Карма

   В тот день Славкова рота ходила в атаку четыре раза.

   Самого Славко зацепило во второй и третью он просидел с тремя другими раненными в окопе,  прижимались к той стенке, откуда били дУшманы, курили и молились, чтобы мина не влетела прямо в окоп.

   Потом кто-то принес весть, что санитарной повозки не будет,  возчика Звонко  накрыли миротворцы вместе с лошадью. Славко аж взвыл, его дочь была того же возраста, что и Звонко, четырнадцать…Звонко был общим любимцем и общим же сыном гвардейцев.

   А раз повозки не будет, не будет обеда и эвакуации.  Выбираться будут по темноте.

   Потом наступила звенящая и  тоскливая тишина, обе стороны как  выдохлись. Сидеть и ждать непонятно чего…За четыре месяца все уже привыкли спать в паузах, где придётся и когда возможно. Но то ли боль от раны, то ли ожидание было разлито в воздухе, тревога мешала заснуть.

   И тогда без подготовки бойцы начали подниматься  из окопа и двигаться на запад – в сторону другого окопа и миномётной позиции. Славко сунул  ствол автомата меж бинтов перевязи на раненной левой руке и тоже пошел.  Потом собрались в группу и побежали.

   На миномётную позицию они ворвались нежданно-негаданно, противник на этот раз расслабился. Потому что не было подготовки. Развернули два миномёта в сторону запасной позиции, где блиндажи и отдыхающие  моджи (моджахеддины), оттащили  трупы  охраны и потянули коробки с минами. Коробки оказались разными, стандартные жестяные и деревянные  снарядные ящики, хотя ничего пушечного на позиции не наблюдалось. В ящиках оказались консервы и  пиво.  Все обрадовались, давно не ели –  какую-то еду обещали доставить до второй линии  городские, а потом ждали Звонко…

   И они ударили! Заряжали миномёты и открывали консервы одновременно – Свисс-уу-Бам! Чмаак. Свисс-уу-Бам! Чмаак.

    К вечеру принесло какого-то майора из штаба, принёс новые карты – добыли у голландцев без спроса, и денежное довольствие раненным гвардейцам. Двадцать долларов за каждый месяц, всего восемьдесят, плюс отпускные по ранению  сто двадцать. На эти деньги предлагалось лечиться самому, гражданская гвардия –  ополченское формирование, тыла практически не имеет. На майоре была новая камуфлированная форма по новой военной моде с отстёгнутыми погонами, от плеча к локтю, чтобы знаки различия не были видны, на лице и фигуре читались пятнадцать-двадцать лет строевых смотров и всех прочих прелестей мирного времени. В сравнении с ним ротный в широком цвета хаки комбинезоне оставался всё тем же «пиджаком» - офицером запаса того же мирного времени и инженером на пивном заводе. Ротный мог расставить людей, спросить результат и совершенно не следил за выправкой своих гвардейцев.

             , , ,

   Ночь в холодном вагоне с разбитыми окнами бодрости Славко не прибавила. Мысли назойливо возвращались к виду горящего дедова дома перед сливовым садом, истерзанным телам жены Лиляны и дочери Радки…

   По дороге Славко два раза сменил поезд – заметал след по пути на невоюющий Север.

   Незнакомый город, где надо найти еще крышу над головой, хирурга, который не будет задавать много вопросов, еду и тепло… Хорошо бы помыться и сменить одежду. Собранная по разбитым домам «гражданка» едва подходила по размерам, давно не была стирана и плохо держала тепло. На краю сознания Славко отметил беспорядочный, скорее беспокоящий, огонь как бы снайперов. Кто и зачем в глубоком тылу, практически другая страна без войны, может с утра  донимать горожан снайперами, сил  думать не оставалось. Настолько устал, настолько привык.

   Пару раз грохнуло рядом, большой калибр,  девять или двенадцать-семь миллиметров. Славко шел, втянув голову в плечи.

   И вдруг, совсем рядом – Свисс-уу-Бам! Ротный миномёт!

   На автомате Славко прыгнул за садовую скамейку, затрещали ребра, достал из-за пазухи трофейный «пауэр» и всадил два выстрела – дамм-дамм! – на звук в сторону миномёта. Откатился в сторону и снова – дамм, дамм!. И  выглянул из-за скамейки оглядеться.

   Перекрёсток в скверике, в центре выключенный и занесенный рыжей листвой фонтан, серый снежок на всём,  измалёванная  картонная труба  на  тротуарной плитке, в ярких курточках пацаны младше его Радки и Звонко…И рядом лежащее тело того же размера в луже крови…

   В тот год новогодние фейерверки в город завезли рано,   верный заработок торговцам. Пацаны купят несколько раз по новогодней «норме».
1996 год.