Комиссия

В дверцу поскреблись. Аня вздрогнула, кинула косой взгляд на шкаф и опять вернулась к чтению. Правда, получилось это не очень хорошо.  Строки прыгали перед глазами, буквы разбегались, мелко дрожали руки, но она старалась. Как там учат во всех популярных тренингах? Нос выше, спину ровнее, полный игнор проблем. Во второй раз это уже было больше похоже на скрежет – словно кто-то пальцами с железными ногтями пытался процарапать твердое дерево. Аня крепко  зажмурилась и постаралась, как советовал психолог, представить себя на тропическом пляже: белый песок, жаркое солнце, бирюзовое море…  В третий раз в дверцу постучали – да так, что со шкафа со стуком упала на пол коробка. Тут же постучали снизу. С Ниной Ивановной у Ани было уже с десяток конфликтов, и сценарий происходящего был известен. Вот сейчас еще что-то упадет – и Нина Ивановна прибежит колотиться во входную дверь, орать на весь подъезд, что нововъехавшая проститутка организовала оргию, вызывать полицию, поднимать на войну с новенькой остальных соседей... Аня нехотя поднялась с дивана, тяжело вздохнула, перекрестилась, поправила  на груди огромный серебряный крест, отхлебнула из фляжки святой воды и распахнула дверцу шкафа.

Ни полок, ни вещей на тремпелях там сейчас не было. Все закрывала густая чернота, пахнущая землей, железом, пылью, болотом. Несколько секунд Аня просто пялилась в темноту. Потом та дрогнула, заходила ходуном, поплыла.  Аня отшатнулась, сделала несколько неуверенных шагов назад, будто давая дорогу.

И тут же, словно воспользовавшись приглашением, из шкафа одна за другой вышли, точнее, выплыли три фигуры. Они были словно сотканы из плотного черного дыма – невысокие, кривые, сгорбленные, корявые.  Их лица угадывалось только по узким, горящим красным щелкам-глазам. 

– Это что еще за… – прохрипела Аня.  Да, в последнее время она смирилась с тем, что в ее жизни полно  чертовщины.  Но это было что-то совершенно новенькое. – Что за… Вы еще кто?

– Мы из некросоцзащиты, – загробным, низким голосом сказала одна из фигур.

– Чего? – не поняла Аня.

– Ребенок тут живет? – строго спросила вторая фигура. Ее голос был глухим, словно рот был забит землей.

– Живет, – согласилась Аня.

Ей захотелось добавить – чтоб он сдох. Но, во-первых, говорить такое про ребенка, пусть и такого, язык не поворачивался. Во-вторых, Аня подозревала, что ребенок уже как бы не очень жив. Точнее, он вполне себе жив, раз пережил и выжил отсюда уже не один десяток жильцов. С другой же стороны, как говорится,  был нюанс.

– Вот как он живет? – сурово поинтересовалась первая фигура. – Условий же никаких для ребенка нет!

– Каких еще условий? – не поняла Аня.

– Обыкновенных. Для ребенка Сама вон хорошо устроилась. А дитя? – злобно прошипела третья фигура. И Аня подумала, что та наверняка какая-то родственница Нины Ивановны, очень уж узнаваемыми были ее интонации.

– Так чисто ведь, светло, – растерянно пробормотала Аня, оглядывая квартиру. Она всегда была чистюлей. Из тех, кто генеральную уборку проводит раз в неделю, простую влажную – каждый день, посуду моет сразу после приготовления пищи, ест строго на кухне и...

– Вот именно, что светло и чисто! – сурово сказала первая фигура. – Ребенок же может получить ожоги! У него в таком возрасте аллергия на свет!

– А дышать чем ребенку? – встряла вторая фигура. – Вы что, не знаете о пользе пыльных клубочков в его возрасте? Ему же надо за счет чего-то поддерживать плотность! Как он это, по-вашему, должен делать в таких условиях?

– Тараканы? Крысы? Мокрицы? Мухи? – пока две фигуры наседали на Аню с расспросами, третья вовсю шарилась по углам, заглядывала в шкафчики, даже под диван умудрилась засунуть свой нос, подтверждая родство с Ниной Ивановной.

– Нет, – возмутилась Аня. – Как можно!

– Но так же нельзя! – ахнула первая фигура. – С кем же играться ребенку? Где его домашние животные! Хоть дохлую кошку ему с помойки принесите, если не можете что-то нормальное обеспечить! 

Аня представила, как ночью с фонарем лазит по помойкам в поисках дохлой кошки, и содрогнулась.

– Где он у вас спит? – деловито поинтересовалась вторая фигура.

– Там, – неопределенно махнула рукой Аня.

– Там – это где? – уточнила первая фигура.

Аня повторила жест рукой, но промолчала.

– В кухне обычно, на холодильнике, – отозвалась из глубины квартиры потусторонняя  двойница Нины Ивановны.   

– То есть у ребенка нет даже своего угла? – строго спросила перва фигура. – Вы просто выкинули его отовсюду?

– Почему выкинула? – пробормотала Аня. – Он где хочет, там и спит…

– Что значит – где хочет? У ребенка его возраста должна быть своя комната, по крайней мере угол за грязной ширмой!

– Где сломанная кроватка? – наседала вторая фигура. – Где прогнивший матрас со следами разложения? Где балдахин в пыли и паутине?

– Где полуразваливийся туалетный столик, последнее, что осталось от его матери?!

– Там, где ему и положено быть – на помойке! – не выдержала Аня. – От него же воняло! Из него постоянно сыпался мусор! 

– Это было последнее материально напоминание ребенку о его семье, – пожурила  Аню первая фигура. – И где теперь хранятся вещи бедняги?

– Какие еще вещи? – растерялась Аня. Она уже почти привыкла – если, конечно, к такому можно привыкнуть, – к тому, что по ее квартире шастает непонятный, зеленоватого оттенка злобный ребенок. Но вот наличие у него еще каких-то вещей стало неожиданностью.

– Волшебно! – едко ахнула призрачная Нина Ивановна. 

– Его одежда, его игрушки! – терпеливо  перечислила первая фигура.

– Я купила игрушку… – пробормотала Аня, оправдываясь. – Погремушка, вон лежит!

Купить игрушку посоветовала одна из экстрасенсок, к которым обращалась Аня. Та подала идею, что если призрака отвлечь чем-то, то он успокоится. Не помогло.

– Вот это китайское токсично говно? – с нескрываемым презрением спросила Нина Ивановна 2. – А где его родная полусгнившая юла?  Где шкатулка с обломанными стенками и заедающим механизмом?  Где заплесневелые кости, в конце концов?

Аня хотела было рассказать про генеральную уборку перед въездом, но подумала, что это будет не совсем правильный ответ на заданный вопрос.

– А одежда его где хранится? – продолжала допытываться перва фигура.

– Сама вон нарядилась, а ребенок что, голый ходит? – вставила свои  пять копеек потусторонняя Нина Ивановна.

– Я куплю, – пробормотала Аня. – Хорошее, фирменное, новое куплю. Обещаю.

Она внезапно посмотрела на ситуацию другими глазами. Вломилась в чужое жилье, выбросила любимую мебель, игрушки,  одежду… Тут кто угодно взбесится!

– Какое новое! Нужны старые вещи, с аурой, желательно, чтобы в них кто-то умер! – поучительно сказала первая фигура.

– Кстати про голый! – наябедничала Нина Ивановна потустороннего разлива. – У нас информация, что вы отняли у него и сожгли погребальный саван его матери, в который он кутался! Как не стыдно у ребенка последнюю память про покойную мать забирать!  Или что, сиротку обидеть каждый может?

Аня уже было приготовила едкую отповедь о том, что сиротка такой, что сам кого хочешь обидит, но жизнь уже отучила ее спорить с Ниной Ивановной, даже в таком варианте.

– А что ребенок ест? – спросила вторая фигура.

– Там свежие продукты в холодильнике, – пробормотала Аня, – холодильник для всех открыт. Бери, что нравится!

– Так там ни одного подгнившего овоща нет, – тут же отчиталась Нина Ивановна мистического происхождения. – Про сгнившее мясо я вообще молчу!

«Молчи, молчи,» – подумала ей Аня, надеясь, что та прочитает мысли, но вслух спорить не станет. После переезда в новую квартиру на еду стало уходить намного больше денег, чем прежде: продукты регулярно гнили, хоть в холодильнике, хоть вне его. Молоко скисало, стоило переступить порог квартиры. За ночь на вполне свежем мясе заводились мухи и черви.

– Вот кукушка! – продолжила наседать потусторонняя Нина Ивановна. – Хоть бы одно гнилое яблочко завалялось для дитя! Он же голодает! То-то он такой бледный стал!

– Еда едой, но общая атмосфера в доме явно ненормальная! – сделала свой вывод вторая фигура. 

– И кто в этом виноват? – возмутилась Аня. – Я уже и благовония купила, и…

– Вот именно! – согласилась первая фигура. – Ладаном воняет. Полынь фонит. Как ребенку таким воздухом дышать? Вы натуральное что-то принесите – земля с кладбища, прелые листья из непроходимой чащи, болотная жижа, в конце концов!

– Кота мертвого с помойки, – не удержалась та Нина Ивановна,  как и местная копия затаивая скрытую обиду. – Или с десяток дохлых голубей. Они тоже отличный ароматизатор. И еда, и игрушка. Три в одном!

– То есть домашних животных нет, игрушек нет, собственного угла нет, а иконы и кресты висят на каждой стене? Ребенок воспитывается без поддержки, зато в постоянном экзистенциальном ужасе! – подытожила первая фигура.

– Это я живу в экзистенциальном ужасе! – возмутилась Аня. – Вы знаете, что ваш ребенок тут вытворяет! Вы даже представить себе не можете!..

– Давайте я уточню, – холодно перебила ее вторая фигура. – Вы лишаете ребенка элементарных условий жизни,  пугаете его, доводите до панических атак, а потом жалуетесь на его поведение?

– Так, барышня, или исправляем, или ребенка мы заберем. В другую семью отдадим, где ему хорошо будет! – подытожила первая фигура.

Посте этого все три фигуры синхронно развернулись и скрылись в шкафу.