Переход. Мой

Снова не хочу подниматься. Общий стол и мы берём из вазочек заготовленные конфеты, чтобы совать в карманы и танцевать. Я не могу уйти с вечера и поэтому остаюсь в зелёном уголке, куда падает цветомузыка в шаре, который бестолково вертится под потолком. Люди сидят у зеркал в стене, которая разбита на прямоугольники швами. На крыльце громко курят крестьяне, чтобы докурив войти в клуб с ароматами машинного масла и никотина. Углубиться в своё промелькнувшее детство, которое стало плоским напоминанием из фотографий в альбоме моего архива. Больше солнца и ощущений в напичканной коробке с ватой, которую я собирал вокруг себя ночью, чтобы от неловкого падения с подушки не разбиться.

Слишком сильно хотеть остаться ребёнком и для этого полностью отречься от скуки или игр, которые изрядно надоели своей примитивностью. Привлечь свою луну крекером, который крошится на подоконнике и хрустит на подушке с ванильным кремом.

Мы будет думать об окончании каникул, когда просто останемся стоять на асфальте, чтобы придерживать свои велосипеды. Молча шагнуть в сени и услышав рычание пса у ног, осторожно закрыть дверь в дом. С койки увидеть, как солнце ворочает свой диск в сене и прячется за яблонями, чтобы срывать сухие листья со стеблей и дарить плодам лучи.

Уничтожение души в рассвете с цветами при горизонте, который вбирает в себя весь мёд и сок из лепестков. Дети ушли в будку для курения смол, чтобы родители не могли отыскать звёзд в дыму глаз и туманности сновидений. Освобождение кроватей, которые слишком плотно придвинули в общей палате, чтобы можно было пройти мимо и не учуять потные приливы волнения в спящей фигуре с переливами дыхания.

Программа в одно и тоже время повторяет чёрно-белую комедию, которая не выходит в эфире бессонницы, пока я сплю под водой кошмаров. К деревне подобрались звёзды, чтобы присмотреть за липами и моими окнами, которые через считанные в раме секунды станут пропускать бессонное жужжание пчёл где-то в кроне и далёкое рассекание ферм за фонарями.

Холод в дожде и мёрзлое соприкосновение моей ступни с лужей, которая по-летнему одинока и глубока. Он пригонит сюда технику, чтобы смять эту заброшенную хату со спины деревни и оставить лишь золотую тропинку в позвоночнике с полынью. Крыша не поедет этой ночью с неба и все мои строчки не достанут до козырька, чтобы остаться в предложении подарочными буквами, которыми не распечатают возбуждённую ночь из луны.

Дальше ко мне подберутся своими корнями чьи-то сны, которые ещё вчера завяли, но остались храниться в паркете под слоем осеннего клея. Не желать выйти из своей давно непригодной одежды, которая узкими швами придавливает душу до соприкосновения с сердцем. Упрятать свои мысли в бочку мёда, чтобы не увидеть сути за сплошным сахаром, который не тая липнет к пересоленной тоске. Сопротивление жизни и все причины, чтобы уйти из сопротивления, наложив на себя муки.

Снова углубиться в песню и остаться в спальне, когда все уже встанут с постелей, чтобы двинуться к микрофону. Выход из бессонной катушки, которая скатывается в овраг и там ещё, словно юла взбивает песок, пока просто не упадёт в траву, чтобы не кружиться вокруг лужи.

Прикоснуться к телевизору ладонью, чтобы почувствовать, как щекочет пальцы электрическая волна из не потухшего разряда. Небо над её двором станет белой пыльцой, которая в аромате облаков превратится в мёд. Гараж всегда будет открыт для зрителей, но тёмные стены не дадут отчётливо рассмотреть внутренности из-за масел, которые будут препятствовать трению сонного взгляда о ремни на потолке.

Школьное фойе наполнилось туманом от крыльца, которое остывало ночью, пока дети спали по парам под окнами, куда влетал обозлённый на звёзды ветер. Застрять в варенье из снега, когда тот попытается растаять по буквам и освободить воротник давно не спящего дворника у печатной машинки.

Ложиться в ночь, когда звёзды выкупят себе остров под хвоей и будут купаться в бассейне моего синего окна. Тревожно встать с койки и с радостью вымолить себе ещё один бессонный миг у луны, которая уже тушит свечи и выметает свою тень с пола. Мучительно улечься под утро, когда колесо рассвета, станет давить своими чёрными шипами на звёзды, чтобы те сознались в подставе деловитого горизонта. Накачавшись серебром луна станет кропить свои листья зеркальными разводами, которые образуют узор, чтобы мне потом под ивой наблюдать узор в одиночестве. Парниковая атмосфера в прихожей, когда во дворе сыро и морозно, чтобы бежать к полю или раствориться где-нибудь у стен сарая или будки с опилками.

Желать уйти из школы, чтобы подорвать свой рассудок тайной верой в любовь, которая провалилась в подвал и не может дотянуться до лампочки, чтобы удержать свет. Холодно и сыро становилось в душе, когда намечалась очередная ошибка и все тучи прибившись к койке, молчали своими внутренними голосами, чтобы от перевозбуждения превратиться в раскаты проницательного кашля. Сменить кассету на пластинку и смотря в потолок, слышать, как вертится игла на виниловой вене с солнцем.

Переместиться в вечернюю спальню, которая своими шкафами удерживает луч из проектора на простыне, чтобы нам продолжить листать фильм из плёнок на тексте перевода в другую палату. Неман был приятно широк и придавал моим мыслям лёгкость ветра, которым баловались звёзды перед отплытием к горизонту. Заключить свои мысли в бессонный водоворот, который прокричав свою последнюю клятву войдёт в снежную бурю из линий и не стыковок для любви. Я иду и плачу на берег Немана, потому что день меня разрушил и испепелил своей беспомощностью в сфере людей. Злость и ненависть желая найтись и выброситься со склона вместе с пелёнками, будет по прежнему копиться сырыми нотами в тетради перерождения.

Вновь форма стала душить между линий тело и мне вновь необходимо прибегнуть к чтению своей души, чтобы вывести её на сердечный переход.

Сердце заперто в банке с розами, которые стухли от воды и теперь воняют. Пройтись аллеей, чтобы видеть, как падает от деревьев свет и как уже выделяется из арки голубая почта. Стать рекой, которую залили нефтью и оставили полыхать от бессонницы у моста, куда прибилась дохлая душа. Оживление сердца, которое ещё хочет выброситься по ветру из груди, чтобы проверить себе пульс на глубине. Доступиться до радости, которую отодвинули за забор и оставили спать под кустарником, пока звёзды не потревожат траву и не защекочут губы.

Луна выберет себе удобную раковину в школьной раздевалке, чтобы ласкать капельки на кафеле и заглядывать с озарением в почерневшее зеркало.

Соединить тоску и радость в одном луче, который переворачивает тень и разбивает её о подоконник. Луна последним своим камнем вынесет стекло из рамы, чтобы оставить палату в холоде спящего на плече месяца. Речка будет бурлить под его окнами до наступления вечера, когда во дворе начнут слетаться комары и стрекозы от паров болота. Голова будет болеть и ныть перед самой подушкой, пока солнце не достанет своё жало из моего лба.

Снова подобраться к подушке вялым и растерзанным преступником, который не может избавиться от вины и поэтому воюют со своей совестью до того момента, когда призраки возьмут верх неба, чтобы сложить звёзды в отстающий кармашек берега. Вытянуть на поединок солнце, пока бессонница будет стараться проскочить сквозь глаза в душу.
Какая-то недосказанная грусть вытянется из моего сердца, чтобы стиснув молочные тайны оскалиться против ветра. Вновь подумать о болезни, чтобы попытать счастье в реке, которая уже подбирается к шее и туманными ремешками стягивает горло со спины течения. Барьер через мостовую, который мешает мне свободно идти по перилам к небу, чтобы манить его к себе и падать вместе с ним к дождю.

Железные ворота перестанут существовать к осени, потому что снесённый стадион будет вспахан. Свободный полёт с туч, которые поселятся в подъезде и займут этажи, где сопьются лампы и взорвутся пепельницы. На воду как всегда сядут отломленные от луны ветви, чтобы дрессировать течение своими сучьями и поднимать красные перья от пятен волос за макушкой парка.

Птицы вечно окружают тополь, чтобы гадить на дорожку в пивную, которая не даёт ребёнку идти мимо бара спокойно, потому что заставит бояться встречи с пьяной тревогой прямо в постели. Друг вытянет меня удочкой из парка и понеся меня в сети для улова, бросит родителям под дверь, как зверька, который не может повзрослеть и отмыться от шерсти. Отец не поддержит связь и отломает от локтя рукопожатие, чтобы меня заблудить в лестничном ветре, который поднимет голубей к жаркому зоопарку и билетам в кино.

Дверь в город уже открыты, но мама не торопится нас с братом отпускать в океан, который был лишь деревенским карьером, которому пустили кровь. Долго мучиться в жаре у берега, и подбирая соломинки с ручья, смотреть, как на этаже кровати спит поднятая давлением бабушка. Решительный отказ от себя в угоду родителям, которые продолжают поддерживать меня в роли из своего спектакля, который не мог быть ими поставлен и поэтому повис на дверце детсадовского шкафа с лифчиком с груди воспитательницы. Огромный экран с почестями и бесцветными лицами в углублении лампы, которую вот-вот разобьют.

Утратить вдохновение и не позволить себе быть гением с обложки, который понёс потери своей тайны и теперь переходит от бессонницы к луне, чтобы себя замуровать в ночном замке и не выпускать к окну, пока в палату не наведается медсестра с подносом и карточкой на кармашке груди. Соединение людей и образов в кресле, которое уж слишком мало, чтобы вместить эту бездну из бессмысленного мусора за спинкой залов. Свечи поставят в ряд над окном и пронесут клетку ночью, чтобы тени ползли к алтарю через весь собор, пока я буду ждать приёма на группу.

Пересматривая статуи с колонн, я буду думать о той девушке, которая никак не сможет со мной сойтись и будет уходить от разговоров, пока я буду снить её в арке перед уходом к школе, куда ещё забьются толстенные женщины, чтобы сидя хохотать.
Сидеть словно под картиной с иконы, которую подвесили над музыкальным центром в зале моей тёти и которая как-то мрачно туманится, когда я наблюдаю за ней с коврика. Куда подевались люди? Кто-то нервно сбегает по ступенькам, чтобы испариться в темноте улицы, где всю ночь за дорожками приглядывает фонарь. Фонарь невозможно потушить из-за окна и дальности света, который касается огородов и уплывает к училищу, чтобы не дать мне взяться за сон. Крутиться под окнами пятиэтажки и не найдя обогрева, кутаться в воротник куртки.

Потерянное блуждание среди солнца и таяния луны, когда вся ночь желает пробудиться в своей пещере и больше не засыпать в огне приморского городка. Океан подбирает к берегам звёзды, чтобы украшать ими листву и падающую к корням воду, которая слишком поддерживает отчаянную волну молчания, когда все номера кричат от боли. Невозможность оторваться от боли, которая текстами разрезает всю ночь и манит припасть к обоям, чтобы исчерпать себя в узоре из чернильной пены.

Я не могу больше не спать и поэтому провожу время у тетради с остриём слов у горла, которое подёргивается от страха, когда приходит ночь. Достать из шкафчика отточенную звезду, которой бросаются в луну, чтобы та завизжала от боли и не проснулась на свадьбе голышом в траве чужого двора.

Устал поддерживать себя невидимыми опорами, пока по городу слоняется мой день и не может найти меня в приступе тревоги, которая поднимает всю свою гордость к ветрам, чтобы меня разбросать по простыням в камине, который выделен мне сестрой по родству. Вернуться в тётин зал, где ещё так уютно и комфортно, что грудь покоится в теле, словно она уже мне не принадлежит. И снова поворот к ванной, которая станет пуста и не привлечёт отца с братом, чтобы меня подержать в ней, когда я опрокину тело и стану плакать.

Икона невероятно молчалива и отпугивает блох, которые движутся по животу, чтобы оставлять красные покраснения среди волосинок или мягкости тканей. Мечтать о той девушке в голубом свитере, который привлекательно облегает её шею и заставляет наблюдать за ней, когда в зальной комнате все уже спят. Не решиться к ней подойти, потому что девушку целует у перехода другой преступник из паралллели. Отказаться от себя и оторвавшись от комнаты, блуждать в тоннеле лечебницы, которую не открывают ночью и не пускают в мысли никакой помощи, кроме как убийственной. Ампула замерла на тумбочке между фонарём и кроватью, но я не бежал эту ампулу обменять на сон и только ждал, как из кафе в розовой юбочке выйдет девочка, чтобы меня в танце обмануть и уйти в ночь к озеру с приятелем. Я поблагодарю приятеля за услугу и вспомнив, чем пахли её губы оброню в воду ветку с почками, которые вот-вот и не распустятся.

Прижать к коре ещё одну одноклассницу и приблизив губы к липкой звезде, постать языком до неба. Я не желаю больше приходить в кабинет голым мальчиком, которого будут закидывать ледяными снежками и заставлять просить прощение за секс, которого он не совершал. Когда девушка уйдёт с берега на берегу появится ночь, которая не даст мне забиться в палатку к преступнику, который не даст мне возле себя места, чтобы поспать.

Наутро к моей больной фигуре поднесут макароны и растопчут их с чаем, пока я буду добираться до леса, чтобы попытаться выблеваться.

Новый разрыв и невозможность соединить моё головное кружение с ситуацией, которая со смехом уходит в снотворную дыру и не возвращается на мои отзывы, потому что пьёт пиво в компании человека безразличного к боли. я не могу собрать свой диван и отворачиваясь от телевизора, пытаюсь расплакаться в накидку, но вновь бьюсь о подушку, потому что стараюсь понять где пролегает граница судьбы и боли.

Медсестра подойдёт к стенке с цветами и опрокинув вазу на журнал, соберёт тряпкой случайную воду или слёзы. Растущий в животе протест и нежелание смеяться в ответ на слёзы. Гордо уйти от смерти, которая и не заглянет, чтобы осмотреть ночь на койке. Вновь запротестовать с кровати и беря в руки пульт от бессонницы нажать на пятый час ночи, чтобы вертеть Татьянин сериал. Остаться на балконе с матерью и вернувшись по трубам к зданию дымящего кафетерия. Ночью фильмы не будут пережиты и вернувшись со словами любви к тому озеру, поймать серую капельку за цепочку из звёзд, чтобы поцеловать в щёку. Новый отрыв от сути и болящий мизинец, вновь заноет от соприкосновения с лужей, которую девушка перепрыгнет, чтобы меня за руку отпустить.

Девушка не ответит на призыв и уколет за молчание, которым я долго буду прикрываться, чтобы не сплоховать. Нежелание писать и двигать ручкой в листке, чтобы вновь ускакать из предложения в бессонную зелень. Встреча без слов и река без волн, уносит мои ключи, чтобы вставить на дно и не выпускать из моей руки. Какой-то хлам вместо храма, воздвигли на руине этого дождя, чтобы мне любоваться на парочку без лиц. Бледное создание выпрямилось на холме и вглядываясь в нос брата позирует солнцу в объектив. Ложка какой-то жидкости, падает мне на шорты, пока автобус тянет свадебную пьянь к очередной невесте. Обновлённый разрыв, который ты не можешь вынести и поэтому несёшь к лужице своего детского сада, который не даёт плодов, а только подгнивает по корням, чтобы наутро вонять мочой. Я бегу к ней, чтобы обогнать или нагнать упущенное время, но нахожу лишь пустырь и людей, которые подходят к универмагу, чтобы жечь свои пакеты и лица. Выпрямить струи дождя и усевшись с плачем на скамейку, ждать когда уйдёт весна, чтобы мне вовремя отболеть. Снова идти к её дому и не сходя с мест, смотреть на балкончики пар, которые скрываясь за шторами обнимаются в дожде.

Мёртвые жертвы чьей-то любви, приникли к экрану и бьются о лампу ночью, пока мне очень больно стоять на месте и смывать ладонями солнце. Я зажму эту жёлтую голову в уголке и помня пейзаж за этажом, увижу, как он вновь вырисовывает солнышко долькой в углу листка. Застыть в уголке спальни и листая до глубины сериал Кафки войти в окно посвежевшим деревом, которое не даёт зимой плодов, чтобы корнями опуститься в бессонницу. Она уйдёт по часам и не оставив мне взгляда скроется за деревьями, которые будут мне сниться с её тенью на листве. Жаркой ночью ворваться в лунную пустошь и ища под ногами тень, упасть в озеро так, что потянуть лёгкое. Она оттолкнёт меня из ужаса остаться одной и больше не поверить сердцу, в котором торчит шприц. Бестолковым существом пройтись по телефонной линии и не найдя номера, оглохнуть от пения ворон в антибиотике звёзд. Переживать провал мыслей в юбку ночи, которая плотно облегает колени и не даёт девушке раскрыться. Ещё встревоженно бросающаяся на двери тень, молитвенно оседала на покрывало кровати, чтобы стягивать с луны обёртку и больше не ложиться обратно. Вечер был дырявым и чтобы оставить в себе лучи, ему приходилось карабкаться на подоконник с усилием, когда рука уже потянется к хвойной ветке, но будет ранена иголками.

Тёплый уютный вечер в деревне вселит в меня силу и уверенность в своей правоте и проводя взглядом дорогу с сараями по обочине я останусь сидеть на скамейке в одиночестве поэта. Часы остановятся у свечи, когда нам не позволен будет свет и вся деревня сонно забьётся в кухоньку под холодильник, чтобы слушать шипение пламени в крупе.
Меня поставят среди дороги и заставят смотреть с велосипеда на пухлый гроб с физиком, который вовсе мне безразличен. Я буду ненавидя себя идти к дому репетитора, чтобы виновато показать ему пустую тетрадь или обманом попытаться вернуть ему своё недоверие. Папа будет дома с умилением смотреть на мою битую физиономию, чтобы вывести на танцплощадку в полуобморочном состоянии. Звёзды приведет меня молчать у мостовой, когда напьются из луж в своём же отражении. Я помню свой рёв, который явно испугает моего ночного спасителя, и заставит двигаться по тротуару быстрее, чтобы унести меня от потери крови. Холод за зубами, которые остались без голоса и моё раскачивание по формуле соприкосновения коленей и души с мягким небесным слоем. Новое соединение с чем-то безжизненно важным и поэтому я бросаюсь на слова с удвоенной силой, которая тянет меня обратно из прошлого в тот парк, которым окончательно забита моя голова и из которого льются струи чёрной реки с кровью, которая залипла на подоконнике. Кричать у батареи и уже не выплеснув свою боль до остатка, сохранить в себе силы лежать на зелёном краю половика, чтобы задержавшись не съехать с балкона.

Жёлтый цвет давно отцветшего лица давно сменился бездной морщин, которые сливались с позолоченными зубами и ночным кашлем углублялись, когда больной ворочался на подушке и искал свои тапочки в лунной окружности, которую отбрасывала большая на всю стену рама. Карета везла меня по воздуху, которого у меня больше не было и который стал мне невыносим, когда из жизни ушла любовь. Первым на призыв откликнулась женщина из областной луны, которою мне прислали по просьбе родители, чтобы задобрить бессонницу благими ручьями. Она была стройна и бодра, когда я впервые застал её в кабинете и она протянула мне свою руку, чтобы зажечь огонь. Возле затенённого лифта стояла кушетка, которая давал мне некоторый покой, но я в те моменты мог спасаться лишь телефонной игрушкой с фигуркой на экране, чтобы та могла прыгать глубже и уверенней. Я принёс ей свои стихи и тревоги, которые могли согреться от слов в коридоре, пока я только ждал избавления.

Вновь прижать к себе тот самый стадион и не отпускать беговой круг, который принимал наши души в свой центр, где можно было есть мучное и не мучиться бессонницей. Изюм падал на площадку и голуби слетались, чтобы искать виноградинки. Волнительный матч против болезни обернулся мрачным проигрышем с бессонной наградой на шее, которую оставят на годы, чтобы выносить. Лужи и моё утешение с приездом родителей, станет меркнуть и теряться среди лесов, которые окружат бездну и затянут в свою трудную ловушку. Писать при лампе и слыша, как хрустит фитиль, устало опрокинуться на спинку кресла, чтобы прекратить движение ручки на клетке. Быть освобождённым и живым пряником, который может упасть на покрывало и заснуть в чае вечера. Остаточная гарь на лампочке ещё будет напоминать о сиянии фонаря под кислой яблоней, которую скоро распилят на кружки, чтобы в листве сжечь. Сараи будут наклоняясь хрипеть за забором, когда к ним подступится ветер, чтобы стегать доски своей плетью.