Е. Сушкова-одна из муз Лермонтова

 Светские ухаживания, мимолетные интрижки и страстные романы были неотъемлемой частью жизни Михаила Лермонтова.
Друзья называли его «вулканом – то спящим и молчаливым, то огненным и страстным». Эта черта характера поэта особенно ярко проявилась в отношениях с Екатериной Сушковой.

         Екатерина Сушкова
  Ранней  весной 1830 года  еще 15-ти летним юношей,  Михаил Лермонтов находился в гостях у своей приятельницы, близкого друга  Александры Михайловны Верещагиной( ее родная тетка по матери, Екатерина Аркадьевна, рожденная Анненкова, была женой брата бабушки Лермонтова Д.А. Столыпина. Они познакомились  в 1828 году в Москве. Об их отношениях А.П. Шан-Гирей вспоминал: «Miss Alexandrine, т. е. Александра Михайловна Верещагина, кузина его, принимала в нем большое участие, она отлично умела пользоваться немного саркастическим направлением ума своего и иронией, чтобы овладеть этой беспокойною натурой и направлять ее, шутя и смеясь, к прекрасному и благородному»)

В это же время у Верещагиной гостила ее подруга 18-ти летняя Екатерина Александровна Сушкова,  внучка губернатора Симбирска. По описанию очевидцев, девушка стройная, красивая, с прекрасным лицом,  остроумная, самостоятельна в суждениях,     большими черными глазами,  роскошными волосами  и уже пользующаяся успехом на балах в Москве и Петербурге и успевшая вскружить голову не одному молодому человеку.

 Неудивительно, что Лермонтов влюбился, можно сказать , с первого взгляда. Однако, сам  Михаил  произвел на   девушку противоположное впечатление. На его ухаживания она не то, что не отвечала, а просто предпочитала не  замечать его. А обладая острым искрометным умом, и будучи девицей язвительной, не упускала случая поиздеваться над ним.
 (К слову сказать, вела в то время Катенька в своем дневнике записи о всех своих интрижках, благодаря которым до наших дней и дошли весьма редкие сведения о поэте. Эти записи со временем переросли в мемуары, в которых содержалось много ценных сведений о Лермонтове. В 1870 году, когда Сушковой уже не было в живых, эти мемуары были опубликованы…)
 Расхождение в возрасте составляло  два года  с небольшим, но разница в общественном положении, предопределенная ею, была гораздо больше.
 В своих дневниковых «Записках» Сушкова вспоминала:
“У Сашеньки встречала я в это время… неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати с красными, но умными, выразительными глазами, со вздёрнутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в университетском пансионе, но учёные его занятия не мешали ему быть почти каждый вечер нашим кавалером на гулянье и на вечерах”. Сушкова помнила, как Мишель «радовался» и «торжествовал», когда получил приз на пансионском экзамене. Это было 29 марта 1830 г.;
Восемнадцатилетняя столичная барышня, у которой были по словам писательницы В.П. Желиховской, «стройный стан, красивая, выразительная физиономия, черные глаза, сводящие многих с ума, великолепные, как смоль волосы, в буквальном смысле  доходящие  до пят, бойкость, находчивость и природная острота ума,  уж точно не могла близко подпустить к себе столь нелепо выглядевшего юнца, пусть даже и без памяти в нее влюбленного.
 

«Мы обращались с Лермонтовым, как с мальчиком, — рассказывает Сушкова, — хотя и отдавали полную справедливость его уму. Такое обращение бесило его до крайности, он домогался попасть в юноши в наших глазах, декламировал нам домогался попасть в юноши в наших глазах, декламировал нам Пушкина, Ламартина и был неразлучен с огромным Байроном. Бродит, бывало, по тенистым аллеям и притворяется углубленным в размышления, хотя ни малейшее наше движение не ускользало от его зоркого взгляда. Как он любил под вечерок пускаться с нами в самые сентиментальные суждения, а мы, чтоб подразнить его, в ответ подадим ему волан или веревочку, уверяя, что по его летам ему свойственнее прыгать или скакать, чем прикидываться не понятым и не оцененным снимком с первейших поэтов». К этому времени, действительно, относятся такие подражания Лорду Байрону и Пушкину, как «Farewell» («Прости! коль могут к небесам») и «элегия» («Дробись, дробись, волна ночная»).

  Скептицизм, присущий Байрону, его ирония и  бурный революционный индивидуализм — все это было особенно близко и понятно Михаилу, человеку новой, после декабристской эпохи. Прочитав биографию Лорда , написанную  его другом – крупнейшим  ирландским  поэтом, Томасом  Муром, Лермонтов почувствовал эту близость еще сильнее:

Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,
Хотя теперь слова мои печальны; – нет;
Нет! Все мои жестокие мученья –
Одно предчувствие гораздо больших бед.
Я молод; но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел;
У нас одна душа, одни и те же муки;
О если б одинаков был удел!..[1]
Как он, ищу забвенья и свободы,
Как он, в ребячестве пылал уж я душой,
Любил закат в горах, пенящиеся воды,[2]
И бурь земных и бурь небесных вой.
Как он, ищу спокойствия напрасно,
Гоним повсюду мыслию одной.
Гляжу назад – прошедшее ужасно;
Гляжу вперед – там нет души родной!
 
 В автографе — приписка Лермонтова в скобках: «Прочитав жизнь Байрона (<написанную> Муром)». Под текстом дата в скобках: «1830».
(Комментарий: «О если б одинаков был удел» – Байрон в расцвете славы участвовал в освободительном движении итальянских карбонариев и отдал жизнь в борьбе за национальную независимость греческого народа в 1824 г.).
«Как он, в ребячестве пылал уж я душой, Любил закат в горах, пенящиеся воды…» – Лермонтов имеет в виду рассказ о детских впечатлениях Байрона от гор Северной Шотландии .
  В том же году в летние месяцы Лермонтов  с Сушковой встречаются вновь, но   Михаил продолжает быть для Катерины маленьким «кузеном» Верещагиной, добровольным пажом, который носит ее шляпку и зонтик и теряет ее перчатки. К ее удивлению, Сашенька однажды говорит ей: «Как Лермонтов влюблен в тебя!».
« — Лермонтов! да я не знаю его и, что всего лучше, в первый раз слышу его фамилию.
— Перестань притворяться, перестань скрытничать, ты не знаешь Лермонтова? Ты не догадалась, что он любит тебя?
— Право, Сашенька, ничего не знаю и в глаза никогда не видала его, ни наяву, ни во сне.
— Мишель, — закричала она, — поди сюда, покажись. Cath;rine утверждает, что она тебя еще не рассмотрела, иди же скорее к нам.
— Вас я знаю, Мишель, и знаю довольно, чтоб долго помнить вас, — сказала я вспыхнувшему от досады Лермонтову, — но мне ни разу не случилось слышать вашу фамилию, вот моя единственная вина, я считала вас по бабушке, Арсеньевым.
— А его вина, — подхватила немилосердно Сашенька, — это красть перчатки петербургских модниц, вздыхать по них, а они даже и не позаботятся осведомиться об его имени.
Мишель рассердился и на нее и на меня и опрометью побежал домой»
 Опечаленный, он пишет цикл стихотворений, посвященных неразделенной любви, который позже назовут «сушковским».

Много звезд у летней ночи,
Отчего же только две у вас,
Очи юга! Черны очи!
Нашей встречи был недобрый час.
Кто ни спросит, звезды ночи
Лишь о райском счастье говорят;
В ваших звездах, черны очи,
Я нашел для сердца рай и ад.
Очи юга, черны очи,
В вас любви прочел я приговор,
Звезды дня и звезды ночи
Для меня вы стали с этих пор!

  Из “записок”  Сушковой : “ В середине августа  в Троице-Сергиевой лавре, куда молодежь ходила из Середникова на богомолье на паперти встретили мы слепого нищего. Он дряхлою дрожащею рукою поднес нам свою деревянную чашечку, все мы надавали ему мелких денег; услыша звук монет, бедняк крестился, стал нас благодарить, приговаривая: „пошли вам бог счастие, добрые господа; а вот намедни приходили сюда тоже господа, тоже молодые, да шалуны, насмеялись надо мною: наложили полную чашечку камушков. Бог с ними!“.  (Существует версия, что это на глазах у Лермонтова сделала именно Сушкова, решившая подшутить над слепым, старым и больным человеком. И именно  этот ее поступок словно бы отрезвил поэта, который вдруг увидел возлюбленную в совершенно другом свете. Он осознал, что точно так же эта женщина шутила с его чувствами. Сама Сушкова в своих дневниках это отрицает). 
 Этот эпизод настолько впечатлил Лермонтова, что в тот же день написал стихотворение “Нищий”, в котором провел параллель со своими болезненными сердечными муками.

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

( Удивительно, но стихотворение, написанное в юном возрасте, перекликается с одним из последних  - "Нет, не тебя так пылко я люблю”. В «Нищем» поэт поднимает проблему равнодушия и жестокости в отношениях между людьми, доводя мотив безответной любви до масштабов вселенской катастрофы. В «Нет, не тебя так пылко я люблю» лирический герой признаётся в нелюбви, в равнодушии к собеседнице, и любит в ней прошлое страданье и погибшую молодость. Таким образом, и в том, и в другом произведениях раскрывается тема несчастной любви, но в каждом из них она выражается по-своему).
 Позднее Лермонтов говорит, что похож на того нищего в те моменты, когда просит любви у безымянной дамы.
  Однако Сушкова остается холодна к его стихам «Когда из вас выйдет настоящий поэт… тогда я с наслаждением буду вспоминать, что ваши первые вдохновения были посвящены мне, а теперь, Monsieur Michel, пишите, но пока для себя одного. Я знаю, как вы самолюбивы, и потому даю вам этот совет, за него вы со временем будете меня благодарить».
- А теперь еще вы не гордитесь моими стихами?
- Конечно, нет, - сказала я смеясь, - а то я была бы похожа на тех матерей, которые в первом лепете своих птенцов находят и ум, и сметливость, и характер, а согласитесь, что и вы и стихи ваши еще в совершенном младенчестве.
- Какое странное удовольствие вы находите так часто напоминать мне, что я для вас более ничего, как ребенок.
- Да ведь это правда; мне восемнадцать лет, я уже две зимы выезжаю в свет, а вы еще стоите на пороге этого света и не так-то скоро его перешагнете.
- Но когда перешагну, подадите ли вы мне руку помощи?
- Помощь моя будет вам лишняя, и мне сдается, что ваш ум и талант проложат вам широкую дорогу, и тогда вы, может быть, отречетесь не только от теперешних слов ваших, но даже и от мысли, чтоб я могла протянуть вам руку помощи.
- Отрекусь! Как может это быть! Ведь я знаю, я чувствую, я горжусь тем, что вы внушили мне, любовью вашей к поэзии, желание писать стихи, желание их вам посвящать и этим обратить на себя ваше внимание; позвольте мне доверить вам все, что выльется из-под пера моего?
- Пожалуй, но и вы разрешите мне говорить вам неприятное для вас слово: благодарю!
- Вот вы и опять надо мной смеетесь; по вашему тону я вижу, что стихи мои глупы, нелепы, - их надо переделать, особенно в последнем куплете, я должен был бы молить вас совсем о другом, переделайте же его сами не на словах, а на деле, и тогда я пойму всю прелесть благодарности.
 В том же году  на одной из середниковских  молодежных вечеринок, Михаил предложил забавную игру: охарактеризовать в стихах каждого из присутствующих.Девушкам льстил или чуть подшучивал, а  обратившись к Сушковой,  процитировал четыре строчки из Пушкина. “ Я упрекнула его,- пишет Екатерина , что для такого случая он не потрудился выдумать ничего для меня, а позаимствовал у Александра Сергеевича.
И Вы напрашиваетесь на правду? - спросил он.
И я, потому что люблю правду.
Подождите до завтрашнего дня
 Рано утром мне подали обыкновенную серенькую бумажку, сложенное запиской, запечатанную и с надписью: ”Ей, правда“.
Это было стихотворение “Весна” ( первое печатное произведение поэта, появившееся в журнале «Атенее»  летом следующего года).




 В нем он затрагивает область чувств, но совсем в другом ракурсе, нежели тот, на который она  рассчитывала. По сути
противопоставляя красоту природы и женскую привлекательность, он недвусмысленно говорит, что даже его любимая не сможет избежать участи старения, что каждую весну природа обновляется, преображается и хорошеет. А его возлюбленная наоборот, будет становиться все менее привлекательной и свежей.  И однажды наступит такой момент, когда он сможет преодолеть свою болезненную страсть к этой девушке и ждет того дня, когда «любви к ней сердце не найдет». От того, что она с нарочитой легкостью отвергла его любовь, он стал одиноким и циничным: ”  Мечтанье злое грусть лелеет в душе неопытной моей.” Проще говоря, в душе поэта  зарождается месть.

Когда весной разбитый лед
Рекой взволнованной идет,
Когда среди лугов местами
Чернеет голая земля
И мгла ложится облаками
На полуюные поля, –
Мечтанье злое грусть лелеет
В душе неопытной моей.
Гляжу, природа молодеет,
Не молодеть лишь только ей, –
Ланит спокойных пламень алый
С собою время уведет,
И тот, кто так страдал, бывало,
Любви к ней в сердце не найдет.

Встретившись затем с Сушковой, Лермонтов "непременно добивался сознания", что стихи эти ей неприятны. "Отчего же, — сказала я, — это неоспоримая правда”.
 На страницах своих «Записок» Сушкова сообщает следующий комментарий: «Когда Лермонтову Сашенька сообщила о моих триумфах в собрании, о шутках великого князя на счет Пестеля, что  я принуждена была рассказать им для пояснения о прежнем моем знакомстве с Пестелем и его ухаживаниях. Мишель то бледнел, то багровел от ревности, и вот как он выразился» следует текст «Стансов» :
Взгляни, как мой спокоен взор,
Хотя звезда судьбы моей
Померкнула с давнишних пор
И с нею думы светлых дней.
Слеза, которая не раз
Рвалась блеснуть перед тобой,
Уж не придет, как этот час,
На смех подосланный судьбой.
Смеялась надо мною ты,
И я презреньем отвечал —
С тех пор сердечной пустоты
Я уж ничем не заменял.
Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой...
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.
Я жертвовал другим страстям,
Но если первые мечты
Служить не могут снова нам —
То чем же их заменишь ты?..
Чем успокоишь жизнь мою,
Когда уж обратила в прах
Мои надежды в сем краю,
А может быть, и в небесах?..
 26 августа 1830 год

В тетради  рядом с этим стихотворением сделан рисунок пером: девушка в профиль, до колен; надо думать, что рисунок изображает Сушкову.

Среди молодых людей было принято за ней ухаживать и притворяться влюбленными.  На широком парадном дворе перед домом всадница в амазонке кружит вокруг клумбы перед колоннами. Молодежь, столпившись у одной из колонн, с нетерпением ждет представления. Проедет раз, проедет два и вдруг встряхнет головой так, что шпильки рассыплются, а длинные черные волосы под гром аплодисментов разлетятся по ветру…


 Перед отъездом в Москву, гувернер Аркадия Столыпина мистер Корд затеял инсценировку с пением и оркестром. Для этой шутки Лермонтов написал стихотворение. Его распевали утром под окном Сушковой:


Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в груди огня.
Встречал ли твой прелестный взор —
Не билось сердце у меня.
И что ж? — разлуки первый звук
Меня заставил трепетать, —
Нет, нет, он не предвестник мук:
Я не люблю — зачем скрывать!
Однако же хоть день, хоть час
Ещё желал бы здесь пробыть,
Чтоб блеском этих чудных глаз
Души тревоги усмирить.


В черновиках этого стихотворения он вспоминает о прогулках с ней минувшим летом:

В лесах, по узеньким тропам,
 Нередко я бродил с тобой.
 Их шумом любовался там -
 Меня не трогал голос твой.

  Впоследствии Екатерина  опубликовала это стихотворение под заглавием "Черноокой", изменив последнюю строку и тем исказив его смысл. В последней строке вместо:
Я не люблю - зачем скрывать!
как это написано Лермонтовым, Сушкова напечатала:
Я не люблю! Зачем страдать?

 В октябре Сушкову увезли из Москвы, где свирепствовала холера, в Петербург: “Когда я уже уселась в карету и дверцы захлопнулись, Сашенька бросила мне в окно вместе с цветами и конфетами исписанный клочок бумаги, — не помню я стихов вполне». Приводятся (очевидно, на память) следующие шесть строк Лермонтова:
Итак, прощай! Впервые этот звук
Тревожит так жестоко грудь мою.
Прощай! — шесть букв приносят столько мук!
Уносят все, что я теперь люблю!
Я встречу взор ее прекрасных глаз,
И, может быть, как знать… в последний раз!
   Вновь их встреча происходит  в 1834-м году в Петербурге. На тот момент времени, пыл любви у Михаила к  Екатерине  охладевает да и в жизни обоих произошли большие изменения.
 Лермонтов  был уже в  звании офицера лейб-гвардии Гусарского полка, а Сушкова, готовится к помолвке  с  его приятелем, Алексеем Лопухиным.
Родители жениха противились, как могли этому браку , из за того, что за Екатериной бытовало мнение легкомысленной кокетки. Кстати для них, Лермонтов не забыл  с какой насмешливостью была отвергнута его юношеская любовь  и чем закончились его встречи с Катенькой четыре года назад.
 Движимый желанием отомстить  за прошлые обиды Лермонтов , несмотря на то, что от юношеских чувств в его сердце не осталось и следа , решает на первом этапе приударить за Екатериной и сделать все возможное, чтобы вызвать у нее якобы  ответные чувства,  а затем “бросить”. 
Они встречаются на балу и  далее следует череда двусмысленных диалогов, признаний, страстный поцелуй руки.
«Что это был за поцелуй! Если я проживу и сто лет, то и тогда я не позабуду его. <…> Всю ночь я не спала, думала о Л[опу]хине, но еще более о Мишеле; признаться ли, я целовала свою руку, сжимала ее и на другой день чуть не со слезами умыла ее: я боялась сгладить поцелуй» («Записки» Сушковой).
В общении с Алексеем  Лермонтов приветлив,  Сушковой он преподносит их встречи как встречи «двух врагов» и   когда      Екатерина Александровна все же была  готова  дать согласие на брак  с Лопухиным, Михаил заявляет, что у него серьезные намерения,  дарит ей обручальное кольцо и  даже готов вызвать ее жениха на дуэль.
( В 1880 году  прозаик  Н. Д. Хвощинская-Зайончковская(1821-1889) писала литературоведу  Н. К. Михайловскому (1842 - 1904) о подаренном Лермонтовым Сушковой кольце:
«Если бы вы знали г-жу Хвостову, писавшую о нём совсем не то, что она сама же мне рассказывала! Какой он был славный, Лермонтов, и как его не понимали эти барыни и барышни, которые только и думали, что об амуре и женихах! И хорошо они его ценили! Ведь этой самой Хвостовой он написал своё „Когда я унесу в чужбину“, а умирая, „как сестре“, послал, сняв с своей руки, кольцо, я его видела — широкое, плоское. Она подарила это кольцо некоему гусару, сосланному сто раз поделом на Кавказ за сотню подвигов. При мне это было. Я кричала: „Помилуйте, да лучше бы вы мне отдали!“ — „Mais il n'est donc pas un gage d'amour, et puis, d;j; quinze ansi“… [„Но ведь это же не залог любви, и к тому же уже прошло 15 лет“.] Видите, какой резон. А потом пишут свои мемуары, да себя в них раскрашивают» («Русская Мысль», 1890 г., кн. 11, стр. 100–101).
    Не подозревая подвоха,  Сушкова принимает ухаживания Михаила и даже просит Лопухина обождать, не заводить пока разговор с ее родными о предложении руки и сердца…
В один из дней поэт притворяется больным и проводит время с Лопухиным, а когда тот уходит, едет срочно  на бал и танцует с его невестой до утра.  Девушка признается Лермонтову в любви и обещает отменить предстоящую помолвку, а  Мишель, в свою очередь, обещает жениться. Разрыв с Лопухиным (тот не может прийти в себя от осознания, что кавалером возлюбленной был Лермонтов).
 Теперь она без памяти была влюблена в поэта, а тот ведя расчетливую игру,   лишь тешил свое самолюбие, и смаковал месть за ее насмешливость в то время, когда он так её любил.
  В письме  к  А. М. Верещагиной, Лермонтов признается  :   "Отныне  не пишу романов, - я их делаю.  Я написал анонимное письмо: "М-elle, я человек, знающий вас, но вам неизвестный... и т. д.; я вас предупреждаю, берегитесь этого молодого человека М. Л. Он вас погубит и т. д. Вот доказательства (разный вздор) и т. д." Письмо на четырех страницах... Я искусно направил это письмо Сушковой  так, чтобы оно попало в руки тетки. В доме -- гром и молния…(Анонимное письмо Лермонтова было получено по городской почте в крещенский сочельник 1835 г., т. е. вечером 5 января. Подлинный текст этого письма до нас не дошел.)
 На другой день еду туда рано утром, чтобы, во всяком случае, не быть принятым. Вечером на балу я выражаю свое удивление Екатерине Александровне. Она сообщает мне страшную и непонятную новость, и мы делаем разные предположения, я все отношу насчет тайных врагов, которых нет; наконец, она говорит мне, что родные запрещают ей говорить и танцевать со мною: я в отчаянии, но остерегаюсь нарушить запрещение дядюшек и тетушек. Так шло, что трогательное приключение, которое, конечно, даст вам обо мне весьма лестное мнение! Впрочем, женщина всегда прощает зло, которое мы делаем другой женщине (правило Ларошфуко -(Каждому из нас хватит сил, чтобы пережить несчастья ближнего.).
  "Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слезы, которые меня заставило проливать пять лет тому назад кокетство m-lle Сушковой]. О, мы еще не расквитались. Она мучила сердце ребенка, а я только подверг пытке самолюбие старой кокетки, которая, может быть, еще более... Но во всяком случае я в выигрыше: она мне сослужила службу".
    Поэт начинает отваживать барышню от себя, проявляя к ней явное  равнодушие   и наконец заявляет,  что больше её не любит.
“Она так была поражена неожиданностью моего поведения, что сначала не знала, что делать, и смирилась, а это подало повод к разговорам и придало мне вид человека, одержавшего полную победу; затем она очнулась и стала везде бранить меня, но я ее предупредил, и ненависть ее показалась ее друзьям (или врагам) уязвленною любовью”.
И теперь Лермонтов за глаза отзывался о ней так: «Эта женщина — летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что они встречают! — было время, когда она мне нравилась, теперь она почти принуждает меня ухаживать за нею… »

 Любовная связь с Сушковой легла в основу незавершенной романтической повести «Княгиня Лиговская» (побочной истории из жизни Печорина): Екатерина стала прототипом Елизаветы Николаевны Негуровой.
  В 1838 году Екатерина  вышла замуж за одного из своих давних поклонников,  дипломата Александра Хвостова, с которым у неё сложился достаточно крепкий брак с тремя детьми. 
    Сушкова-Хвостова скончалась после непродолжительной болезни 10 октября 1868 года. Спустя два года были опубликованы её записки, в которых содержалось много ценных сведений о Лермонтове.