Triangles, глава 1, часть 13

Зловещая темнота под уханье ночных птиц и повизгивания невидимых тварей незаметно подкралась и поглотила палатки, остановившись в десяти метрах от костра. Усталость прошедшего дня и выпитое вино действовали, как клей, попавший на веки: глаза слипались и раскрыть их становилось все труднее. Но все делали вид, что бодры и готовы тусить хоть до утра. Только изредка кто-то начинал медленно клониться на бок, готовый упасть. Но срабатывал вестибулярный аппарат, возвращая сознание из дремотной неги в реальность. 

В душе все завидовали проводнику Ахмеду, удалившемуся в свою палатку еще два часа назад, но никто не решался сказать: «А идемте-ка, друзья, спать!..»

- Как-то жутковато ночью в горах, - прижавшись щекой к плечу Баха, сказала Ирина.

- Я вспоминаю, как в детстве ездил в летний лагерь отдыха, - стал рассказывать Федор. - Мы жили в больших палатках, каждая на десять раскладушек. Палатки стояли на полянке, окруженной вековыми соснами. А в центре полянки всю ночь горел костер. Чтобы не заснуть, дети пугали друг друга страшными историями, от них сон как рукой снимало. Правда, действительно жуткие истории быстро заканчивались, и больше уже никого не впечатляли. Поэтому на этих ночных посиделках в особом почете были те, кто мог что-то придумать сам, не повторяя других рассказчиков.

- А я перед сном своему сыну сама придумываю сказки-небылицы, - весело сказала Ирина. - В них добро всегда побеждает, а любовь всегда сильнее ненависти. Жаль, что такое бывает только в сказках…

- Это точно, - засмеялась Инесса. – Не зря от таких сюжетов даже дети быстро засыпают.

- Анечка, расскажи нам страшную сказку на ночь, чтоб мы лучше заснули, - смеясь, попросил Никита.

- Страшную? И чтоб заснули? Разве такие бывают?

- А ты придумай, ты же писатель. Что тебе стоит?

- Легко сказать, - задумчиво произнесла Аня. – Ну ладно, я попробую. С чего же начать…

- Начни с того, что жили-были старик со старухой, - заулыбался Никита.

- Ладно, - подхватила шутку Аня. – Итак, жили они были… Душа в душу жили. Но так было не всегда. Так вообще редко бывает, чтобы родственные души не то чтобы встретились, а еще и ужились. Итак, года через три после свадьбы будущая старуха, - а пока молодая еще жена, - обнаружила, что ее суженый стал ходить налево - очень уж охоч был до сладенького, то есть до женских сладостей-слабостей-прелестей.

Чего она только ни делала, чтоб отвадить мужа от чужих жен и невест – ничего не помогало: ни уговоры, ни угрозы, ни рукоприкладство. В конце концов, плюнула на все свои супружеские обиды и разочарования, да и запила. Серьезно так запила, по-мужски, основательно - иногда по неделе не выходила из запоя. Вот так лет пять и прикладывался каждый из супругов к своему удовольствию: он к женщинам, она - к водке.

«Глаза б мои тебя не видели, - часто бросала она в лицо мужу, когда тот возвращался утром после очередной бабёнки».

Ничто в жизни не проходит безнаказанно – ни доброе дело и слово, ни злое. Первым судьба начала вразумлять мужа по принципу «лечи подобное подобным». Любишь сладкое – получи сахарный диабет. Болезнь развилась так быстро, что через год после поставленного диагноза у мужчины уже была диабетическая стопа, которая быстро переросла в гангрену. В итоге ампутировали ногу. Будто бы по злой иронии судьбы левую - за то, что ходил налево. А еще и четыре пальца на правой, которая от болезни сильно ослабла и едва держала мужчину.

А супруга в один ясный день нарвалась на паленую водку и загремела в больницу. Чуть откачали. Жизнь спасли, а вот зрение нет. Ослепла. Так и оказалось пророческим пожелание, которое она так часто любила повторять мужу: «Глаза б мои тебя не видели…» Вот уж, действительно, бойтесь, люди, своих желаний. От себя, как писатель, добавлю: особенно записанных – не важно, на бумаге или в файле на компьютере.

Хоть и не по своей воле, а по воле свыше, но стали супруги очень нужны друг другу: он был ее глазами, а она его ногами. Когда выходили на прогулку, он говорил ей, куда катить коляску. Она катила, куда муж указывал, благодаря чему обходилась без палочки. От лифта до двери из подъезда надо было преодолеть несколько ступенек. Мужчина, опираясь на поручень, чуть переставляя ногу, кое-как сползал вниз. А она потихоньку, на ощупь, грохотала коляской по ступенькам и подставляла ему.

От острой нужды друг в друге их отношения стали мало-помалу налаживаться, а неприязнь исподволь переросла в уважение. А после и в симпатию. Возобновилась даже супружеская жизнь, они сдвинули свои полуторные кровати и стали застилать их одним покрывалом.

А после обвенчались. Нельзя было без умиления смотреть, как их, с венцами над головами, будто символами мученичества, священник три раза обвел вокруг аналоя. И лица немолодых супругов светились от счастья.

Именно в тот момент они стали половинками друг для друга, частями одного целого. Он говорил ей: «Мы с тобой, как два саженца, у которых по живому сняли кору и привязали друг к другу. Теперь мы одно дерево, у нас все общее – и радости, и горести, и прошлое, и будущее».

Шли годы. Проходила жизнь. По воскресеньям вместе ходили в церковь, и уже не представляли жизни друг без друга, как в прямом, так и в переносном смысле слова. В ее невидящих глазах поселилась нежность к мужу. А он больше всего на свете мечтал взять любимую на руки и закружить по комнате. Но, не имея возможности, садил к себе на колени, и кружил прямо в инвалидной коляске, изо всех сил крутя колеса в разные стороны. А она радостно смеялась и плакала от счастья.

Она оставляла ему последнее оставшееся в доме яблоко, а он всегда резал его пополам так, чтобы ей был бОльший кусок. И когда разговор заходил о неминуемом расставании, любил повторять: «Чем меньше остаётся дней, тем больше веришь в продолжение».

Они были разные: ему холодно было днем, а ей ночью. И он предложил заказать на «Wildberries» двойное одеяло. «Когда умрем, - говорил он, - у каждого будет свое «пуховое» одеяло, поэтому надо спешить понежиться под общим». И, просыпаясь по ночам, лежа, слезно молился, чтоб умереть первым и не видеть предсмертных страданий жены. Но переживал, как ей будет трудно без него…

Господь услышал его молитвы. В ту зимнюю ночь перед рассветом ей стало нестерпимо холодно, она дрожала и попросила мужа придвинуться к ней ближе и крепко обнять. Так и согрелись. И заснули. Навсегда. Обнявшись под двойным одеялом.

- Такая вот «страшная» история… - выдохнула Анна и отвела глаза в сторону, пряча слезы.

Потом добавила:

- Хоть это и выдуманный сюжет, но так и хочется сказать: «Помянем». И выпить стоя, не чокаясь, до дна.

Сначала Бах, потом все остальные встали и выпили вино. И молча разбрелись по палаткам.