Затмение

1

Лондон. 13 января 1939 г. 

мои деяния вовсе не убийства а спасение спасение от уродства и безумия этого мира от войн и болезней от тщеты человеческого существования но если слово спасение вам не по душе то можете считать это убийством во благо аз есмь тот кому приказано освобождать страждущих от темницы их плоти

По левому берегу Темзы, в тени Лондонского моста, проплывает мимо рыбак, которого можно сравнить с перевозчиком Хароном*. 

Он обнаруживает тело молодой женщины в насквозь промокшем красном платье.

С самого моста просматриваются Вестминстер и Саут-Бэнк, колесо обозрения «London Eye», и то, что расположено ниже, — небоскрёбы Сити и Канари Ворф.

А на горизонте виднеются тусклые лондонские дома, которые по-прежнему были погружены в глубокий сон, а также освещающие у моста фонари, чей бледный свет едва достигает чёрных вод Темзы, рассеявшись в туманном Альбионе. 

Мертвенно-бледное лицо девушки выражает не то абсолютную отрешённость, не то полное умиротворение, видимо, она была уверена в своём решении. Приглядевшись, в её левой руке можно увидеть кулон на цепочке. 

А вот изображение на фотографии трудно разглядеть. 

Из-за долгого пребывания в воде оно практически стёрлось. 

Должно быть, возлюбленный этой несчастной или ребёнок.

Рыбак дотронулся до руки женщины и тотчас же отшатнулся, почувствовав острый холод, исходящий от её кожи. 

А неподалёку, у изголовья, мужчина заметил смятую записку, которую он вскоре поднял и, развернув, взялся бегло читать:

«мои деяния вовсе не убийства а спасение...» 

В какой-то момент очевидцу стало не по себе, и, прервав чтение, он пустился бежать. 

Добежав до красной телефонной будки, которая находилась недалеко от берега, он быстро начал набирать номер. 

— Полиция, полиция! — кричал он в трубку. — Боро-оф-Ламбет. На берегу найден труп женщины. 

Спустя некоторое время полицейские машины уже стояли у набережной. И в то время как криминалисты осматривали тело жертвы, один из детективов опрашивал рыбака. 

— Здравствуйте, мистер. Инспектор Смит. — обратился к рыбаку детектив, показав своё удостоверение.

Он был без шляпы, с прямым пробором и в сером пальто. 

— Здравствуйте, инспектор. — ответил пожилой мужчина. 

— Как я могу к вам обращаться?

— Томпсон... Билл Томпсон! 

— Мистер Томпсон, будьте добры, расскажите, что вы видели. 

— Я просто рыбачил и вдруг вдалеке, сквозь густую мглу, мне показалось что-то красное. Я причалил к берегу и увидел её, эту молодую женщину. Пульса не было. Рука казалась холоднее льда. Ещё эта записка. А потом вы и так знаете, я прибежал к телефонной будке и сообщил о происшествии. 

— И больше ничего странного не заметили? Например, подозрительных людей, или человека? 

— Нет, что вы! Такой туман! — усмехнувшись, произнёс старый рыбак и почесал свою седую бороду. — Да и зрение, по правде сказать, уже не то, что в молодости. 

— Спасибо, мистер Томпсон... — тяжело вздохнув, проговорил детектив. — Вы нам очень помогли!

*Харон в греческой мифологии — перевозчик душ умерших через реку Стикс (по другой версии — через Ахерон) в царство мёртвых.

2

— Кто там, Джо? — устало спросил Мэтт Каррингтон, находящийся за рулём.

— Похоже, наши! — ответил напарник, всматриваясь в туманную местность, где постоянно мелькали огоньки и тени людей.

А позади Лондонский мост, напоминающий скелет гигантского чудовища, который выглядывал из туманной завесы инобытия.

— Что-то они рановато сегодня.

— Да это просто мы припозднились.

Джо вышел из серого автомобиля и сразу направился к экспертной группе. Криминалисты мельтешили в густом тумане точно муравьи, окружившие красавицу-бабочку, или какое-нибудь крикливое вороньё.

Каррингтон не торопился.

Выйдя из машины, он захлопнул за собой дверь, после чего судорожно вынул из пачки сигарету и закурил. Затем устремил свой взор в сторону Темзы, над которой стояла непроглядная сиреневая мгла.

Какое-то странное и тревожное чувство овладело им в эту минуту.

— Мэтт! Мэтт! — крикнул Джо.

— Иду, — спокойно ответил Каррингтон, докурив сигарету.

Тем временем вдалеке слышился разговор Джо и инспектора Смита. Мэтт направился к экспертной группе.

— Ну что там?

— Да ничего, Джо. Только эта грёбаная записка с вклеенными буквами из газеты! Так себе зацепка, я тебе скажу. Да и в целом выглядит как преступление на религиозной почве, если, конечно, в этом нет никакого подвоха.

— Чёрт!

И чем ближе Мэтт подходил к экспертам, тем оглушительнее и интенсивнее казалось то чувство, которое возникло ещё пару минут назад.

Впереди туманный берег Темзы, Лондонский мост, мерцают раздражающие вспышки фотоаппаратов... В голове всё звенит. Громче, и громче! И тело... Какое-то женское тело, лежащее на сером песчаном берегу. Потом картинка расплывается, как во время сильного дождя.

А через мгновение всё начинает проясняться: лицо, тёмно-каштановые волосы, фигура, алое платье, золотой кулон... Нет, не может быть! Это не она! Это не может быть правдой!

— Мэтт, мне очень жаль... — тихо произнёс Джо, коснувшись его плеча.

— Эх, молодая, красивая... и такое... — в недоумении произнёс один из экспертов, разговаривая с женщиной за спиной Мэтта.

— Очевидно, самоубийство. Такое нередко происходит из-за тайных связей.

— Вы так думаете?

— Да, одна моя знакомая так закончила. Сбросилась с моста, пока её муж был в отъезде. Кажется, накануне они поссорились.

Но Каррингтон ещё пребывал в шоке, потому и не мог ничего ответить.

Он был оглушён, как тогда во время битвы на Сомме в 16 году, на которой он не смог спасти товарища.

В голове Мэтта неожиданно стали воскресать воспоминания его потерянной юности:

как троих разнесло на части, как другому оторвало ноги вместе с нижней частью туловища.

Потом они складывали всех убитых в большую воронку.

А через пару дней война забрала и Алана Бейтса — его школьного друга, с которым они сидели за одной партой и были влюблены в одну и ту же девушку.

То было светлое время, полное надежд и юношеских грёз. Время, которое безвозвратно ушло, кануло куда-то глубоко-глубоко и будто бы уже давно скрылось за многовековым слоем дёрна.

Бейтс хранил во внутреннем кармане своего кителя фотографию возлюбленной.

Ту самую фотографию, которую Мэтт позднее от него унаследовал. Она-то, в конце концов, и помогла ему выжить. Иной раз товарищ Каррингтона снимал фуражку и доставал этот потёртый снимок с изображённой на нём девушкой. И, долго вглядываясь в её милое и светлое лицо, не мог оторваться, точно очарованный каким-то сказочным существом, — прекрасной феей.

Ей была Элизабет Голден. Да, если феи и впрямь существовали, то они, вероятнее всего, имели её облик.

А ещё в неё был тайно влюблён сам Каррингтон. С тех самых пор, как она перешла в их класс и озарила собой всё вокруг. Что бы она ни делала, что бы ни говорила — всё походило на музыку и приобретало невероятную лёгкость. Она переехала из Чилтерна, где жила с матерью, сестрой и тётушкой. К этой пташке тянулись все, и со всеми она общалась, ко всем была добра.

И особенно ласковой она была с Аланом, которого местные дети часто задирали из-за его мягкого характера. Все, кроме Мэтта, которому приходилось за него заступаться. Неудивительно, что эта девушка, это воплощение доброты нередко являлось юному Мэтту во снах.

Её тёмно-каштановые волосы заливало вечернее солнце, а большие лазурные глаза и вишнёвые губы всегда радостно блестели и как бы обещали всё самое заветное и желаемое.

Перед уходом на фронт друзья поклялись друг другу: что кто бы из них ни вернулся с войны, он должен жениться на Лиззи и сделать её счастливой, если, конечно, она ещё будет свободной.

И вот во время неожиданной атаки Алан получает смертельное ранение, когда Каррингтон и другие солдаты поют весёлую песню и громко шутят, раскуривая крепкий английский табак.

Алана принесли с разворочённым животом, из которого, точно немецкие сосиски, вываливались кровоточащие кишки. А он кричал и кричал. Звал свою мать, отца и сестёр.

Это была душераздирающая картина, в которой солдат сгорал от лихорадки и умер через сутки. На глазах у своего школьного товарища.

3

Мэтт Каррингтон был человеком довольно сдержанным, если не сказать, холодным, несмотря на травмирующий опыт войны и на работу в полиции, где смерть, как и на войне постоянная гостья.

Он жил к югу от Темзы. Пока на севере бурлили полным ходом политические и прочие страсти, происходили разного рода катаклизмы, возводились дворцы и открывались роскошные памятники, на юге всё было, как и всегда: здесь жили работяги, всю неделю трудящиеся на заводах, а выходные проводящие за пинтой в пабе.

Отсюда и все развлечения рабочего класса: алкоголизм, проституция и криминал, которые пустили корни вокруг вокзалов и со временем пробрались вглубь Лондона.

После утраты близкого человека он почти каждый вечер стал захаживать в бар «Devil’s Tavern»*, который находился на проспекте Уитби, на берегу Темзы.

Сидел за стойкой, и сквозь горький сигаретный туман, похожий на тот, что окутывает угрюмый Лондонский мост, пытался заглушить звенящую и острую, как зубная боль, тоску по умершей жене. По милой Лиззи, как он любил её называть.

— Гарри, вот сважи мне, почему жизнь так несправедлива? — обратился Каррингтон к бармену.

— Не знаю, приятель, — спокойно ответил он. — я об этом никогда не задумывался.

— Гарри, Гарри... Добрый Гарри... Мы все так несчастны! Нами точно кто-то управляет!

— Кто? — прервал бармен. Он вытирал барную стойку, протирал полотенцем бокалы, поглядывая время от времени в окно.

— Какая-то злая и неведомая нам сила... — продолжил Мэтт, осушив бокал с холодным виски и закатил глаза. — Над нами непременно кто-то издевается.

Мы как эти... слепые и безвольные марионетки в руках тирана... в руках лживого бога, который и мир-то этот создал ради своей забавы... из тщеславия. Из грёбаного тщеславия, понимаешь? И в этой куче грёбаного тщеславия тонет человек. Мы с тобой, жители Лондона, правительство... и весь мир! И война, война, война...

О да! Поначалу нам казалось, что мы сражаемся за правое дело, что с нами Бог и Правда! Но всё это оказалось не более, чем фальшивка. Какие-то там один или два шиллинга, тогда как банкиры за смерть каждого британского солдата получали десятки тысяч долларов. Забавно, не правда ли?

Наши умы и нашу кровь отравили речами, сладкими, но насквозь лживыми речами о доблести воина, возрождении героизма и ещё чёрт знает чем!

Боже, Гарри... мы купились на зазывающий и обманчивый голосок шлюхи, что зовётся Победой!

Чёрт побери, мы как те матросы, не способные любить, которым только и остаётся, что довольствоваться продажной любовью.

Подумать только, какой-то приказ... какой-то чёртов приказ превратил эти безмолвно стоящие тени в наших врагов, в то время как другой приказ мог бы превратить их в наших друзей.

В этот момент в бар вошёл посетитель, который сразу сел за дальний столик, положив на него свою серую шляпу.

— Кто это?
— А, этот новенький. Кажется, Эйден Браун.
— Из местных?
— Из Чилтерна.

Затем по радиоприёмнику, который стоял рядом с Гарри, после очередной джазовой композиции, объявили спец-выпуск:

«Внимание! Ещё одна жертва у Лондонского моста! Сегодня, 15 января 1939 года, на Боро-оф-Ламбет, был найден очередной труп молодой женщины. На вид около 25-и лет, следов насилия на теле не обнаружено.
В данный момент ведётся расследование».

— Ну и дела! — выкрикнул посетитель, подойдя к барной стойке. —
Не иначе как новый серийный убийца. Не успел Лондон оправиться от одного, как на смену пришёл другой.
Прошло-то всего ничего с момента появления мифического Джека-потрошителя, не побоюсь этого слова, настоящего чудовища... чудовища из Уайтчепела.
Вот только почерк этого убийцы сильно отличается от того, кто буквально кромсал женские тела и вырезал детородные органы. 

— Ну точно тень какая-то, или фантом! — подхватил бармен.

— Осторожничает. — спокойно произнёс Каррингтон.

— Ну да, или просто пытается показаться оригинальным. — заметил посетитель.

*«Таверна Дьявола», построенная в 1520 году, — старейший паб Лондона (The Prospect Of Whitby он называется с XVIII столетия). В первые десятилетия работы завсегдатаями паба были пираты и моряки.

4

Двумя днями ранее... 

Похороны жены Мэтта Каррингтона проходили на Сток-Ньюингтон-Хай-стрит, N16, в Эбни-парке.

Элизабет Каррингтон лежала в гробу как все усопшие — с бледным и отрешённым лицом. 

Тогда ещё лил сильный дождь. 

Все присутствующие стояли в траурных одеждах и с чёрными зонтами.

Все, кроме её пожилой и больной матери миссис Голден, которую сопровождала её единственная живая дочь Дженни, и Мэтта, находящегося по другую сторону от них, который нервно сжимал в руках свою мокрую чёрную шляпу. 

В то время как Лиззи лежала в гробу, обитом фиолетовым бархатом.

Её светлое ангельское лицо с едва заметными, проступающими на лбу и руках жилами, казалось сделано из хрупкого дорогого фарфора. 

А в тон фиолетовому бархату покойница держала небольшой букет скромных фиалок. Это были её любимые цветы. 

Ничто более не волновало Лиззи Каррингтон. 

Точно это была мраморная статуя, или сама Галатея, в которую ещё не вдохнули искру жизни.

В это время молодой священник медленно читал молитву:

Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться: 

Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. 

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. 

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. 

Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни. 

Когда же гроб с девушкой начали опускать в тёмную и сырую могилу, перед остекленевшими глазами Мэтта возник её милый образ: ещё живая, она стояла на холму в лёгком белом платье и, улыбаясь, часто махала ему рукой. 

Её тёмно-каштановые волосы золотились в лучах заходящего солнца и развевались на ветру.

Но чем глубже опускали её тело в могилу, тем призрачнее и тусклее становилось это сладостное и близкое его сердцу воспоминание.

После церемонии захоронения все стали расходиться и Мэтт, пользуясь случаем, подошёл к скорбящей матери усопшей, которая ещё стояла у могилы и тихо плакала, утираясь платком.

— Миссис Голден, поймите, это не было несчастным случаем или самоубийством... — взяв за руку женщину, произнёс Каррингтон. — Её убили и я непременно найду убийцу вашей дочери!

— Отойдите от меня! — одёрнув его руку, злобно проговорила миссис Голден и вопросительно посмотрела. — Это из-за вас моей доченьки больше нет! Кто, скажите, теперь вернёт её? Кто?

А Мэтт только стоял и молчал.

Да и что он мог ответить убитой горем матери? Однако ему и прежде доводилось выслушивать подобные вещи от других женщин... От тех же матерей солдат, которым не суждено было вернуться с той ужасной войны.

Ещё тогда Каррингтон чувствовал вину за то, что он жив, а они там — в земле, пожираемые червями и крысами.

И снова эта вопиющая несправедливость: лучшие люди и те, что любят жизнь больше всего — уходят рано, а преступники и прочие подлецы — остаются. Живут себе и ни о чём не думают.

5

— Шеф-инспектор, я это... В общем, решил уйти, — обратился Каррингтон к курящему майору Ричарду Куперу, чей кабинет был открыт.

На его столе был заметный завал в виде открытых папок с делами, которые давно нуждались во внимании.

— Эй, Мэтт, не горячись! — перебил начальник, нервно затушив сигарету о бронзовую пепельницу в форме лотоса. — Лучше сходи в отпуск, попей бурбона там... Мы же все понимаем, что у тебя сейчас горе. Конечно, нет ничего хуже, чем чувствовать бессилие. 

Понимать, что ничего не можешь сделать, на что-то повлиять.

Мэтт, чёрт возьми, но ты же один из лучших сыщиков в нашем отделе!

— Был когда-то.

— У всех бывают кризисы.

— Но не у всех убивают жён в день годовщины свадьбы.

— У вас была годовщина?

— Да, шеф-инспектор.

— Ну, ты там держись, сынок. И да, если надумаешь... Допустим, ты надумаешь вернуться, то для таких профессионалов, как ты, наши двери всегда открыты! А пока к нам прислали одного человечка из Скотланд-ярда. Говорят, какой-то новый метод.

Буквально с минуты на минуту должен прибыть.

— Спасибо, шеф-инспектор. Прощайте.

Спускаясь по лестнице, Мэтт обратил внимание на авто и на выходящего из него мужчину, который был в круглых очках и с маленьким чемоданом.

— Извините, — обратился незнакомец к Каррингтон, — у вас огоньку не найдётся? Видимо, я свою зажигалку потерял где-то.

Мэтт подошёл ближе и протянул мужчине коробок спичек.

— Я так понимаю, вы тот самый новый инспектор из самого Скотланд-Ярда? — поинтересовался Мэтт.

— Психолог-криминалист, если быть точнее... — ответил мужчина, прикуривая жадно сигарету, у которого тотчас же запотели линзы.

Затем он протёр их клетчатым платком и продолжил:

— Альберт Джонсон. Из Вестминстера.

Они пожали друг другу руки.

— Мэтт Каррингтон. Брикстон-роуд.

И, как видите, я собираюсь покончить со всем этим.

— С чем именно? Я вас не совсем пони...

— Пытаться законным путём изловить опасного преступника, — прервал Каррингтон, закуривая очередную сигарету, — серийного убийцу, которого половина Лондона уже считает чем-то вроде призрака или ангела смерти.

Как там вас?.. Джонсон?

— Да.

— Так вот, я вам не завидую, Джонсон. И не факт, что ваш метод поможет раскрыть это дело. Но в любом случае удачи. Она вам точно потребуется! Не так ли?

Психолог ничего не ответил.

Вместо этого он просто кивнул, и с озадаченным видом, несколько неуклюже пошагал в сторону здания.

6

По воскресеньям Мэтт Каррингтон приезжал на кладбище, чтобы побыть рядом с женой и возложить цветы на её могилу.

И, всякий раз, будто бы лишившись последних сил, он склонялся перед её могилой и касался надписи на тёмно-сером надгробии:

«Как жаль, что жизнь твоя была такой короткой, но вечной будет память о тебе...»

— Боже, милая, кто же с тобой это сделал? — с отчаянием в глазах кричал он, и проводил рукой по заснеженной фотографии девушки, чьё милое лицо, казалось, светится от счастья. 

Затем его безутешный голос затих, и устремив свой взор к небу, он продолжил: 

— Как ты мог допустить это? Как? Ты же сам говорил, что ни один волос не упадёт с её головы! А что в итоге? 

Мэтт Каррингтон не мог понять, как такое могло произойти с его женой... с его любимой Лиззи. 

Своим голосом он сотрясал небеса и крушил невидимые стены. 

Но уже ничто не могло вернуть ему ту женщину, то прекрасное и бесконечно светлое создание, которое он любил больше всего на свете. 

7

Тем временем в Управлении по борьбе с преступностью, где ещё недавно работал Каррингтон, проводили очередное совещание.

— У меня объявление! — произнёс майор полиции Ричард Купер, сидя в своём рабочем кресле. — С завтрашнего дня доктор Альберт Джонсон будет работать с нами, а точнее, с сержантом Тейлором...

Так, в общем, дело о том серийном убийце, который убил Элизабет Каррингтон и Викторию Митчелл, я поручаю им. А то у нас и без того дел хватает! Можно разгребать до самого Второго пришествия!

— Что? Я с ним?! — возразил сержант Тейлор.

— Да, сержант... доктор Джонсон теперь ваш новый напарник. И это не обсуждается.

Итак, что мы имеем? — продолжил как ни в чём не бывало майор, разглядывая чёрно-белые снимки жертв и записку-послание из вырезанных букв газеты. Затем передал всё следственной группе. — Что скажете, сержант Тейлор?

— Ну, преступник умён и скрытен, если судить по характеру совершённых им преступлений... — вздохнув, ответил покрасневший Джо, который крутил в руках чёрную ручку. — А потом, ни улик, ни свидетелей! Только эта анонимная записка, от которой мороз по коже.

— Вероятно, он имеет отношение к врачебной практике, — предположил инспектор Смит. —

К примеру, может быть анестезиологом, так как в крови одной из жертв наши судмедэксперты обнаружили морфий.

— А вы что думаете, доктор? — обратился шеф-инспектор к недавно прибывшему психологу-криминалисту. — Извините, как там вас?

— Альберт Джонсон. — ответил он.

— Да-да, можете говорить, доктор Джонсон!

— Начнём с того, что убийца стремится к оригинальности и это вне сомнения.

Все его жертвы — это молодые женщины, не больше 25-и лет, по всей видимости, страдающие меланхолией.

Возможно, в данном случае имеет место мизогиния... В результате серьёзной психологической травмы...

— Например, супружеская неверность? — перебил майор Купер.

— Да, как раз она и могла стать причиной и мотивом дальнейших преступлений! — ответил Альберт Джонсон.

— А что насчёт способа убийства?

— Вероятно, вводились инъекции... И, как было уже сказано ранее, преступник может быть связан со сферой здравоохранения, что, конечно, не лишёно логики...

Однако, не будем обольщаться, убийца в собственных глазах хитёр и изобретателен... И... и... делает всё, чтобы это выглядело как самоубийство.

Будто бы эти женщины сами решались на такой отчаянный шаг. А записка что-то вроде свидетельства их безумия. Это можно понять по общему религиозному тону:

«аз есмь тот кому приказано освобождать страждущих от темницы их плоти».

В этой связи можно вспомнить притчу о десятой казни:

«И повелел Господь каждой еврейской семье зарезать ягнёнка, пометить его кровью двери домов своих и устроить пир. Ночью на землю спустился ангел смерти и пошёл по всей земле египетской, убивая в каждом доме первенца. Лишь жилища евреев он пощадил, ибо те были отмечены кровью жертвенной».

Таким образом, религиозным фанатиком может оказаться некто иной, как сам убийца. Некто, одержимый идеей спасения, убивающий только из милосердия, если хотите, во имя высшей цели. Иными словами, Шахат, Азраил, он же вестник Господа, он же Ангел смерти.

— Погодите, погодите! А откуда вам всё это известно?

— Просто я сын протестанского пастыря.

— А, ну в таком случае это многое объясняет. Спасибо, доктор... — тяжело вздохнув, проговорил Купер. — А что остальные? Ещё какие-нибудь версии будут?

— Что ещё за Ангел смерти? Чертовщина какая-то! — воскликнул сержант Тейлор.

— Погодите, — снова заговорил Джонсон. — есть ещё кое-что!

— И что же? — в недоумении спросил Джо.

— Есть предположение, что мы имеем дело с аномалией.

— Что вы имеете в виду?

— Мизогиния, конечно, имеет место, однако этому могло предшествовать нечто более серьёзное.

— Ну и?

— Не знаю, с подобным психотипом может быть кто угодно! Например, человек, страдающий от чувства вины. Возможно, он был виноват в смерти близкого человека и есть вероятность, что это было связано с актом милосердия.

— Ну то, что этот ублюдок самый настоящий социопат для меня лично не новость! — перебил сержант Тейлор, поднявшись из-за стола. — Я не собираюсь спокойно смотреть, как этот маньяк убивает направо и налево наших женщин!

— Джо! — вскрикнул шеф-инспектор Купер. — В смысле, сержант Тейлор... Что вы творите?

— А что я не так сказал? Пока мы здесь сидим и мило беседуем, это не пойми что продолжает сейчас охотиться, подыскивает себе очередную жертву! Мать вашу, мы же его упустим! Мы должны что-то сделать! Должны!

Потом сержант резко повернулся и вышел из кабинета.

— Извините его, доктор Джонсон, — произнёс унылым тоном Купер, подойдя к окну. — сержанту Тейлору сейчас нелегко, ведь он лишился своего лучшего напарника.

Судя по всему, жену Каррингтона убил этот самый маньяк.

Если мы хотим разобраться в этом деле, доктор Джонсон, мы должны идти до конца. Вы к этому готовы?

— Да, шеф-инспектор... Разумеется! — ответил психолог.

8

Воскресенье. Каррингтон собрался навестить могилу Элизабет. И позднее обычного. На улице уже темнело. 

Мэтт завёл мотор, загорелись круглые фары, точно глаза хищника, затем он нажал на газ, и его серый, неприметный с виду автомобиль, выехал на дорогу. Вскоре он остановился у цветочного магазина за углом, где неизменно покупал цветы жене, после чего снова вернулся в машину и продолжил путь.

Из водительского окна, как обычно, простирался унылый индустриально-урбанистический пейзаж: стены, заводы, небоскрёбы, крошечные серенькие дома, фигурки людей, автомобили, издалека казавшиеся какими-то игрушечными.

Затем Лондонский мост, склоняющийся над чёрной и бездонной Темзой, в которой тонуло задымлённое и вечереющее небо города; то и дело мелькали неоновые вывески ночных заведений, извилистые, как небесная зарница, огни фонарей, чьи яркие блики отражались, как в зеркале в ванной.

А неподалёку, подобно морским водорослям, колыхались искажённые отражения Вестминстера, Саут-Бэнка и колеса обозрения «London Eye».

И, наконец, на горизонте показался Эбни-парк. По пути ему встретился мужчина. Но лица за шляпой он не разглядел. К тому же было уже достаточно темно.

А на самой могиле он обнаружил целый букет свежих фиалок. 

Кто же это мог быть? 

В этот момент Каррингтон оглянулся, но незнакомца уже не было. 

У Мэтта резко разболелась голова, мелькали обрывки воспоминаний, в которых он ссорился с женой:

«— Что это ещё за тип в мерседесе, с которым ты приехала?

— Мэтти, это мой старый друг. Решил подвести меня после работы. Тебя же никогда не дождёшься! Ты же у нас ловишь опасных преступников!

— И насколько вы близки? Ты была с ним?

— Чтооо, ты подозреваешь меня в измене? Как ты можешь! Я ведь так люб...

— Лиззи, отвечай мне! Ты была с ним?

— Всё, я поняла тебя... Я уезжаю!

— Эй, постой! Куда ты собралась?

— В Чилтерн. К тёте Мэри. Побуду у неё, пока ты не остынешь...»

И вот понемногу в уме начала складываться цепочка:

Убийство — незнакомец — Чилтерн — фиалки — Чилтерн.

«Чилтерн? Чилтерн? — повторил несколько раз Каррингтон. — Так вот к кому она ушла тогда. К тому посетителю из бара, который интересуется серийными убийцами. 

Проклятие, всё это время он был перед носом».

9

— Так, хотите вы того или нет, но я ваш новый напарник! — самоуверенно проговорил Джонсон, обнимая свой маленький чёрный чемоданчик, в то время как сержант Тейлор был за рулём.

— Надеюсь, это ненадолго, — без особого энтузиазма произнёс Джо, посматривая то и дело в зеркало заднего вида.

— Ну мы же хотим найти этого серийного убийцу, не так ли?

— Отодвиньтесь, доктор-мозгоправ! — сделал замечание Джо. — Вы загораживаете обзор.

— В чём дело, сержант? Вас раздражает то, что я замена вашему другу или что-то ещё?

— Это неважно.

— Нет уж, ответьте!

— Мы с Мэттом давно в полиции, — смягчившись, ответил Джо. — ещё с окончания войны. Мы многих оставили там, на фронте.

— Ах да, война... — задумчиво произнёс Альберт Джонсон. — Сколько же жизней она унесла! Сколько матерей, сестёр и жён оставила без добытчиков... а скольких покалечила, свела с ума!

Love is cooling, friendship is weakening, fratricidal strife is everywhere*.

И эта мерзость... и эта чудовищная мерзость возникла из чувства собственной правоты, превосходства над другими людьми, нациями, что безусловно является злом. Но, с другой стороны, справедливости ради стоит отметить, она срывает маски и показывает кто из нас кто.

— Но какой ценой...

— И то верно! Ладно, думаю, что пиво нам не помешает.

— Пожалуй, ты прав. Ещё надо бы заправиться.

Они остановились у ближайшего паба. На неоновой вывеске было написано: «Devil’s Tavern».

Да-да, это то самое заведение, в которое часто захаживает Мэтт Каррингтон.

И вот, припарковавшись, детектив Тейлор и психолог Джонсон вошли внутрь.

К потолку было подвешено велосипедное колесо, рядом с головой оленя над старым пианино висели картины в золочёных рамах, кожаные диваны, деревенские скамьи рядом с венскими стульями.

У стойки бара сидела небольшая группа завсегдатаев, которая бурно что-то обсуждала. Джо кивнул и повернулся к бармену.

А Джонсон тем временем разглядывал гордо висящего оленя и поправлял свои очки.

— Что будем пить, господа? — поинтересовался бармен, вытирая бокалы.

— Две пинты пива, будьте добры, — заказал сержант Тейлор.

После этого мужчины направились к одному из дальних столиков.

— Сержант, а вы сейчас общаетесь со своим другом? Как там его?..

В этот момент улыбчивый бармен принёс их пиво и невольно прервал беседу.

— Ваше пиво, господа.

— Спасибо!

— Его зовут Мэтт Каррингтон... — продолжил Джо, отпив большой глоток. — Можно на ты. Полагаю, ему сейчас необходимо побыть одному.

— Мы скорбим по тем, кого потеряли, а по идее долж­ны радоваться тому, что имели возможность находиться с ними рядом. И пусть то была не целая жизнь, а всего лишь мгновение... — проговорил Джонсон, сделав не менее внушительный глоток и продолжил:

— А что есть наша жизнь? Разве она не заключена в этом самом мгновении?

И, как бы цинично это ни прозвучало, у всего свой срок.

Да, со смертью всегда трудно примириться. А со смертью любимых и подавно.

Утрата может быть временной или постоянной, реальной или воображаемой, физической или психологической. В любом случае это непросто. Да и...

— Эй, эй, полегче, доктор-мозгоправ! — прервал Тейлор увлёкшегося философскими вопросами психолога. — Мы ещё даже толком не выпили!

— Извини, профессиональная привычка.

Прошло около двух часов, за это время Джо и Альберт, успевшие прилично выпить, уже неплохо поладили.

— Знаешь, Альби, — неожиданно заговорил приятельским тоном суровый сержант, склонившись над столом, — когда мы с Мэттом вернулись с войны, все только и говорили, какие мы герои, защитники Англии... И всё в таком духе! Но всё это отвратительная ложь...

Так и подмывало прокричать на весь туманный Альбион: «Мы все убийцы!».

Убийцы, которые работают в полиции. Иронично, не правда ли?

Что тут скажешь, люди охотно рассуждают о войне, о непобедимости своей страны, о «невидимом враге»,

о трофеях, но мало кто задумывается о последствиях.

О том, как она безжалостно ломает и выворачивает, подобно кровожадному чудовищу, наши внутренности, выжигает всё самое непосредственное и трогательное, превращая в жалких социопатов и в людей, боящихся жизни.

Война крадёт будущее у целых поколений. Это вор и убийца в одном лице.

— Ну вот... Одно из двух: либо ты порядочно нажрался, либо я заразил тебя своей страстью к глубоким рассуждениям! — медленно прошевелил губами Джонсон, икнув после очередного глотка пива. —

Пфф, мне твой друг что-то сразу не понравился. Мутный он какой-то. Всего раз его видел, а впечатление до сих пор осталось. Ну знаешь, тяжёлое такое, как свинец!

— Он потерял жену!

— Ну и что?

— Как что?! Я бы посмотрел на тебя, если б твою жену нашли мёртвой у моста. Всё-таки для психолога ты несколько туповат, Джонсон!

— Аха-ха-ха-ха, а ты чересчур импульсивный! И да, у меня нет жены.

— И то верно! А завтра у нас тяжёлый день: придётся обойти пару или тройку местных больниц. Может, даже выпадет счастье... того... это... побывать в морге.

— В морге, говоришь? — удивлённо переспросил Джонсон.

— Ну, видишь ли, такой вариант тоже нельзя исключать... — со смехом произнёс Тейлор. — Вдруг наш маньяк какой-нибудь молодой, или не очееень молодой... патологоанатом.

— Аха-ха-ха-ха!

*«Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь» (англ.) — из пьесы Уильяма Шекспира «Король Лир».

10

Полночь. За окном без остановки льёт дождь и под оглушающие раскаты грома сверкают зловещие зигзаги пламени.

Каррингтон лежит в своей полупустой комнате: на полу разбросанные вещи, осколки разбитого стекла, в которых время от времени отражаются вспышки молний, в полутьме светится циферблат настенных часов.

А на тумбочке, рядом со спящим Каррингтоном, бокал с виски, открытая пачка «Chesterfield», хрустальная пепельница, над которой витает едва заметный сигаретный дым.

А на письменном столе, неподалёку от чёрного телефона и лампы, стоит в раме их свадебная фотография с Элизабет.

Тем временем Мэтту снится последний день на Сомме: повсюду слышны взрывы от снарядов, тошнотворный запах человеческой плоти. Куда ни посмотри — кипящее озеро крови, похожее на один сплошной бульон. Это мясорубка, это сущий ад!

Сквозь дым он видит как двое несут его раненого друга Алана Бейтса вдоль траншеи. Вытирая грязный пот с лица, Мэтт идёт рядом с ними и пытается его успокоить. Но всё безуспешно.

Его друг то молит, чтобы его прикончили, то до одури начинает звать своих родных.

В этот момент Каррингтон достаёт свою флягу с пойлом и подносит её к окровавленному рту Бейтса.

Тот пьёт и через какое-то время погружается в забытье, затем Каррингтон оказывается в реке, вода стремительно начинает заполнять его лёгкие.

А издалека, сквозь толщу воды, до Мэтта доносится, точно лезвие бритвы, голос его Лиззи: «Я хочу умереть! Хочу умереть!»

(из пылающего Альбера он неожиданно перемещается в послевоенный Лондон) и видит снова знакомую комнату.

Тусклый свет луны слегка освещающий силуэт Элизабет: её тонкую шею, каштановые вьющиеся волосы, плечи, спину, элегантное платье.

Но вдруг это видение растворяется во мраке, словно его никогда и не было, и появляется некто.

Некто в шляпе выходит из знакомого автомобиля, некто закуривает сигарету, некто открывает богажник и достаёт оттуда тело женщины. Тень протягивается через всю улицу и сбрасывает тело с моста.

В глазах Мэтта, точно в замедленной съёмке, отражается эта падающая женщина, которая вскоре растворяется в туманных водах Темзы.

Потом Каррингтон пробуждается в холодном поту и выкрикивает имя жены.

11

На следующий день импульсивный детектив Тейлор и любитель поболтать Джонсон приступили к расследованию.

Они обходили местные поликлиники, психлечебницы и даже то, что в учёной среде именуют как regni cadavera.*

И вот идут они по слабо освещённому коридору, вдалеке моргает лампочка и вдруг навстречу на них вылетает молодой человек в белом халате.

— Ай, чёрт побери! Чёрт!

— Мистер, — окликнул Джонсон раздражённого человека. — Что-то случилось?

— А, нет, — ответил он, опустив руки в карманы.

— Где мы можем найти кабинет главного врача?

— Прямо по лестнице и направо.

Вскоре они упёрлись в дверь, на которой сверкала табличка: «Dr. Robert Butler».

Джо постучал, но ответа не поступило.

Потом он повторил и из кабинета вдруг раздался раздражённый голос:

— Кто там?

— Это полиция, доктор Батлер! — ответил сержант Тейлор через дверь.

— А, конечно... Проходите!

Они вошли в кабинет.

— Я инспектор Тейлор, а это доктор Джонсон, — представился за двоих Джо, показав своё удостоверение.

— Хорошо, господа... — протянул главный врач, наливая себе воду из графина. — И чем же я могу быть вам полезен?

— У нас к вам будет пару вопросов.

— Что ж, я весь во внимании!

— Скажите, доктор Батлер, как часто по вине анестезиологов умирают ваши пациенты? — спросил Джонсон, поправив свои очки.

— Но извините... это ведь врачебная тайна!

— К чёрту вашу тайну! К чёрту этику! Ну же, отвечай! — решил поднажать сержант Тейлор, опрокинув стоящий рядом с ним стул.

— Дааа, — вздрогнув, протянул главный врач, — были тут случаи. С двумя молодыми людьми... но, видите ли, один из них уже уволился! Так что...

— Приглашайте.

Часто моргающий Батлер потянулся к телефону и вскоре вызвал своего сотрудника.

Спустя некоторое время в кабинет постучались. Вошёл молодой человек. Им оказался тот самый парень, который подсказал Тейлору и Джонсону как пройти к главному врачу.

— Фред, — тяжело вздохнув, произнёс Батлер, — эти люди хотели бы с тобой пообщаться.

— Итак, — начал допрос Джонсон, достав из своего маленького чемодана ручку с блокнотом, — как я могу к вам обращаться?

— Фред Дэвис.

— Хорошо, мистер Дэвис, где вы были в ночь с 12 на 13 января?

— Ну, в первой половине дня я был на дежурстве, а ближе к вечеру пошёл в паб...

— Во сколько? В какой паб вы пошли?

— Где-то в половине восьмого. В «Devil’s Tavern».

— А в ночь с 14 на 15?

— Боже, я же не могу всё помнить!

— Пожалуйста, отвечайте!

— У меня был чертовски тяжёлый день. Я отдыхал дома. Надеюсь, этого достаточно?

— Хорошо. А как вы справляетесь со своими профессиональнами обязанностями?

— А какое это имеет отношение к вашему делу? — усмехнувшись, возразил Дэвис.

— Отвечай, когда спрашивают! — грозно процедил сквозь зубы сержант Тейлор.

— Я не умею работать под давлением... И говорить тоже! — произнёс парень, враждебно глядя на сержанта.

— Сержант, дайте нам немного времени, — обратился Джонсон к Тейлору.

— Ну ладно, можете и дальше подвергать его своему психоанализу.

— Продолжайте, мистер Дэвис.

— В общем, местные хирурги давят на меня. По этой причине я начинаю волноваться и, соответственно, допускать разного рода ошибки.

— И сколько же вы допустили таких ошибок?

— Одну из них я допустил 15-го числа. Тогда я был в плохом настроении, и, вернувшись домой, решил напиться.

— Хорошо. Пока к вам нет вопросов.

Выходя из кабинета, Джо напоминал взбешённого быка: он покраснел, сдвинутые к центру брови сползли на глаза, а ноздри раздувались так, что можно было отправлять его на испанскую корриду.

Он злился, что они до сих пор топчутся на месте. А след убийцы уже представлялся ему чем-то призрачным, если не сказать, воображаемым.

В коридоре по-прежнему моргала лампочка, а от Тейлора тем временем отбрасывалась чёрная гигантская тень, точно на серую стену вылили ведро дёгтя.

— Эй, Джо, ну что ты так кипятишься? — спросил Джонсон, хлопнув по плечу напарника. — Расслабься, эти не могут быть убийцами. Уж слишком прилично выглядят. Максимум убийство по неосторожности, да и то в стенах больницы.

— Все кажутся приличными до поры до времени. А копни чуть глубже — и наткнёшься на целую кучу скелетов.

— Дай ключи, — обратился Джонсон, протирая платком свои очки, — на этот раз поведу я.

— Отставить, доктор-мозгоправ! — сердито пробурчал здоровяк Тейлор, засунув руки в карманы.

— Прекращай ерепениться, сержант! В противном случае мы не продвинемся с нашим расследованием. Ты этого добиваешься?

— Да ты постоянно будешь болтать, а за рулём это небезопасно.

— Небезопасно, я тебе скажу, водить машину в состоянии, близком к душевному расстройству. Точно ты вот-вот взорвёшься, а такая ударная волна, пожалуй, может разнести полгорода, если не больше.

— Да иди ты!

— Вот видишь, вот видишь! Ты даже отреагировать спокойно не можешь. Глядишь — и голову открутишь мне!

*Царство мёртвых (лат.)