ПУТЬ. Глава 13. Дела давние, окончание

– Вам будет необходимо дать показания в суде, – сказал старший из стражников Бальтазару, безошибочно распознав в нем главного.
– Но, друг мой, – возразил Бальдр, – мы спешим, и завтра собирались уже покинуть город.
– У нашего досточтимого эмира суд скорый, вы можете не менять своих планов.
– Но, как же… а провести расследование, заслушать показания свидетелей? Это же все требует времени.
–  Умар ибн Малик не просто быстро принимает решения, но он принимает единственно правильные решения. В справедливости их можете не сомневаться, и в этом завтра убедитесь сами.
К вечеру скончался раненный в левый бок воин русичей. Лезвие кинжала разорвало селезенку и проникло в желудок. Присланный эмиром лекарь смог лишь несколько облегчить страдания обреченному, поя его каким-то одурманивающим и снимающим боль настоем.
Похороны взяла на себя городская власть.
В остальном же, планы путешественников менять действительно не пришлось: утром они выступили со стен крепости Хысн-аль-Акрад. Многочисленный люд у подножия скалы встретил известие, озвученное Бальдром, гробовым молчанием. Мусульманам было пока все равно, кто там будет спасать заблудших овец израилевых. Им было приказано явиться под стены замка – они выполнили приказание, а ликовать их никто не просил.
К тому же, все знали, что сегодня на главной площади города состоится суд над преступниками, совершившими противоправное деяние, мерой наказания за которое всегда была смертная казнь. Это мероприятие было куда интересней, чем занудная проповедь чужестранцев. После того, как толпе разрешили разойтись, всех интересовал только один вопрос – каким способом лишаться жизни разбойники.
Ближе к четырем часам дня, когда полуденная жара несколько спала, на главной площади Алеппо собрались чуть ли не все жители города, которые могли передвигаться без посторонней помощи. Впрочем, кое-кого заботливые родственники принесли на носилках.
Волхвы и их воины честно ответили на расспросы судей, о том, что случилось в караван-сарае, после чего состоялось краткое совещание между судейскими чиновниками. Свое решение они доложили эмиру, здесь же присутствующему, тот что-то исправил в резолюционной бумаге и, кивнув, подал знак к оглашению приговора.
Да, суд был действительно скорым. И по-своему даже справедливым, хотя в местах, где правил Бальдр, приговор мог показаться чрезмерно жестоким. Троим тяжело раненным прописали по пятьдесят плетей каждому, после чего, если выживут, им надлежало навсегда покинуть город, и под страхом смерти никогда сюда не возвращаться. Еще пятеро должны были лишиться жизни через отделение головы от туловища: их уже подвели к помосту, на котором рядом с плахой, опершись на огромную кривую саблю, стоял палач, готовый исполнить свою работу. Последнего, того, что убил государственного служащего, суд приговорил к сажению на кол.
– Почему на кол? Почему, только меня? Мы все… Я не могу один… – скороговоркой причитал несчастный, в глазах которого плескался такой ужас, что казалось, от страха он умрет раньше, чем от пытки.
Пока вкапывали в землю заостренный кол с прибитыми к нему поперечными планками (чтобы казнимый опускался по нему медленно) и мазали его бараньим жиром, Бальдр испросил разрешения поговорить с эмиром. Таковое было ему даровано.
– Всемилостивейшей владыка, – проговорил Бальтазар, – могу ли я обратиться к тебе с еще одной, уже точно последней просьбой?
Умар ибн Малик кивнул.
– Я бы не хотел, чтобы из-за нас кто-то сегодня умер. Нельзя ли простить этих людей, и назначить им наказание, не связанное с неминуемой смертью?
– А кто тебе сказал, царь Балтов, – ответил эмир, – что их казнят из-за вас? Они умрут в назидание другим, ибо lex taliones  гласит, что мера наказания должна быть адекватной совершенному преступлению. Око за око, любезный гость мой, зуб за зуб.
– Если уж этим людям суждено умереть, – снова заговорил Бальдр, – пусть все умрут легкой смертью. Достаточно просто отрубить человеку голову, и закон воздаяния будет исполнен.
Эмир задумался, но лишь на несколько секунд
– Может быть, я бы и выполнил эту твою просьбу, касайся она только вас, – сказал он, – но этот человек, он указал в сторону уже раздетого донага приговоренного, – убил моего приближенного слугу. Это совсем никуда не годиться: он умрет в муках.
И Умар ибн Малик махнул рукой.
Обезумевшего от ужаса, абсолютно подавленного и безвольного голого человека, палачи подхватили под руки и под ноги, приподняли на высоту человеческого роста и с усилием опустили на торчащий из земли кол. Раздался душераздирающий крик.
Смотреть на исполнение приговора волхвы и воины Финиста не стали. Никто их боле не задерживал, а все вещи собраны были еще с вечера, и они покинули город уже через пару часов. Все это время они слышали вопли несчастных, получающих свою долю ударов плетьми, а так же какие-то нечеловеческие взвывания разбойника, который по мере того, как отбивались поперечины, все ниже и ниже скользил по заостренной палке. Бальдр слышал, что такая пытка, прежде чем казнимый испустит дух, может длиться более суток.
Настроение девяти оставшихся участников похода было скверным. И то сказать – судилище, и последовавшая за ним расправа произвели на всех гнетущее впечатление, не говоря уж о том, что потеряли боевого товарища, да и раненый в бедро чувствовал себя не слишком хорошо. Он хоть и старался не подавать виду, но все видели, как он кособочился на своем верблюде. Щадя его, Бальтазар приказал ехать не быстро, каждые три часа делая остановки, чтобы промыть и перевязать рану воина.
Впереди у каравана оставались всего два больших пункта остановки: Дамаск и Иерусалим. После предстояло найти Марию, мать народившегося младенца. Звезда и вещие сны волхвов указывали место – Назарея.
По расчетам Каспара, два перехода между большими городами должны были занять две с половиной недели. Плюс к этом минимум сутки провести в каждом из них и два – три дня на непредвиденные обстоятельства. В целом, выходило три седмицы, пустяк по сравнению с уже пройденной дорогой. Последнее напряжение сил, и цель, поставленная несколько месяцев назад, будет достигнута. Пророчество исполнится, а путешественники скинут с себя груз ответственности, и обратный путь превратится просто в прогулку. Да, не легкую, но прогулку, в которой отвечать они будут сами за себя.
Но, как известно – чем ближе цель, тем тяжелее шагать. На пятый день пути между Алеппо и Дамаском в пустыне вдруг повисла звенящая тишина. Не то чтобы пески до этого как-то особенно шумели, но тут вдруг перестал дуть ветер, и исчезли абсолютно все звуки и шорохи. Такая тишина давит на уши, а в голове начинают, медленно нарастая, раздаваться звуки набата. Духота, и до этого-то невыносимая, усилилась так, что глубоко вдыхать стало невозможно – обжигало легкие. На каком-то подсознательном уровне у всех участников похода проступило чувство повышенной тревожности. И даже верблюды, уж на что спокойные и флегматичные животные, стали трясти гривами, фыркать, портить воздух и издавать непонятные звуки.
Каспар подъехал к Бальтазару.
– Что происходит? – Спросил царь.
– Похоже, – жрец покивал головой, – надвигается песчаная буря, ее еще называют пыльной.
– Что это такое и чем грозит она нам?
– Это огромные, клубящиеся красноватого цвета облака из песка и пыли, поднятые с поверхности земли сухими, горячими и быстрыми воздушными потоками. Они несут в себе лишь смерть. После того как увеличивается движение воздушных масс над незакреплёнными частицами грунта, сцепление между которыми ослаблено из-за сухости почвы, песчинки начинают сначала вибрировать, затем подскакивать, и в результате повторяющихся ударов превращаются в мелкую пыль.
Полторы тысячи лет назад в пустыне Сахара песчаная буря накрыла легендарную армию персидского правителя Камбиса второго, остановив на полпути военную экспедицию, и при этом погубив около пятидесяти тысяч отборных воинов.
– Ты хочешь сказать, что в шаге от намеченной цели, мы будем задушены песком и пылью?
– Все не так плохо, мой царь. Буря может длиться до нескольких дней, но это вызовет лишь задержку во времени и дополнительные трудности пути. Страшнее, когда она скоротечна, а это от получаса до нескольких. Тогда видимость может упасть до трех – пяти саженей, температура воздуха подняться больше пятидесяти градусов, а плотность пыли и песка будет такой, что дышать можно будет лишь через мокрую ткань. В этом случае нужно сразу же остановиться: продолжать движение бесполезно, это только лишняя трата сил, и лучше переждать бурю на одном месте, никуда не двигаясь. Все запасы воды и пищи следует держать возле себя, особенно воду, иначе полное обезвоживание организма обеспечено, а это всегда приводит к смерти. Но ее лучше экономить, а ткань, через которую придется дышать, смачивать собственной мочой. Если этого не сделать, то мельчайшие частицы попадут в дыхательные пути, а это может привести к потере сознания и даже смерти.
Если мы продержимся часа четыре, думаю, что не более, то мгла рассеяться, видимость заметно улучшиться и дышать станет намного легче. Тогда можно будет продолжить путь. При условии, что нас не занесет песками, такая буря задержит нас в пути всего на несколько часов.
– Зловещую картину ты нарисовал, жрец, – мрачно усмехнулся Бальдр, – что ж, командуй теперь: когда надо будет начать готовиться?
– Давно пора: видишь, на горизонте появилась туча чёрно-багрового цвета?
– Да, вижу.
– Заметил, как стремительно она растет и шириться?
Царь кивнул.
– Вот-вот снова поднимется ветер, только это будет не легкий ветерок, а настоящий ураган. Поднимая все вверх и вверх песок, пыль и песчинки грунта, он обрушит эту тучу на нас.
– Как высока она? – Спросил Бальтазар.
– Бывает, и поболе версты будет.
– Так что делать-то? Говори скорее.
– Эх, жаль, нет никакого укрытия поблизости… – Посетовал Криве. – Прикажи сбиться всем вместе, верблюдов уложить на землю и замотать им морды тряпками, самим нам следует тоже залечь с подветренной стороны ближайшей песчаной горы и, как я говорил уже, прижать смоченные полотенца к лицу. Головы вообще лучше чем-нибудь замотать, а то песок набьется в глаза и уши. Будем надеяться, что ветер не опрокинет бархан на нас.
Все было исполнено быстро и в точности.
И тут же, будто только и поджидал окончания людских приготовлений, поднялся шквалистый ветер; скорость воздушных потоков увеличилась многократно и, подхватывая с земли, поднимая вверх пылевые частицы, он завыл на пределе слышимости человеческого уха, тонко и жалобно, как побитый пес.
От этого звука тоска и безнадежность вселилась в сердца участников похода. Никто и никогда не сомневался в их храбрости и мужественности, они сами никогда не сомневались в себе, но этот вой обволакивал таким ужасом, предчувствием неизбежной и мучительной гибели, что побороть его казалось выше человеческих возможностей. Они лежали, прижавшись телами к земле, и пот струился по их спинам и лицам, закутанным полотенцами. И причиной этого была не только удушающая жара, но дикий страх, от вида преисподней, в которой оказались варяги.
Через некоторое время звук стих, но чувство страха и обреченности не прошло. Казалось, оно даже усилилось. Нет ничего невыносимей для храбрых воинов, как, сознавая свою беспомощность, лежать недвижимыми на горячей земле. Песок сыпался сверху, погребая под собою маленький караван. Его приходилось каждые несколько минут сбрасывать с себя. Если бы они залегли с другой стороны бархана, то уже, скорее всего, были бы заметены желтой пылью пустыни. Как ужасно – задохнуться в шаге от своей цели. Наверное, хорошо, что коричневая мгла не позволяла людям видеть друг друга, иначе мучительный ужас в глазах ближнего породил бы дополнительное отчаяние в любом, кто мог увидеть этот взгляд.
Однако, рано или поздно, всему приходит конец. Часа через три или четыре ветер стих. Пыль и песок перестали кружить в воздухе. Чувство ужаса отпустило воинов.
– Что это было? – Спросил Бальтазар, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя рыжий нанос.
– Про страх спрашиваешь, всех обуявший? – Каспар размотал полотенце и им же вытирал лицо и волосы.
– Именно, жрец. Ты ничего не говорил об этом… Мне стыдно за это малодушие.
– Испытанное не в нашей воли. Не всякий звук слышит человеческое ухо. Тот, что не ведом ему, вселяет ужас, даже будучи не услышанным. И никто не способен противиться этому. Теперь, когда все познали сие, нет надобности о чем-то предупреждать; и нет в страхе том никакого малодушия, и стыдиться не за что. Нас можно, как и прежде, убить, но теперь возможно ли испугать?
– Я думал, что умираю. – Бальдр испытующе смотрел на жреца.
– И что с того? – Спокойно ответил тот. – Боги завидуют нам. Жизнь ярче и прекрасней, когда она конечна. Мы никогда не будем лучше, чем в эту минуту.
Бальтазар отвернулся.
– У нас есть незаконченное дело, – сказал он, – надо идти дальше, все ли целы?
Оказалось, что нет.
Рана ли была тому причиной, или ужас, испытанный во время бури, но гребец, бедро которого было порезано в бою в караван-сарае, скончался. Его нашли полностью засыпанным песком – то ли безволие, то ли отсутствие сил не позволяли ему стряхнуть с себя горы пыли, что накрыли воинов маленького каравана.
– До Дамаска осталось три дня пути, – сказал Бальдр, – возьмем тело с собой, там и схороним.
Итак, из тех, кто пустился в пеший путь к народившемуся Мессии, осталось всего восемь человек.
Погода после песчаной бури установилась вполне благоприятная. Днем было не так уж и знойно, а ночами не приходилось стучать зубами от холода. Пыль все еще висела в воздухе, но дышать уже не мешала. И хоть путешественники еще долго отплевывались коричневой слюной, песок уже не хрустел на зубах. Не то чтобы путь стал легче, но после пережитого, любые трудности казались не таким уж страшным испытанием. Воистину: все познается в сравнении.
Еще трое суток… Десятки верст дороги… Наконец, время пожрало пространство, и на горизонте возникли стены древнего Дамаска. Дамаск (по-арабски – Димашк) слыл одной из самых живописных арабских столиц. Прильнувший к горе Касьюн и обрамленный с трех остальных сторон оазисом Гута, он считается самым зеленым городом Арабского Востока.
Обладавший орлиным взором Криве, заметил, как через городские ворота выехал всадник, и поскакал по направлению к каравану.
– К нам, похоже, гости, царь, – сказал жрец Бальтазару.
Тот уже и сам увидел наездника.
– Чем это мы их так встревожили, что не могли дождаться, когда сами доедем до ворот? – Бальдр не то чтобы обеспокоился, но ему стало не по себе от такого внимания.
– Скоро узнаем, – подъехала к мужу Нанна, – в нашем положении самые лучшие новости – это их отсутствие.
– В каком это «нашем положении»? – Нахмурился Бальтазар.
– Когда будущее целого мира охраняют всего восемь человек, лучше не привлекать к себе внимания.
Меж тем, всадник подъехал.
– Приветствую царя Бальдра, супругу его Нанну, и спутников его, – сказал он, поднявшись на стременах и низко опустив голову, – да будет путь ваш легок и приведет к цели намеченной.
Бальтазар выехал вперед.
– За слова такие, благодарю от души, – сказал царь, – но чем вызвана встреча на подступах к городу?
– Слава о походе вашем бежит впереди его участников. Халиф Дамаска Абу Али ибн Фатих приглашает царя Балтов и его спутников к себе во дворец. Есть у него известие, которое должно заинтересовать путешественников северных земель.
– Передай славному халифу Дамаска, – в свою очередь поклонился Бальтазар, – что, как только въедем в городские ворота, и приведем себя в порядок с дороги, будем иметь честь нанести ему визит, и поднести скромные дары в знак уважения и дружбы.
Всадник повернул коня, и поскакал по направлению к городу.
– Что ж, – заметил Каспар, – не самое плохое начало.
– Посмотрим по ходу дела, – ответил Бальдр, подгоняя верблюда.