Рассказ деда Максима

    В летнюю пору день год кормит, оттого расписан каждый летний денёчек. Сегодня мужики помочью в Сухом Дроводиле катят кулигу Илюхе Корявому. В клубах дыма самых причудливых цветов извиваются и палят землю огненные языки пламени. Вокруг вспышками фейерверков разбрасываются миллионы блестящих искр, то теряясь в дыму, то опять проявляясь. К жару кулиги добавляется жар небесный, солнце с утра палит нещадно.
    Вот в этой массе огня и дыма, жгучих огненных искр то там, то здесь мелькает фигура мужика с шестом в руках, это Максим Непеин. По возрасту он больше старик, чем ровня деревенским мужикам. Дед Максим деловито и умело переваливает кучи горящего сушняка, перекатывает шестом костры с места на место, наблюдая, чтобы хорошенько прогорели древесные корни и дернина. Искры летят ему в глаза, едкий дым дерёт горло, а мужик в огне, как грешник в аду в день страшного суда. Но он деловит, уверенно двигается вдоль горящего вала, то тут, то там подправит горящие головни. Сотоварищи впереди ловко ровняют, разбрасывают прошлогодний сушняк, подкидывая то туда, то сюда, где надо пошибче прокалить землю с кореньями.
    Такое наказание длится уже другой день, мужики по очереди ходят в топку адского пожарища. Несмотря на жару, они всё-таки довольны этим неудобством. Кулигу закончили быстро, а будь погода дождливой, вот бы намучились. Подпалить-то вал подпалишь, а вот как он будет гореть, как будет выжигать подошву? Может и неделю промучались бы.
    Работа обещается быть законченной к темноте, тогда можно будет и отдохнуть в прохладе ночи. Подобрать головёшки, допалить не сгоревшие стволы дело не мудрёное, можно оставить и дежурного, лишь бы пожар в лесу не устроить. Случись пожар, полесовщик привезёт урядника с палачами, выпорют всех кто участвовал, за ними не заржавеет.
    Выйдя из клубов дыма, Максим вытёр подолом длиннополой рубахи лоб, поставил шест к дереву, - "Ну, мужики, шабаш, вы заканчивайте, тут уже не долго. Моё дело стариковское, устал, пойду в деревню." Ещё раз по хозяйски оглядел результат труда, сдёрнул с сучка свою котомку, закинул за спину и не спеша направился в сторону спускающегося к горизонту солнца. В его намерениях было сначала дойти до реки Лалы, ополоснуться от копоти, потом уж домой. Двигаясь степенной походкой, Максим чувствовал как уходит усталость.
    Вспомнился разговор с проезжим мужиком, его вопрос: "Это какая такая Лала тут протекает?" Рассказал ему откуда она течёт и куда, о жемчуге рассказал, который теперь редко стал попадаться в ракушках. Ракушек много, а жемчуга в них почти нет. Толи истребили полезных, толи по другой какой причине. Он, редкий жемчуг Лал, отдал своё название реке Лала в старинные времена, а сам постепенно уходит в глубину преданий. Максима Яковлевича потянуло на размышления о бытие окружающего, о первопричине всего сущего в округе.
    В трёхречье Северной Двины, Вычегды и Виледи между холмами, вздыбающимися от сдвига материковых плит, в великом множестве разбросаны ляги, болотца, болотины, болота. Из них вода просачивается в ращелины глиняных пластов, набравшись по пути полезных веществ, она пробивается в виде родников на поверхность земли и далее путешествует меж холмов.
    В одном из таких болот собираются воды братьев-ручейков - Моченцы, левый и правый. Вынырнув из земли, они долго кружат между кочками, шевеля упавшими листьями с деревьев, унося с собой еловые иголки. По пути братья забирают с собой воду из лужиц, скатившиеся с деревьев капли воды, набираются силы. И вот они уже не ручейки, а ручьи прорезающие себе русла в окружающей природе. Достигнув ширины, когда ручей уже и не переступить, не замочив ноги, они встречаются. Теперь братья уже не Моченцы, они уже речка Лала. Еще не мало придётся покружить речке, чтобы получить право называться рекой.
Многие эпохи река несла свои воды в холодный океан среди безлюдных лесов, покуда не пришёл сюда человек. Сначала находом добыть себе пропитания, а потом уже здесь и обосновался, проредив лес на окружающих угорах. 
    Покружив по стрекоським пожням, Лала выкатила свои воды на равнинный пейзаж, по левой стороне за тоненькой полоской сосен по прибрежному откосу видны крыши строений, это начинается Княже. Справа пожни Верхняя Исада, за ней Заричка, далее У Пенья. Впереди высокий угор с крутой дорожкой вверх, она идёт от каменистого пологого берега. Здесь видны следы бурной жизни. Судя по всему, к берегу реки спускаются лошади, коровы, козы для водопоя. Здесь же разбросаны предметы человеческой деятельности, вот она телега, здесь колоды для зимнего водопоя, в заводи держится на воде плот для полоскания белья. Левая сторона угора опустилась до уровня, где без труда поднимется любая конная повозка.
Здесь, перед перекатом образовался не большой омуток: усатый сом лежит на дне, пузырьки пускает он во сне. На его воздушных пузырьках пескари катаются кое-как. В верху, над водной гладью в июнь пробирается лето.
    Солнце уже перевалило через полдень, на угоре деревенские дома утопали в жарком мареве, над огородными жердями плясали всплывающие потоки воздуха и через них ближний лес казался качающимся не смотря на то, что дуновение ветерка отсутствовало напрочь. Бабы повытаскивали на улицу овчинную одёжу, одеяла, постели, прополосканные половики висели тут же на огородах.
Сушка домашней лопоти  обычно происходит в первые же тёплые майские дни, а в этом году весна хоть и не была холодной, но погожих дней не было, всё какая-то сырость с пасмурными днями.
    Многие дома сегодня стоят с открытыми ставнями и дверями. Большинство из них с волоковыми оконцами, и те тоже открыты для сушки гобчей . Такие дома топятся по-чёрному, засаженные стены обычно моются в чистый четверг перед Паской , сейгод же в большинстве хозяйств мойка отложена, вот сегодня и навёрстывается упущенное, скоро Троица. Грех великий праздник встречать непорядком.
В деревне Княже жизнь бьёт ключом старанием баб и ребятишек. Мужское население всё ещё занимается катанием кулиг. Скоро начнётся сенокос, надо успеть к его началу подготовить пальники для будущих посевов льна.
Ближе к вечеру суета постепенно спадает, взрослые занялись скотиной, ребятня переключается на вечернюю жизнь, сбиваясь в кучки по возрастам и интересам. Старшие на Наволоке, возле копров с качулями , подальше от родительских глаз, как бы не нарваться на какое поручение "сбегай туды, сходи сюды, принеси то да сё".
    На "Белой дорожке" несколько ребятишек меньших возрастов. Они ещё не определились чем займут вечер, может "попа начнут гнать" или "городки" выбивать. Четверо босоногих мальчишек сидят на огороде по обочине дорожки, видимо недавно поднявшиеся от реки, со следами мокрой одежды после купания. По другу сторону дорожки, немного в отдалении, стоят ещё ребята, по-младше. Эти, подбирая или выколупывая мелкие камешки из дорожки кидают их вниз, стараясь куда-то попасть. Именно благодаря множеству таких камушков дорожка испокон веков и называется Белой.
    Вот приведись спросить, чем знаменито Княже, местные скажут дорожками "Белой" и "Золотой". Золотая дорожка идёт из Сирина со стороны Запорожья – окружной дороги на Стреково. Начинается с мокрой канавы перед полем Ободворича, идет по полю прямо в деревню, по середине раздваивается и другая часть направляется на Зарово, это тоже Княже, но та часть, которая находится за рвом, разделяющим деревню на две части. На этой дорожке княжевцы выглядывают, тех кого ждут, а видно её с бо;льшей части деревни. Сюда же смотрят, когда проводили своего гостя, пока он не скроется за Пургиным гувном в лесочке вдоль обрывистого берега Лалы. А золотая она потому, когда посеянные зерновые подрастут и заколосятся, поле становится цвета золота - золотым, стало быть и дорожка Золотая.
    С Белой дорожки малышня продолжают бросать каменья, громко обсуждая у кого точней получается. Варвара с Манькой Непеиных в азарте не уступают Мите и Кондрашку Кривошеиных. Дорожка не скупится на камушки, не смотря на то, что она  испокон веков даёт здесь приют местной ребятне, излюбленное место для игр. Кто и когда её прокопал неизвестно, да и можно ли ее прокопать, сколько её не ковыряй, она каменистая в глубину. Поднимается дорожка с Наволока строго на север, проходит по верху высокого берега Лалы до самого, почти рва, отделяющего Конец от Зарово. Ширина дорожки вполне позволяет разъехаться двум телегам.
На галдёж мелкоты обратил внимание только, что подошедший Толя Марковчихин, парень лет двенадцати. Мать Дуня Марковчиха души не чает в сыне, мужик у нее Марко давно умер, вся надежда на него, Анатолия.
- Ну-ко, чего тут диётся?
- Вот хотим добросить камень до колоды.
- Вам чем не угодили водяные колоды?
- Да, нет, мы просто хотим добросить, ещё лучше попасть, - оправдывается Митька с конопатым носом, колупаясь в носу.
- Вынь палец из носу, дай сюды камень, - протянув руку, потребовал Анатолий – Митька, не переча, подаёт. Толя размахнувшись, забрасывает точно в одну из колод, камень ударился, отскочив, катится по пологому спуску к реке.
-  Вот, добросил и попал, полегчало вам? Зачем надо было?
- Мы так, между собой тягались, у кого получится, - продолжает разговор Митька, другие же повернулись в сторону Зарова, за кем-то наблюдают. Толя тоже наконец обратил внимание на человека выбравшегося по тропинке из Рва, это был дед Максим. Его появление, похоже, определило программу жизни на вечер всей компании. Он был любимцем не только детворы, старшие поколения тоже жаловали, не только из-за его почтенного возраста, сколько как интересного собеседника.
    Дед Максим не торопясь перешёл с тропинки на "Белую дорожку", очевидно у него тоже было желание встретиться с племенем молодым, не обученым. Сам-то он грамоте был обучен с молоду, дома на Божнице лежали Евангелие с Житиями святых, да иногда почитывал книжицы, благословляемые дьяком местной Михайло Архангельской церкви. Отец дьяка в молодости и учил его этой самой грамоте, любопытного и смекалистого Максима, учил складывать слова из букв. Потом бывая в Сольвычегодске, Максим старался заходить в канцелярию Воеводы к знакомому писарю почитать "Ведомости" из Питербурха, был в курсе всех государственных новостей. За это его вокруг почитали вторым по осведомлённости и грамотности человеком после писаря у Ильинского волостного старшины.
    К старости дед Максим стал охочь поговорить хоть с бабами, хоть с ребятишками, лишь бы была в глазах собеседника Божья искра любознательности. А рассказать ему было что, хоть из жизни дедов, хоть из жизни царских особ. Вечером, как кончится управа по хозяйству, одел одёжу получше и в другозьбу . Всё, что говорит дед, воспринимается за чистую монету, может и приврёт что, так как проверишь. Да и не приврав интересного рассказа не выйдет. Рассказчик он был отменный, бабы, бывает, и веретено уронят, заслушавшись Яковлевича.
- Что замышляете, крестьянские дети? - подходя, поинтерсовался дед Максим.
- Вот мы тут думаем, почему Зарово так называется, - сочиняя на ходу, за всех ответил Толя Марковчихин.
- Ну, вот Толя, неужто не знашь, вон ров, где по весне ручей с Горок снег уносит в реку. Всё, что находится за рвом, за ровом, и есть За-ро-во, Зарово. На самом деле вся деревня-то с Зарова и начиналась. А тамошние нашу половину называют Конеч, потому, что здесь Княже и заканчивается.
- А отчего Наволок так назван?
- Потому он Наволок, что по весне на него река наволакивает, кроме всякого мусора, много плодородного ила, потом там всё, чего не посади, даёт хороший урожай. А сено – лучшая исадина, коровы его как мёд съедают. Ну, не мёд, это для нас мёд, для них как соль, так сладше не бывает.
- А вот, дед Максим …, - попытался было Толя задать следующий вопрос, дед его перебил.
- Ты вот молодец, Толя. Тебе интересно то, да это. А вот тебе интересно ли как сюды и откуды пришёл первый человек? С чего началось Верхолальё и наше Княже?
- Нет, дед Максим, лучше расскажи нам.., пытается продолжить свой вопрос Анатолий.
- Ну, ребята, тогда слушайте, - начал дед, прилаживаясь на привалинке вдоль огорода, около притихших ребятишек. Потянув за рукав, посадил рядом и Анатолия, с явными намерениями на лице у того задать свой вопрос.
- Было это давно, я ещё тогда и не родился. А родился я давно, вон сколько царей пережил. Матушка меня родила, царство ей небесное, на троне сидел Тишайший царь, звали его Олексей Михайлович, отец нынешнего царя Петра. Хоть Пётр и сын Олексея, а между ними-то ещё царствовали Фёдор, Иван да Софья. Получается, живу уже при пятом царе, а всё ещё живой.
- У нас тятька на стене, там царь Фёдор нарисован, - добавляет, Якуня Миши Ярана.
- У вас царь Фёдор Олексеевич нарисован не правильно, какой-то худой и косой. Он хоть правил мало, худ был здоровьем, а очень умным был царём. Бог не дал ему пожить, сейчас бы всё не так было. Царь Пётр буйный, много пьёт, с пьяну много чего калабродит не подумав. У Фёдора всё было бы обдумано, никому бы бороды и тулупы рубить не пришлось. А кое-что полезного из сделанного Петром, было начато ещё Фёдором.
    Так вот, ребятки, люди сюда пришли, поди-ко с Виледи, пожалуй даже при дедушке Ивана Грозного. Да может и не при дедушке, может и того раньше. Только Куликовское сражение уже к тому времени давненько было.
Вилежана сюда ходили на охоту за зайцами, да за лосями. Придут слопцы , силки да петли  поставят и обратно домой, потом ходят проверяют. Постепенно напрорубали дорожки, чтобы можно было тушу лося не только кусками за плечами носить, а и на лошади увозить.
    Мужикам надоело поколениями ходить туды-сюды, один из них Курбатко по прозвищу Токарь пришёл как-то зимой со своей женой, построили шалаш над медвежьей норой. С собой принесли топор, он Курбатко его заработал, когда ещё ходил в учениках у мастера по дереву. Доходный был промысел, хорошо платил мастер, вот он топор и купил. Работа топором ему стала не по душе, стал охотничать на зверя. А прозвище Токарь он ещё у того мастера получил, когда балясины токарил на крутильном станке. Точить, токарить – так называется делать баские круглые деревяшки. С тех пор, с молоду, он Токарь.
    Жена у Токаря ходит петли проверяет, костер в шалаше палит, еду на костре варит. А он Курбатко деревья рубит, таскат, скатыват с угора и ближе к реке строит дом, для тепла ещё в землю закопался немножко. В землю-то не так сильно тепло уходит, как в дерево в зимнюю пору. В земле трескучего мороза не бывает, даже вода и та не замерзает. Место хорошее, от ветра закрыто самим угором, как солнце выглянет, так тут же тепло приходит. Лето пришло, глиняную печь сбили. Окошок тогда не было, их и сейчас-то мало у кого стеклянных есть, почти у всех маленькие слюдяные, да бычьи пузыри натянуты. Постепенно лес на угоре срубили, пожгли, вот тебе и пожня образовалась. Хоть паши, хоть сено заготовляй для коровы.
    Вы вот, ребятки, как приведёт вас Господь туда, посмотрите вниз к реке. Там увидите выровнянные площадки, может они уже и не шибко ровные, а есть они. Вот тут и строили домики первые жители. Потом-то все уже стали жить наверху. Там сподручней стало, дома стали больше, инструменты разные позавелись. А начинали с топора и ножа, да и берегли их, по наследству передавали.
    Вот так, ребятки и образовалась деревня, первая деревня в Верхолалье. Как, думаете, она называется?
- Токарёво, Токарёво, - первая сообразила Варька.
- Вот вам и девка, молодец Варвара, - похвалил дед Максим.
- Так-то я тоже догадался, только подумал чего бы Курбатовой не назвать, а тут Варвара, - начал оправдываться Анатолий, чуть ли не самый старший из ребят.
- Может, так бы и назвали, если бы не человеческая привычка. Если человеку прозвище прилепили, так его и будут звать, а имя могут вовсе забыть. Это теперича названия деревень записывают на бумаге, а там-то никто ничего не записывал, так на память запоминали. Это потом, когда царям понадобилось много дани собирать для своих затей, они стали писарей отправлять всех переписывать, чтобы не забыть с кого дань брать.
- А наше Княже почему так зовут? – подняв головку, лицом к деду, любопытствует самая младшая Маня, постепенно перебравшаяся ближе к нему, и уже прижалась к его ноге.
- Машенька, хорошо, что из двух названий у Княжа сегодня только одно осталось. А то ведь вон тут к Горкам стояло подворье Тютяково. А вдоль реки были княжеськие пашни с домами. Вот, случись какой мор, не стало бы тут людей и стали бы здесь всё называть Тютяковым. А ведь часто умирали люди от какой-нибудь напасти, бывало, начисто целая семья умрёт. Сейчас на месте Тютяково поле распахано, а название за полем сохранилось, дальше в угоре Горки.
- Дедушко, тут наверно какой-то Княж жил, наверное, да? – уточняет Маня, поняв, отчего образовалось Токарёво.
- Ребятки, знаете ведь ягоду княженику, вон за Запорожьем её летами собираем. Не много её там, однако есть. За Дальними роспашами тоже находил. Лучше и вкусней ягоды княженики нет.
- Как не знать, княженика только у нас и есть, в других деревнях даже не знают, что такая ягода бывает, - поддерживает деда Максима Витька Непеиных. – А батя наш, говорит на Подполичах на Верхней да на Нижней раньше тоже была княженика.
- Верно Витька, раньше с Сухого Дроводила идёшь через Подполичи, бывало, одну-другую ягоду сорвёшь. В других деревнях я тоже не знаю, где она ещё есть. Вот, видите откуда есть пошло слово. А посмотрите-ка вокруг, есть ли бассей  нашей деревни ещё какая? С чем ещё можно её сравнить? Нет вкусней ягоды княженики, нет и лучшей нашей деревни. Вот и назвали её так, Княже. Потом когда писцы пришли в бумагу записыть, им так и велели нас записать.
- Чего-то я с вами подзадержался, ребятки. Наверно пойду к дому, думал ещё лучины пощепать. Вы тоже засиделись, давайте, вон, в лапту поиграйте. Разомните кости.
    Максим Яковлевич встал, придерживая левой рукой затёкшую натруженную поясницу, смахнул со штанов прилипшие травинки, направился в сторону дома.
Если бы ребята посмотрели в след уходящему деду, увидели бы его продолжающим рассуждать, левая рука заложена за спиной на пояснице, правой сам себе что-то доказывал. А вспоминал дед свою жизнь. Помнит он себя таким же ребёнком, как эти дети. Был таким же любознательным и интересовали такие же вопросы, совершенно естественные для подрастающего поколения.
- Эх, какая жизнь ждёт этих ребятишек, да и малы ещё они, много ли их доживёт до взрослой жизни. Столько неведомых болезней ждёт человека, что летом, что зимой, а ребятишки чаще всего и заболевают. Только после пятнадцати лет становятся покрепче, там-то уж будут жить. А жизнь взрослого человека, хоть и не лёгкая, а жить можно, только живи с умом, дружи с соседями, те всегда помогут, ну и ты помогай. Вот севодя Корявому кулигу катили. Он-то любому поможет, только позови, вот и мы помогли человеку.
    Ну, дай Бог всем мира и добра, не знать ни бед ни горя.