На операционном столе

Ах, как он был красив, этот практикант, даже несмотря на маску! Его восточные глаза смотрели на меня, распятую на операционном столе, с вниманием и участием.

– Не бойтесь, – сказал он с кавказским акцентом, – у Вас самый лучший в мире анестезиолог!
– Я знаю, – ответила я и добавила стихами Гумилёва: «И принц, поднявший еле-еле миналевидные глаза На взлёт девических качелей…»
Под маской тоже можно разглядеть улыбку.

Но в этот момент шприц оказался где-то поблизости от плечевого нервного узла. Я легонько – так, для приличия, чтобы обозначить происходящее – вскрикнула, но слёзы потекли настоящие и обильные.

Левую руку обездвижили. Правая была откинута в сторону – поставили капельницу для наркоза. Распятие беспомощности в момент, когда тебе помогают.
– Ребята, кто-нибудь! Пожалуйста, вытрите мне слёзы, в уши затекают!

Операционная сестра готовила инструменты, так что откликнулся «принц». Марлевой салфеточкой, по-прежнему улыбаясь, он бережно вытер мне слёзы – так меня в жизни не утешал ни один мужчина. Но я просто не могла знать, что произойдёт дальше.

Анестезиолог стоял передо мной.
– И сколько Вы уже работаете? – у меня от страха неизвестности включилась потребность зацепиться за реальность, удержаться на её грани.
– Больше тридцати лет.
– Провожаете и встречаете? Хароном никто никогда не называл?

Он выключил свой вечно печальный взгляд, с которым я уже дважды встречалась в палате и в коридоре, и сделал то, чего на грани бытия и небытия я никак не могла ожидать. Это было мудро. Это было человечно.

Он взял мою правую руку и стал играть пальцами.
Я ушла счастливой.
Когда я очнулась в палате, помимо боли, во мне обнаружился  бесконечный запас благодарности.