политика привела к кардинальным мерам: землю роздали крестьянам – тем, кто вечно ею занимался. Однако воспользоваться они в полной мере не смогли. Селяне не успели пожать плоды новой экономической политики (нэпа), в Ленина стреляли.
ЧТО "УЧУДИЛ" СТАЛИН
Преемник Сталин «подмял» под себя регион от Балтийского моря до Камчатки и от Ледовитого океана до Кавказских гор, объявив переустройство на основе коллективного землепользования. Церкви закрывались, а крестьяне объединялись в колхозы и совхозы. При этом окраинные земли насыщались воинскими базами и полигонами под предлогом защиты от капиталистического воздействия. Зажиточные крестьяне пополняли "общие хлеба" в лагерях, а новое крестьянское поколение ставилось «под ружьё», повышая напряженность в мире. Заграничный капитал воспрял, наживаясь на заказах вооружений. Грянула новая война, укрепившая завесу между капиталистической и социалистической системами. Погибшие миллионы людей в расчет не брались. Послевоенное устройство продолжилось на ниве общественного землепользования и фанфар о непобедимости в гонке вооружений. Чем это закончилось, хорошо известно жителям нынешних сел и деревень.
НА НОВОМ ВИТКЕ
Сейчас в Беларуси агрогородки. Бешенковичи – красивый районный центр Витебской области. Посещая Витебск, я ездил на автобусе, который обслуживал маршрут из Докшиц. Это был длинный перегон, и водитель отдыхал в Бешенковичах. За это время можно было пройтись по ближайшим улочкам и осмотреть достопримечательности. Их там немало.
На снимках: 1. Фрагмент карты Меркатора (середина второго тысячелетия), с обозначением Вяжищ – поворотного пункта с Западной Двины на юг; 2. Местечко Бешенковичи на землемерной карте 1810-1816 годов; 3. Бешенковичи сегодня (фото из интернета).
13.02/25
Свидетельство о публикации №225021301215