Шагирт. Глава 20. Агент контрразведки и егеря

           Александр Дмитриевич с любовью вспомнил, как перед отъездом попрощался с женой, поцеловав Елену и погладив ладонью её огромный живот:
-Аккуратно милая…. Пойди, отдохни и не волнуйся – я скоро вернусь.
«Кажется, что так давно это было. Хорошо, что письмо с поддержкой и заверениями о скором возвращении успел ей отправить».
         Поздним вечером 14 июня 1812 года Вильно окутал туман. Александр Дмитриевич Балашов, министр полиции и генерал-адъютант его величества срочно был приглашён к императору. Он догадался о причине вызова, поскольку днём раньше имел предварительное сообщение о возможной поездке ставку к французам, в связи с чем, успел провести некоторые подготовительные мероприятия и дать срочные указания по этому поводу своим подчинённым. И самое главное - сумел взять в долг у своего друга генеральский мундир и Александровскую ленту, так как свои вещи уже отправил с обозом из города.
         Император Александр I энергично ходил по кабинету, чтобы разогнать кровь после длительного сидения за письменным столом; огоньки свечей заколебались под воздействием созданных им потоков воздуха, странно оживив несколько теней одного человека и на полу и на стенах. Потёр ладони, решительно сел в кресло: «Прочитаю ещё раз. Не часто на французском пишу - ошибок и просчётов не должно быть как в тексте, так и в содержании. Дело наше правое!». Пододвинул поближе к себе две свечи, убедился, что чернила высохли и внимательно начал перечитывать законченное письмо Наполеону.
         «Государь брат мой! Вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к вашему величеству, ваши войска перешли границы России. А только что я получил из Петербурга ноту, в которой граф Лористон, говоря о причине этого нападения, заявляет, что ваше величество считали себя в состоянии войны со мной с того самого момента, как князь Куракин затребовал свои паспорта. Мотивы, которые герцог Бассано привел в обоснование своего отказа выдать ему эти паспорта, отнюдь не могли дать мне основания предположить, что этот демарш когда-либо послужит предлогом для нападения. Действительно, посол князь Куракин, как он сам заявил, никогда не получал повелений действовать подобным образом, и как только мне стало известно о его демарше, я повелел сообщить ему, что совершенно не одобряю его действий, и приказал ему оставаться на своем посту. Если в намерения вашего величества не входит проливать кровь наших народов из-за недоразумения подобного рода и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае ваше величество вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От вашего величества зависит избавить человечество от бедствий новой войны».
         Задумчиво посидел некоторое время, поставил личную гербовую печать на первой странице письма и откинулся в кресле: «Я сделал всё от меня зависящее, чтобы не допустить эту войну и страдания народов».
Прошёлся по кабинету, после чего запечатал письмо и вызвал дежурного:
-Александр Васильевич, генерал-адъютанта Балашова пригласите….
       Александр Дмитриевич не ошибся в своём предположении: император вручил ему письмо, а на словах попросил передать императору Наполеону о готовности начать мирные переговоры после того, как французские войска покинут территорию России.
Выезжать надо было немедленно, чтобы покинуть город затемно и не привлекать внимания; через час, пять всадников выехали за пределы Вильно и направились на запад. В качестве адъютанта с генералом отправился поручик Орлов; сопровождающими были два казака и трубач, роль которого исполнял поручик Серёгин, увлекавшийся игрой на трубе. Ему же предстояло исполнить и роль тайного связного - передать письмо от французского агента Давида Савана.
          Поручик Серёгин уже больше двух лет являлся агентом русской военной контрразведки.Свою розыскную службу начинал в полиции; ещё отроком дядька ему интерес к розыску привил, так и пошёл по этому делу.
          С 1810 года французы усиленно готовились к войне с Россией, выстраивали агентурную сеть, наводнили страну шпионами, агентами и связниками, засылая их под видом артистов, торговцев, путешественников и даже монахов; начали активно проводить вербовки из числа живущих в стране иностранцев, в первую очередь французов, поляков и отставных офицеров.
        В то время Серёгин занимался розыском убийцы артистки, польки пани Ядвиги из Вильно и неожиданно вышел на семью отставного ротмистра русской армии Давида Савана из Великого Герцогства Варшавского, жена которого – Полина, оказалась давней подругой погибшей. При передаче Полиной шкатулки с письмами Ядвиги и был задержан убийца и, как оказалось позднее, французский шпион, поляк - Станислав Шкловский.
         Схватка и задержание происходила на глазах Полины, которая взволновалась этим событием настолько, что перестала воспринимать окружающую обстановку и ориентироваться в пространстве. Пришлось сдать Шкловского в участок, успокоить и сопроводить женщину домой, так как он давно уже хотел познакомиться с её мужем Давидом, а сейчас появился предлог и не надо было ничего придумывать.
Серёгин всегда тщательно подходил к изучению связей и окружения подозреваемых, он прочно запомнил наставления своего дядьки Андрея Анисимовича, особенно по последнему делу, когда тот вёл розыск по нескольким загадочным смертям и сам оказался жертвой убийцы. Позднее Александр задержал женщину-отравительницу, отправил её на каторгу, но любимого наставника и дядьку нельзя уже было вернуть.
        Александр изучая связи семьи Савана и, зная, что она только недавно переехала в Вильно из Варшавы, обратил внимание на одну странную встречу отставного ротмистра с проезжающим иностранцем, зафиксировал её на всякий случай, так как был удивлён – встреча эта носила явно конспиративный характер.
Передавая пострадавшую женщину в семью, он познакомился с её мужем, обрадовался и с радостью принял предложение Савана остаться на ужин, надеясь получить разъяснения по возникшим подозрениям.
 Как обычно, у мужчин в застольной беседе с наливкой, между Александром и Давидом установились дружеские отношения; они некоторое время приглядывались друг к другу и, после очередной рюмки, стали запросто общаться и шутить. А вскоре уединились, перейдя в беседку, и Александр приступил к осуществлению своего плана. Задав отставному ротмистру несколько неудобных вопросов, касающихся знаний основ розыскных мероприятий, в том числе,  конспирации,  видя  смущение хозяина, он прямо и жёстко спросил:
-Давид, а ты можешь рассказать мне о том французе, которого провожал ...,- и сознательно оборвал свой вопрос, сверля взглядом.
Собеседник вздрогнул, погасил улыбку и опустил голову; возникла продолжительная пауза.
-Александр я могу говорить с тобой откровенно? - Давид глубоко и обречённо вздохнул полной грудью. - Я уже долго размышляю, с первого дня возвращения в Россию: куда мне обратиться? Только не перебивай меня, когда я буду рассказывать.
-Хорошо Давид. Пока Полина занимается с детьми,  мы с тобой посидим, табачком побалуемся и ты мне всё подробно расскажешь.
        Замолчали на некоторое время, пока сосредоточено, не глядя друг на друга,  набивали трубки и раскуривали их.
-Ты знаешь, Александр: и я, и мой отец, и дед верно служили царю-батюшке-императору и сегодня я не могу и не хочу быть предателем. Я побывал во многих переделках с турками, поляками, шведами и всегда стоял грудью за свою родную страну – Россию. Но, сейчас попал в неожиданный переплёт: меня купили французы. Они, идиоты, перекрыли мне возможности обеспечивать и кормить своих детей. Ты представляешь Александр? Они захотели прижать меня нищетой и голодом моих сыновей! У тебя есть дети?
  - Нет, Давид, у меня нет семьи.
- Не дай Бог тебе испытать подобные чувства, когда ты не можешь принести домой кусок хлеба. Везде мне отказывали в работе, куда бы не обращался. А хотел устроиться учителем…. Всё видел, но не имел возможности изменить что-либо и тем более противостоять Биньону. А только надеялся на чудо и на возможную месть. И вот, я на родине. Они получат достойный ответ за свои пакости. Александр, ты поможешь мне?
-Конечно, Давид. Россия-мать всегда помогает своим верным сыновьям. Ты, извини, а этот Биньон, тот самый...?
- Это основной французский поганец и начальник разведки Варшавского бюро; по его указанию мне и моей семье портили жизнь и заставили предать свою страну.  Его полное имя – Луи-Пьер-Эдуард Биньон, так его представили, когда я сломленный и, как раб, стоял перед ним в кабинете униженный и растоптанный. Он руководит наблюдением за передвижением наших войск в приграничной полосе. 
На следующий день Серёгин с утра стоял в очереди на приём к командующему Барклая-де-Толли, а после доклада был тотчас же откомандирован в Особую канцелярию и Высшую воинскую полицию, которые затеяли и удачно провели оперативную игру с французами. Французы регулярно получали подтверждения своим желаниям и, вскоре уверились, что смогут разбить всю русскую армию в первом же большом и решающем бою и, тогда Россия будет лежать у их ног: без армии она не опасна.
А теперь Серёгин принимал непосредственное участие в завершающей фазе этой операции, выступил в роли завербованного Саваном связного для доставки в ставку Наполеона неожиданно полученной и значимой информации о сегодняшних планах российских войск. 
Всё было разыграно как по нотам: Серёгин сумел передать письмо шефу специальной службы, который входил в свиту Наполеона.  Шеф службы, поляк, генерал Михал Сокольницкий хорошо знал русский язык, участвовал в сражениях против России ещё в войсках Костюшко, а после подавления восстания, длительное время содержался в Санкт-Петербурге вместе с другими организаторами польской революции. Служба Михала вёла оперативное наблюдение за передвижениями русских войск, а он ежедневно докладывал императору сведения обо всех изменениях в войсках и театре военных действий.
        Славно потрудились контрразведчики и российский агент, отставной ротмистр Давид Саван. Наполеон не смог разбить неуловимые русские корпуса и дивизии, прикрываемые отчаянным арьергардом, и гнался за ними до самой Москвы. Более того, почти в каждом крупном городе он вынужден был оставлять гарнизоны солдат,уменьшая свою армию.
После завершения операции отставной ротмистр и его семья были выведены из-под возможного удара французской разведки и отправлены в Казань, где счастливо продолжили свою семейную жизнь на пенсион в одну тысячу рублей и с другими привилегиями, полученными в знак благодарности от российской власти.
По результатам операции по дезинформации Наполеона, все её участники были награждены; поручик Серёгин получил из рук Барклай-де-Толли погоны штабс-капитана. А вскоре, по распоряжения министра, получил новое задание государственной важности и отправился на его выполнение.

         Не успели миновать Кремль, как батальонному командиру вручили приказ от генерал-губернатора графа Ростопчина – передать десять егерей в распоряжение штабс-капитана Серёгина.
         Серёгин  медленно шёл вдоль строя, заглядывая в глаза стоящих егерей. Дошёл почти до конца, уже прошёл было крайнее подразделение, кивнув своему давнему знакомому унтер-офицеру Барышникову, подумал: «У Барышникова всегда подготовленные егеря были, но видать не в этот раз – набраны недавно, рекруты - одно слово! Прости Господи! Всё сейчас идёт ускоренно. Нет заводных мужиков. Закончились ….». Захотелось спрятаться от всех, выпить  наливки, отдохнуть, подумать о предстоящем…. Но вдруг встретился с живым и насмешливым взглядом Филимона со второй шеренги, дальше  разглядел снисходительную улыбку Тимофея,  а сделав очередной шаг, наткнулся на расслабленного Ивана с закрытыми глазами и мечтательным лицом.
Внутренне усмехнулся: «Вот это егеря – спокойны до безобразия. Никакого уважения и интереса к незнакомому офицеру. Наверное, они-то мне и нужны!». Остановился, ещё раз рассмотрел Барышникова, его подчинённых в строю и шагнул к стоящему в ожидании командиру батальона майору Курасову. Спросил  вполголоса:
-Григорий Тимофеич! Вот эти егеря…, крайние, унтер-офицера Барышникова….
-Александр Иваныч, мы давно с тобой знакомы…. Скажу только – это лучшие робята в моём батальоне. Но они об этом не знают пока - им бой нужен, чтобы силу свою почувствовать. Я не хочу их отдавать…. «Пермяки – солёны уши» - земляки мои…. Мы же из простых, знаем, что  унтер-офицер Барышников всех егерей за три месяца лучшими делает. Помнишь, пару лет назад  мы с тобой были у него на стажировке…. Пришли  к нему…, одно слово: «сено-солома», а вышли егерями…. Да, Барышников давно уже обер-офицера заслужил, но срок не вышел. Ты же знаешь об этом. Его воспитанники любому задницу надерут!
Штабс-капитан Серёгин замахал руками, как крыльями: 
-Э-э-э, Григорий Тимофеич, друг ты  мой сердешный! Отдай своих земляков! Потом наливки с тобой выпьем и гордиться этими робятами будем, что они императорскому тайному делу помогли!
-Ну, хорошо, учитывая нашу дружбу…. По рукам! А выпить наливочки я завсегда с тобой готов, Александр Иваныч.
Егеря из недавнего пополнения и строю-то плохо обучен были, но Барышников за короткое время сумел передать им основные премудрости егерского дела и необходимые начальные навыки встречного боя с противником, так как союзником при обучении использовал их же жизненный опыт – опыт бывших охотников, рыбаков, добытчиков, жителей сельской местности.
Филимон толкнул локтём Ивана:
-Слушай, а его благородие не такой простой, как кажется: повозки за нами подогнал. Видать сурьёзное дело нас ждёт!
        Егеря Барышникова загрузили свое вооружение и походное имущество на подогнанные повозки и стояли в ожидании дальнейшего распоряжения, с тайной гордостью поглядывая на сидевших и стоявших вокруг товарищей: как не противился батальонный командир, но им всем выдали штуцера с винтовой нарезкой, которые били на тысячу шагов и снабдили солидным запасом зарядов.
       Унтер-офицер Барышников, предчувствуя, что дело ждёт их непростое, оживлённо выполнял свою работу, задорно отдавая команды и лихо напевая себе под нос: «Ну-ка братцы егеря, егеря! Начинаем мы не зря, эх, не зря!».
Спрятав от любопытных свои штуцера, егеря на четырёх повозках покинули вечерний город, с восхищением и непосредственностью деревенских жителей рассматривая, проезжая мимо, городские здания и Кремль; миновали Даниловскую заставу и двинулись, скрипя колёсами на юго-запад в Воронцово, в имение князя Репнина.
         Ефрейтор Тимофей шепнул соседу, такому же жилистому мужику, как и сам:
-Слышь, Данила, а его благородие и наш унтер быстро общий язык нашли. Это хорошо…., - И добавил, поглядывая на стены Кремля,- неушто такие стены может пушка пробить?

         Штабс-капитан Серегин раскачиваясь в шаг коня, всматривался в контуры Кремля, вспоминал, как полгода назад, в феврале 1812 года его внезапно, без объяснения причин, вызвали в Кремль вместе с другими агентами контрразведки, где они подписали обязательство -Присягу для агентов, которую он помнил наизусть:
         «Я обещаю и клянусь пред Всемогущим Богом и Святым Его Евангелием, что все поручения и повеления, которые я получу от своего начальства, буду исполнять верно и честно по лучшему разумению моему и совести, что за всеми явными и тайными врагами государства, кои учинятся виновными в речах или поступках, или окажутся подозрительными, буду тщательно наблюдать, объявлять об оных и доносить, как и где бы я ни нашел их; равномерно не буду внимать внушениям личной ненависти, не буду никого обвинять или клеветать по вражде, или по другому какому-либо противозаконному поводу, и все, что на меня возложится или что я узнаю, буду хранить в тайне и не открою или не обнаружу ничего ни пред кем, уже бы это был ближайший мой родственник, благодетель или друг. Все сие выполнить обязуюсь и клянусь столь истинно, как желал я. Да поможет мне Господь Бог, в сей равно и будущей жизни. Если же окажусь преступником против сей клятвы, да подвергнусь без суда и добровольно строжайшему наказанию, яко клятвопреступник. Во уверение чего и подписуюсь.»
           На тексте Присяги стояла размашистая резолюция российского императора Александра I:
          «Быть по сему»  С.Петербург января 27-го дня 1812 года. Секретно.