Дом моего детства

Перечитывая Гоголя, а именно повесть "Старосветские помещики", вспомнила, что в школе, в моё время это произведение представляли, как бытоописание мещанства.

Я же, к стыду своему, всегда любила повествование-портрет милой, чуть-чуть забавной, но гармоничной супружеской пары. Гоголь писал о повести: "Есть ощущение ностальгической картины потерянного Рая”.
И это настроение явилось мотивом к воспоминаниям  о дедушке и бабушке, о доме моего детства.

Представьте! Домик на краю подмосковного городка в 50-е годы 20 века. Недавно вернулись из эвакуации. Сначала жили в бараке. Я до сих пор помню запах кислой капусты из бочек, стоящих в длиннющем коридоре.

Потом, в 1952 году, выделили нашей семье (и не только ей) домик из трёх комнат и кухни с  земельным участком. Дом был очаровательный: из круглых брёвен, под бордовой крышей и фигурных наличников окон.

Дед, который был столяр, сразу стал его благоустраивать, а бабушка - украшать и оживлять.

Дедушка построил террасу, первую на улице; покрасил окна в белый с бордо цветом, а крыльцо - бордо, как крыша.

Впервые оклеили обоями стены комнат в 1957 году,  -  до этого было  “модно" клеить вырезками из журналов: "Огонёк", "Советский экран", "Крокодил", заодно и читали. Эта “мода” процветала от отсутствия обоев и бедности населения после войны.

 Дед сделал нам, внукам, качели "выше крыши". Мы буквально "спали" на них - так они были хороши!


Перед наступлением лета дедуля заказывал самосвал чистого, белого песка из карьера для нас, детей. Его высыпали на улице за забором. Это было чудо! Гора мелкого и мягкого песка! Дети собирались со всей округи и строили замки, рыли ходы. Это был такой большой объем песка,что мой брат проделывал ход, в котором умещался весь.

Бабушка занималась хозяйством и красотой  дома и сада. Она сама сельская. В юности её дед украл через окно и увёз к себе. Её мама не хотела замужества дочери, т. к. лишалась рабочих рук в семье. Несмотря на своё происхождение бабушка обладала природным  чувством  красоты.

Каждая комната видом имела свой цвет. Спальня бело-голубая с кружевными накидками, подзорами и шёлковым покрывалом.

Столовая золотисто-бежевая с вышитой скатертью и накрахмаленными марлевыми занавесками - других не было. Гостиная была бордовой.

Сейчас это многоцветье красок   не вызывает удивления. А тогда в простых домах у простых людей всё было скудно и скупо на разнообразие. Какие там шторы?! Ситцевые или марлевые  шторки в четверть окна; вата между стёклами, украшенная восковыми розочками; клеенка на столе и гвозди в стене для вещей - вот "стиль".

Вся мебель в доме  сделана  руками деда, покрыта морилкой, а уж позже лаком: буфет, огромный с цветными стеклами и потайными ящичками для документов; трюмо с зеркалом в рост; круглый стол для всей семьи. Когда все собирались в выходной, - а он был один, Воскресенье, -  получалось одиннадцать!

За столом все умещались, а спать ложились на полу: "мальчики" - в гостиной; "девочки"- в столовой. На кроватях и диване укладывались "гости из Москвы" (мои родители) и хозяева.

Все комнаты утопали в цветах: Китайская роза, которая цвела постоянно, была до потолка и метра полтора-два в ширину ветвей, - от того, что она называлась "китайской", я представляла, что мы живём в Китае; фикус с жирными, тёмно-зелёными, блестящими листьями; обилие герани на подоконниках и, любимый бабушкой, Декабрист, как цветущий шар, возвышался на резной подставке.

Но самое сказочное - это, вывязанные из ниток и выдержанные в сахарном сиропе, ажурные вазочки для цветов, которые надевались на стеклянные банки и бутылки.

В них всегда, с весны до поздней осени, стояли букеты из сада: один большой, так называемый, “Русский букет”; другой - маленький (ландыши, душистый горошек, ноготки).

Бабуля следила, чтобы цветы постоянно обновлялись. Говорила:  “Не жалей, Наташа, цветов! Срезай больше!" А мне жаль …

Гладиолусы, оранжевые; пионы, пышные и душистые; флоксы; львиный зев - летом всё в бабочках и пчёлах; а осенью -  астры, георгины. Георгинов было множество. Они цвели "каменными" цветами вдоль дорожки к калитке. Дорожка же была обрамлена щепками крест-накрест, 20 см высотой и посыпана мягким, белым песком.

У деда и бабушки была страсть к "настенной  живописи”, которую они  покупали в магазине Радиотовары. Это были репродукции: К. Брюллов «Итальянский полдень», И. Крамской «Неизвестная» и натюрморты.

Другая страсть - посуда! Бабуля покупала её везде: на рынках; фарфоровых заводах в Вербилках, Дулево; даже ездила а Ленинград. Любила не сервизы, а одиночные блюда, чайники, чашки/блюдца.
 Красота! У каждого члена семьи свой набор посуды. Я же чашку меняла постоянно, чтобы насладиться новым рисунком. Потом, став взрослой, я привозила бабушке в подарок красивые пары чашек, купленные на ул. Кирова в магазине Фарфор.

В доме всё время говорило радио, скорее, большая тарелка. Выключалось в 24 часа Гимном Советского Союза и включалось в 6 утра тоже  Гимном. Дед вставал на работу.

В 7 утра  по городу раздавался протяжный гудок! Это фабрики и завод  оповещали о начале рабочего дня.

Чтобы оживить их образы, надо описать цыганскую внешность бабушки: мелко вьющиеся чёрные волосы в пучок; цвета тёмной охры кожа; зеленые, насмешливые глаза - одним словом, яркая женщина, но не цыганка! Хотя, кто знает?! Её отец, мой прадед, - колоритная фигура с горбинкой на носу и серьгой в ухе, имел двух жён (одна в городе, другая в деревне). И, судя по этим чертам, не скажешь, что он славянин.

Дедушка же мой - красавец: тонкие, как бы нарисованные карандашом, черты лица, нос с чувственными ноздрями, карие глаза.

И, если бабушка имела  подвижный, взрывной характер, то дед -  спокойный. Он с достоинством существовал подле неё.

Одевались они обычно, кроме выходных и праздников. В эти дни бабушка надевала платье  из "шотландки" с белым воротником и закрытый фартук с большими карманами, где было всё, начиная с ирисок детям, кончая связками ключей от всех дверей, шкафов и ящиков. Один из ключей был от буфета, где стояла четвертинка водочки, дедов раздражитель. Поэтому фартук с ключами находился неизменно  с бабулей, и даже ночью он висел у её изголовья, привязанный к спинке кровати.

Дедушка рядился в белую рубашку с воротником "апаш". На что бабушка, которая сама его и наряжала, нервно реагировала:" Иш! Вырядился! Как Тихонов (дед и вправду был похож на популярного артиста)! Пойдёшь Зойку-соседку охмурять?"
Дедуля довольно хмыкал и отвечал: “Ну, что ты, Клаша! У Зойки и обеда путного нет. Сама к нам бегает кусок схватить".

Процесс нарядов заканчивался обливанием себя одеколоном и духами.
   Бабушка любила духи «Серебристый ландыш», которые стояли на трюмо в красивом футляре с белой,  атласной обивкой. Рядом женский одеколон «Кармен» и мужской «Шипр», которым пользовался дед. Когда я, маленькая, пробегала мимо, бабушка хватала меня и, несмотря на сопротивление, обливала голову духами, приговаривая: "Доча! Как пахнуть будешь! Все обзавидуются!" До сих пор помню этот запах ландышей.

Их образы, дедушки и бабушки, вспоминаются  с большой теплотой и уважением. Будучи простыми людьми, они, на самом деле, были людьми необыкновенными: создали семейные традиции, которые передали детям и внукам; работали и творили красоту: дед - через дерево; бабушка - в доме, в саду… Это были люди  гармоничные и цельные -  лучшая порода человека…



Все фотографии, картинки, коллажи из личных альбомов автора