Адрес, который съела собака

Проснулся я с лицом в луже. Не той, что дождь намесил, а той, что пахнет блевотиной и старыми сигаретами. Встал, кости хрустели, как пустые бутылки под сапогом. Голова — шарманка, крутящая проклятые мелодии. Потрогал карман: кошелек на месте, ключи — нет. И *** с ними. Ключи всегда находились, когда надо было потерять что-то поважнее.

Город висел над мной, как грязная простыня. Фонари моргали желтым глазом, смеялись: «Опять ты, старый червь. Где твоя дыра?» Пошел куда ноги понесут. Бетон лизал подошвы, высасывая тепло. Ветер швырял в лицо газеты с заголовками про войну, про любовь, про то, как кого-то сожрала жизнь. Я их топтал. Они шептали: «Ты следующий».

Зашел в «Блэк Бир» — дыра, где свет лампы боролся с тьмой, как пьяный моряк с волной. Бармен, лицо — смятый конверт, бросил: «Сколько можно, Ваня?» Я хрипло: «Виски. Двойное. И не Ваня». Он налил. Жидкий огонь прошелся по кишкам, напомнив: ты жив, черт возьми. Пока что.

Тут тень присела рядом. Женщина. Губы — два пореза, глаза — пустые шахты. «Курить есть?» — выдохнула она. Я сунул ей сигарету. Она затянулась, дым вырвался ноздрями, как пар из трубы крематория. «Ты похож на моего отца. Он тоже вечно терялся». Я хмыкнул: «Может, я он?» Она рассмеялась — звук битого стекла. «Он сдох. В канаве, как собака».

Выпил еще. Стены поплыли. Ее голос: «Дом — это где тебя не ждут. Понимаешь?» Я не ответил. Дом. Слово, которое обожгло, как глоток дешевого виски. Вспомнил комнату: матрас с пятнами, груды книг, окно в пожарную лестницу. Адрес? Стерлось. Как лицо той девчонки из прошлого, что звала меня «поэтом». Поэты не теряют ключи. Они теряют себя.

Вывалился на улицу. Ноги повели к «Подвалю» — бару, где свет никогда не гас. По пути споткнулся о бомжа. Он заворчал: «Эй, призрак, куда прешь?» Я швырнул ему монету. Он лизнул ее, сунул за щеку: «Спасибо, капитан. Ищи дом на западе. Там, где солнце хоронит себя каждый вечер».

В Подвале музыка выла саксофоном. Девка в красном пыталась танцевать, но ноги путались, как провода. Я сел. Пьяный мужик тыкал пальцем: «Ты! Ты — я двадцать лет назад!» Я кивнул: «Поздравляю. Ты выжил». Он разрыдался.

Бармен, молодой циник с татуировкой 666 на шее, протянул рюмку: «В долг». Я проглотил огонь. «Где я живу?» — спросил. Он усмехнулся: «Где все — в дерьме и одиночестве». Философ. ****ый.

Кто-то крикнул: «Драка!» Бутылка разбилась о стену. Я выбрался в аллею. Там кот ел крысу. Мы посмотрели друг на друга. «Ты меня понимаешь», — сказал я. Кот ушел, таща добычу. Мудрец.

Часы пробили три. Дождь начал сечь, смывая адреса, лица, смыслы. Я шел, рука на стене, как слепой. Остановился у подъезда. Дверь была открыта. Лестница пахла плесенью и безнадегой и кошачьей мочой. Поднялся на четвертый. Дверь с цифрой «13». Постучал. Тишина. Пнул — вошел.

Комната. Матрас. Книги. Окно. Я упал на кровать. В голове крутилось: Дом — это не место. Это дыра в себе, куда прячешься, пока мир не вытащит тебя за ноги.

За окном рассвет рвал небо когтями. Я достал из-под кровати бутылку. Водка лилась в глотку, жгло, как правда. Где-то завыла сирена. Кто-то еще потерялся.

«Нашел, сука», — пробормотал я пустоте. И уснул, пока город продолжал вертеться, как пьяница в поисках угла, которого нет.