8. Мьянма. Трансформации

Как ни посмотри, а это и вправду красиво.

Расклад был таким: вылет в Янгон в 8.35, что меня совершенно не устраивало, поскольку заселение в гесте только после 12.00. Но выбора не было, билет куплен. Меня привезли в аэропорт вовремя, к чек-ину в 7.00. Сижу – жду. Молчание. Спрашиваю на ресепшн: туман в Янгоне, вылет задерживается на два часа, а это значит, что я прилетаю как раз ко времени заселения! О, Бирма, ты уже не удивляешь своим волшебством – ты им призываешь жить!

В аэропорт меня вёз сын хозяина геста – обаятельный похожий на индейца круглолицый парень с длинными волосами, завязанными в хвост, со сверкающей серьгой в ухе и добрыми глазами и улыбкой.

Деревья на восходе, справа, были наполовину растворены в тумане и, казалось, они висят в воздухе без всякой опоры. Слева от меня проплывали ступы и пагоды, в том числе и та, замечательная, до которой вчера вечером я так и не дошла.

И вдруг…
И правда не вспомню, когда со мной такое происходило в последний раз. Защипало в носу, подступили слёзы, горло перехватило… В голове пронеслась мысль: в последний раз я вижу эту страну. И эхом – другая – с усмешкой, с очень доброй и хитрой усмешкой: почему ж обязательно – в последний?

И я согласилась с нею.
Соглашаться приятно и легко.
Как, впрочем, и с тем, что во мне произошли такие перемены, которых наивно было бы ждать, сидя на месте. Мир после Багана выглядел иначе. Ощущалась отвязка от всего и ото всех, и происходящее воспринималось как декорации и сопровождение – экран, на котором меня показывают мне. Ты участвовал и соучаствовал, но происходило это плавно, естественно и мирно.

В этой связи перед глазами возник образ моей благополучной одноклассницы, умной женщины, которая почти до смерти не догадывалась, что живёт в депрессии.
– Оторви свою жирную ж…пу от дивана, забей на всех, кто откусывает от тебя по куску, забудь про бутылку – возьми себя за шкирку и закинь туда, где все твои настроения и умствования равны нулю!

Хорошо нам советовать.
Особенно когда знаешь, что твоему совету никто следовать не собирается.
Тут же я себя остановила на этой скрытой агрессии, на недовольстве, и просто пожелала в пространство, чтобы её жизнь изменилась к лучшему – к свободе, к радости и развитию.

Тогда, в 2014-м, мне не было известно, что жить ей оставалось ровно два года.
Кто знает, может, это и есть перемены к лучшему.

Волшебная страна!
Если развитие есть отрицание отрицания, то интересно было бы взглянуть на собственные трансформации. Что я отрицаю на сегодня?
Фольклор, которым занималась тридцать лет; живопись, в которой обозначился стоп-кадр; языки, которые не работают и тихо увядают; тренинги и конференции, потому что утомительно и бессистемно, и многое другое. Ушли жадность к знаниям, желание всех спасти и исцелить, пропала внутренняя суета и чувство собственной важности. Всё это обратилось в пыль среди пагод и будд, на закате и рассвете, в тени и на солнце, которое в Багане светит особым светом, делая тайны доступными.

Что же придет на освободившееся место?
Приветствовать его или обороняться?
То состояние, в котором я находилась, ратовало за первое.
Главное – оставить небеса в покое, дать им время на вызревание, на трансформацию в соответствии с нашими объявленными и неявными желаниями.

Последний день в Янгоне поставит выразительный знак в конце моего пребывания в Мьянме – восклицательный, вопросительный, точку или многоточие?
Посмотрим.