Что врезалось в память егора в первом классе

Егорку бабушка Аграфена и няня Вера наконец-то отправили его в школу в восьмилетнем возрасте. Это был сентябрь сорок шестого года. Школа была начальной и располагалась в деревне Ивакинцы в пяти или шести километрах от деревни Пантылка.

Он отчетливо помнит свой первый школьный день. День был солнечным с оттенками тумана поутру, когда он вместе с другими школьниками шел пешком до деревни Ивакино. Дорога ему была хорошо известна. В деревне оказались где-то за полчаса до начала занятий. Школьники старших классов Алешка, Димка и Катька Сухановы показали Егорке и Таньке двухэтажный дом, где на втором этаже обычно располагался первый и третий классы. Второй и четвертый класс располагались почти в противоположном конце деревни и тоже в двухэтажном доме. На первом этаже обоих домов жили их хозяева, а на втором были классы Ивакинской начальной школы. В классе стояли двухместные парты с углублениями для чернильниц. Обычно для начала мальчики садились за одни парты, девочки за другие. Егорка сел за свободную парту и дальше к нему присел Ванька Черменин.

До звонка под окнами появились два пса из соседнего дома Наума Моисеевича. Мальчишки, открыв широко окна, тут же стали призывать псов обратить внимание на них. Для этого бросали им кусочки хлеба. Те их ловили на лету и помахивали дружно хвостами, требуя еще хлеба. Егорка помнит, как к окну подошла девочка. Один из мальчишек вдруг как закричит на девочку, что у нее чесотка. А так как она оказалась рядом с Егоркой, то он стукнул ее по спине для того, чтобы она отошла от него. Это было неосознанное стремление не заразиться чесоткой, о которой знали в то время все мальчики и девочки. Но это было единичным случаем, когда Егорка ударил девочку. Дальше в его жизни ничего подобного не было. Девочка заплакала, другие девочки начали ее утешать. И пока они этим занимались, вошел в класс учитель. Это было тогда такой редкостью, что все первоклассники раскрыли рты и замолчали, глядя на красивого парня в темно-синем костюме, в голубоватой рубашке и в галстуке какого-то необыкновенного цвета. Думается, что вряд ли тогда деревенские ребята видели такого, как бы сейчас сказали, стильно одетого парня. Он зашел в класс, поздоровался, сказал, что его зовут Василием Осиповичем Бабайловым, и он будет их учителем.

Весь первый урок он говорил о важности учебы, о ее трудностях и необходимости стране иметь грамотных колхозников. На втором уроке появилась директор школы Татьяна Васильевна Ивакина и вместе с ней Василий Осипович с охапкой букварей и учебников по арифметике. Она поздравила первоклассников с первым учебным годом в их жизни, пожелала всем хорошей и отличной учебы, рассказала кратко об их учителе. Ученики узнали от нее, что их первый учитель является участником Великой отечественной войны, что подняло в их глазах еще больше авторитет учителя. Василий Осипович еще раз-два сходил за новыми учебниками и роздал их ребятам. Большинство первоклассников смотрели на новые учебники с изумлением, разглядывали картинки, наслаждались типографской краской. Тогда еще никто не имел ни малейшего представления о какой-то типографской краске, все пытались понять, чем же таким приятным пахнут эти учебники. Затем учитель принес на третий урок каждому по одной двенадцати страничной тетради, объяснил им, что тетради нужно очень беречь, что, возможно, новых и не будет, поэтому, мол, будем записывать в них только всё самое важное. А буквы будем учиться писать на старых газетах, которые в его распоряжение выделил сельсовет. Поэтому учитель роздал всем по странице, вырезанной из газет и разлинованной им карандашом бумаги. И первоклассники приступили к изучению первых букв алфавита и к их написанию. У многих это получалось плохо, но учитель на доске мелом чертил все новые линии, и учил наглядно, как пишутся палочки и первые буквы алфавита. Просил всех дома потренироваться, и на следующий день представить ему буквы в более красивом их виде. Для этого он роздал ученикам еще по одному газетному листочку бумаги для выполнения   домашнего задания.
У Егорки первые буквы получались какие-то кривые и некрасивые. Поэтому, он, придя домой и, пообедав, сразу же принялся за написание более красивых букв. Исписал для начала несколько страниц, вырванных из учебников, оставшихся еще от Веры и Васи. Затем, когда буквы стали похожи действительно на буквы, переписал их на листок, выданный учителем. Попросил вечером тетю Веру подписать ему этот листок.

Назад из школы пантыльских ребят привезла на телеге председатель колхоза. Она зачем-то приезжала в Ивакино, и решила сделать школьникам такой подарок. День выдался теплым, в полях и в лесу пахло все еще свежим сухим сеном, разнотравьем и грибами. Где-то перед Пантылкой начал греметь гром, как бы салютуя школьникам о начавшемся новом учебном годе, первом годе после войны. Гроза как-то аккуратно обходила деревню, не вылившись дождем, а только пугая всех громом и молниями. На душе было весело и одновременно тревожно: начиналась новая жизнь, полная тревог и ожиданий. Первая школьная осень… Чем она была для Егорки и какую роль сыграет в его судьбе? Тогда было трудно ответить на этот вопрос, но она, несомненно, раздвигала границы познания. А насколько раздвигала эти границы? На этот вопрос даст ответ только сама прожитая жизнь. Егорка помнит, что именно в ту осень первоклассники вдруг услышали странный гул и треск трехколесного трофейного мотоцикла. Вначале даже они перепугались, не сговариваясь и не обращая внимания на учителя, все подбежали к окнам школы и увидели чудо техники тех времен – мотоцикл. Первоклассники были знакомы лишь со звуками трактора, а тут услышали другой звук и другое назначение техники. Где-то примерно через месяц они увидели и первый автомобиль. Это была знаменитая полуторка военного образца.

Затем у ребят начались школьные будни. День за днем прошел сентябрь месяц. Впервые дни октября выпал первый снег и начало холодать. Незаметно окончилась первая четверть, по итогам которой Егор стал ударником. Перед каникулами его наградили двумя чистыми тетрадками и карандашом. Он был счастлив и горд, что оказался в первом классе среди хорошистов.

В октябре приехал в Пантылку Владимир Николаевич Суханов в – сын председателя колхоза Александры Сухановой. Он появился в форме курсанта и старшего сержанта пограничных войск с двумя военными медалями. Привез всем школьникам Пантылки по несколько тетрадей, карандашей и леденцовых конфет с какой-то начинкой в обертках. Все были в восторге от Владимира. Ребятам даже не хотелось идти в школу, им хотелось слушать и слушать Владимира о том, как он воевал, как ловил нарушителей границы. Это казалось школьникам каким-то чудом, и было по круче сказок, которые рассказывали им взрослые. Но дядя Володя учил ребят:
- Надо отлично учиться для того, чтобы достичь в жизни чего-то важного, нужно ходить в школу и слушаться своих учителей.

Егорке казалось, что Владимир оказывает особое внимание ему, может, это так ему казалось, а может, так действительно и было. Владимир понимал смышленость мальчика, оставшегося без матери и пока что и без отца, на попечении бабушки Аграфены, и думал, как помочь ему, чтобы он не ожесточился, чтобы не повторил поступков отца.

Школьники Пантылки после получения от Владимира тетрадей и карандашей вдруг стали знаменитыми среди школьников других деревень. У последних не на чем было писать во время уроков и дома, а у всех школьников из Пантылки были теперь тетради и карандаши. И это стало возможным, благодаря курсанту Владимиру Суханову.

За месяц нахождения в Пантылке Владимира ребятам стало понятно, что он еще с юности безумно влюблен в Татьяну Васильевну Ивакину - их директора школы. Брат Владимира Алешка как раз учился у Татьяны Васильевны в третьем классе. И Алешка совсем по-другому к ней начал относиться. Часто вместо слушания голоса учительницы он вглядывался в ее черты лица, в манеру поведения, представляя себе ее как будущую родственницу. Черты лица и фигура Татьяны Васильевны ему нравились, но не очень нравился ее вспыльчивый характер.  Он сопоставлял ее со своей матерью с Александрой, такой всегда спокойной, уравновешенной, а тут была прямая противоположность в лице Татьяны Васильевны. А между тем, отпуск у Владимира продолжался. Большую часть его он провел то в деревне Ивакино, то у Черменят, где жили родственники Александры и Владимира. Черменята находились всего в трех километрах от Ивакино, разделенных лишь большим полем без леса, поэтому Владимиру было удобнее после поздних свиданий с Татьяной Васильевной возвращаться к Черменятам, чем в Пантылку.

В конце пребывания Владимира в Пантылке состоялись его проводы. Александра устроила небольшой праздник в честь своего такого геройского сына. Пригласила всех своих родственников, напекла всего, всего, чего умела, выгнала самогонку, хотя Владимир был против самогонки и съездил с братом Аркадием в Ивакино специально для закупки ящика водки. Все ребята смотрели на празднике только на Владимира, на его красивую форму курсанта пограничника. Каждому из ребят хотелось быть похожим на него. Но для этого надо вырасти, закончить хорошо школу, и только тогда можно было добиться того же, чего добился в этой жизни Владимир.

После отъезда Владимира через Слободской и дальше Киров на Дальний Восток, в деревне стало как-то скучно. Ребятишкам нравились какие-то необычные события, а в Пантылке их не было. Правда, однажды к школьникам пристал по дороге в Пантылку какой-то человек в военной форме без погон, сказав им, что ему нужно попасть в село Ильинское.
- Мне сказали, что через Пантылку – это самый короткий путь в Ильинское, - произнес он и зашагал рядом с ними.
У ребят закралось сомнение: «Не шпион ли он?», потому что на шее у него висел бинокль, а за плечами вещмешок. Время от времени он останавливался, куда-то смотрел через бинокль, в основном молчал, шагал и шагал за ними. Ребята тоже старались между собой не разговаривать. Особенно страшно им было, когда шли через лес.
- Вдруг он достанет пистолет и всех перестреляет – думал Егорка.
- Почему дядька идет все сзади их, а не вместе с ними? – рассуждал про себя Алешка. От этих мыслей настроение у школьников царило угнетающее. Все молчали и думали о том, что, хотя бы быстрее дойти до Пантылки, а там пусть дядька идет один еще примерно одиннадцать километров до Ильинского. Наконец, вышли из леса, и впереди показалась деревня. Все облегченно вздохнули, быстро преодолели поле и оказались в деревне. Увидели идущего по деревенской улице дядю Ивана, сами быстро нырнули в свои дома, а незнакомец подошел к Ивану, и они о чем-то стали разговаривать. Наверное, Иван показал незнакомцу дорогу на Ильинское, и он отправился дальше в Ильинское. Может быть, он спросил его о чем-то другом, но не станешь же у взрослого дяди Ивана спрашивать, о чем они говорили.  Так или иначе, страсти у ребят скоро улеглись, и они успокоились.

У Егорки, прежде чем он стал хорошистом по итогам первой четверти, ему пришлось овладеть разбивкой слов на слоги и из них складывать все слово. Где-то до середины октября Егорка пытался складывать или соединять воедино буквы, а слова никак не хотели получаться. Он обратился к Вере.
- Ну что ты Егорка не понимаешь, прежде чем получится слово, надо его разбить на слоги. И если нараспев проговорить слоги, тогда они легко превратятся в само слово, – она показала, как это делается.
 Примерно через час Егорка понял от нее, что такое слоги, в отличие от букв, и начал быстро слоги превращать в слова. У него была хорошая память, поэтому научившись читать, он дошел до стихотворений, легко начал их запоминать и свободно рассказывать на занятиях в школе. На другой день Егорка пришел из школы, расстроенный после урока, на котором он не смог быстро сложить несколько цифр и получить их сумму. Вера быстро научила его помещать цифры друг над другом и складывать их столбиком. Это Егорке так понравилось, что он быстро понял эту методику и вплоть до появления калькуляторов использовал ее для сложения различных слагаемых.
 
Где-то в ноябре-декабре наступила зима сорок шестого года. Родители начали подыскивать для своих детей школьников зимние квартиры в деревнях Ивакино и Вершины. В результате Димка поселился на квартире вместе со своей сестрой Катькой в двухэтажном доме почти напротив школы. Хозяйка их поселила на втором этаже, а спать они должны были спускаться на первый этаж на полати. Кормились самостоятельно за счет своих продуктов, приносимых из дома в начале каждой недели. Еда была скудной. В основном ели хлеб, запивали его оттаявшим коровьим молоком (с морозами, пока коровы еще давали молоко, его замораживали и ели, немного оттаивая его. Замороженное молоко было очень вкусным, особенно начинавшее оттаивать. Он было как будто бы с сахаром) или чаем с заваркой из душицы, который хозяйка разрешала им наливать из самовара. Иногда приносили с собой, кроме хлеба, небольшой кусок отварного бараньего мяса, несколько вареных картофелин. То есть питание было достаточно скудное, поэтому Димке постоянно хотелось есть, но Катька сдерживала его желания, объясняя доходчиво, что все запасы пропитания строго разделены ей до конца недели, поэтому нужно экономить продукты, а не съедать их быстро, как хотелось бы Димке. Алешка жил на квартире уже третью зиму подряд, но тоже в двухэтажном доме, почти рядом с Катькой и Димкой.

У Аграфены была знакомая старушка, старше ее лет на десять-пятнадцать, у которой еще останавливались раньше ее дети Васька и Верка. Поэтому она вновь обратилась к Авдотье Васильевне с просьбой приютить в холодное время ее внука Егорку. Дом у Авдотьи был небольшим с полатями между печкой и стеной, поэтому они договорились о том, что спать Егорка будет на полатях. Сама она спала на печке. Все считали Авдотью в деревне Ивакино не совсем нормальной. Поэтому Егорка долго спорил с бабушкой, что там ему не хотелось бы жить. Аграфена убеждала его, что Авдотья со странностями, но вполне вменяемая и ему у нее будет хорошо. Так или иначе, но бабушка убедила внука не спорить с ней и согласиться на ночлег у Авдотьи.
- Я буду приносить ей или посылать с тобой сырого мяса, картофеля, капусты, замороженного бараньего сала, хлеба, меду, и Авдотья будет в печке варить на обед щи с мясом, ставить самовар утром и вечером и кормить тебя, а вместе с тобой и себя, - на этом они с ней и сошлись.
- А ты помогай ей носить дрова из ограды в избу, приносить ежедневно ведро или два воды из колодца. Не безобразничай в уборной.
- Какая у нее уборная-то? – спросил Егорка.
- Обычная уборная на сеновале, как и у многих. Там сделано отверстие в полу, через него всё льется и летит сверху вниз во двор – вот и вся уборная. Поэтому не оставляй никаких следов возле дырки. Если что, то подотри тряпкой или соломой. Сено не трогай – наставляла Егорку бабушка.
Бабушка познакомила Егорку с Авдотьей и одновременно на салазках привезла ей продуктов. Так началась полукочевая жизнь Егорки на два дома. Таня Суханова поселилась у своей тети Фелицаты в деревне Вершины. Здесь все было Татьяне известно, так как она не один раз бывала вместе с родителями в гостях у тети Фелицаты (по деревенски имя звучало, как Величада). У нее был сын Анатолий Лукин, о котором уже шла речь выше. Тане было легче ужиться с тетей, чем остальным пантыльским школьникам, в общем-то, с малознакомыми людьми.

Егорке жизнь в Ивакино не очень нравилась. Во-первых, здесь было скучно. Ивакинских первоклассников почему-то в этот год практически не было. В основном из деревни Ивакино была всего одна девочка. Понятно, что дружить с девочками Егорка еще не решался, будучи очень стеснительным мальчиком. Во-вторых, чужая тетя Авдотья ни о чем его не расспрашивала. А самому чем-то хвастаться или на что-то жаловаться было стыдно. В-третьих, Егорке удалось познакомиться лишь с одним мальчиком-инвалидом, который жил через дом от Авдотьи. У него был такой порок от рождения, как почти не сгибающиеся для нормального хождения подъемы ног. Поэтому он ходил как будто бы на цыпочках, причем очень медленно, так как у него болели и сами ноги. В школе он не учился, хотя был старше Егора года на два. Умственно он, очевидно, был не способен к учебе, или так считали, может быть, его родители. Поэтому разговаривать о чем-то с ним было очень сложно. Он больше смеялся, чем говорил. В тоже время часто приглашал Егорку в свой дом, где они играли в лодыжки. Здесь он был вполне тренированным и чаще выходил победителем по сравнению с Егором. Это Степу (такое было имя у мальчика-инвалида) вполне устраивало, и он с удовольствием был готов играть хоть целый день и вечер.

Иногда в будние не очень холодные дни Алешка, Димка и Егорка собирались вместе на улице и шли на лыжах кататься на склоны горы перед Ивакино. В отдельные оттепели договаривались между собой и шли на лыжах домой в Пантылку. Всё это как-то скрашивало скуку, поднимало настроение, и было хорошей зарядкой для тела. Все-таки пробежать пять километров почти на одном дыхании – это было прекрасно. Правда, бывало и так: сегодня хорошая оттепель, а на завтра мог ударить и крепкий мороз. Взрослые в этом случае пытались отчитывать мальчиков словами:
- Вот зачем вчера «приперлись-то» домой-то? А сегодня можете, обморозить лица, руки или, не дай бог, ноги! – эти увещевания мальчишками почти не воспринимались. Им казалось, что если они резко увеличат скорость передвижения на лыжах, то ничего с ними не произойдет. Правда, иной раз у кого-то из них белели носы или щеки. Этому не счастью все хотели помочь, брали в руку снег и пытались им растирать замерзшие места. Иной раз под шапки надевали женские обычные или теплые платки. Они спасали нос и щеки от обморожения.

Где-то с ноября месяца, т.е. в холодную погоду, для школьников первого класса прямо на первом этаже у хозяев дома варилась гречневая каша «размазня». Она раздавалась на большой перемене в обед. И хотя она была не очень вкусной, так как варилась на воде и подавалась без всякого масла, но школьники с удовольствием ели эту гречневую кашу. Подавалась она в алюминиевых неглубоких тарелках. Для этого назначались специальные дежурные. Затем в сорок восьмом или сорок девятом году, помнится, каша почему-то была отменена. Никто из учителей не распространялся, почему и кем отменена была каша, а ученики начальной школ были очень скромны для того, чтобы спрашивать учителей об отмене каши. Если сейчас взглянуть на эту проблему, то каша фактически была школьным обедом, правда, бесплатным для родителей учеников. Поэтому отмену каши можно было объяснить лишь тем, что у колхозников не было уже того голода, который был в войну и в первые послевоенные годы. Однако, во многих семьях продолжалось полуголодное детство, потому что вплоть до хрущевских реформ 1953 года, налоги на личное подсобное хозяйство оставались все еще очень высокими. Казалось бы, закончилась война и правительству нужно бы снижать хотя бы постепенно налоговое обложение крестьянских дворов, но этого не происходило. Наоборот, в 1946-1953 годах наблюдался рост различных налоговых ставок, особенно натуральных, на крестьянство. По-видимому, это объяснялось тем, что нужно было восстанавливать тысячи предприятий, строить новые, обеспечивать их самой различной техникой. Для этого требовался резкий рост строительных рабочих и служащих. Для них требовалось большое количество продовольствия, а его давало колхозное и совхозное крестьянство.
Зимой по субботам после занятий все мальчики, а иногда и девочки обязательно шли домой в Пантылку. Часто, например, оставалась у Величады на воскресенье в деревне Вершины лишь Таня.  Она к первому классу еще не научилась хорошо ходить на лыжах. А это очень мешало мальчикам при беге на лыжах. Что касается Катьки, то она бегала на лыжах не хуже мальчишек.
По воскресеньям единственным развлечением мальчишек в деревне – это было катание на лыжах со склонов речки Пантылка. Обычно лыжня для спусков устраивалась за огородом, где жил с бабушкой Егорка. Здесь сооружали один или два трамплина и катались до самого изнеможения, примерно два часа до обеда и три часа после обеда. В омуте под спуском устраивалась прорубь для жителей деревни, поэтому задача каждого лыжника заключалась в том, чтобы не угодить в прорубь вместе с лыжами. Здесь бывало всякое. Так, в одно из воскресений угодил в прорубь Васька, младший брат Алешки Суханова. Он еще не ходил в школу, поэтому катался пока что на широких, небольшой длины лыжах, причем валенки, в которых он катался, входили носками в крепление лыж только спереди. Поэтому стоило потерять, например, во время падения одну из лыж, как тут же приходилось останавливаться, или падать.  Так произошло и на этот раз. Перед самой прорубью у Васьки слетела лыжа и вместе с другой лыжей он «нырнул» в прорубь. Ребята еле его вытащили из проруби. Одежда сразу покрылась ледяной коркой. Васька так перепугался, что не мог ни говорить, ни идти своими ногами домой. Поэтому мальчишки, сняв свои лыжи, тащили его через проулок к дому Александры. Там она его раздела, натерла крепкой самогонкой, уложила на печку и накрыла теплым одеялом. И трудно в это поверить, но он не заболел, к примеру, воспалением легких и даже не кашлял. Через неделю, когда школьники снова вернулись домой и стали на лыжи, вместе с ними был и уже Васька.

В конце ноября в Пантылке показался Васька Суханов – последний сын Аграфены. Приехал без всякого предупреждения. В письмах, ответы на которые писала Верка, он ничего не писал об отпуске. Как потом выяснилось, отпуск ему дали даже неожиданно для него самого. Он, как и Владимир приехал не с пустыми руками. Привез почти полный рюкзак карамелей в обертках. Здесь были вишневые, сливовые и еще какие-то разные конфеты. Обошел все дома и угостил ребят и девок конфетами, а мальчишек школьников, кроме конфет, еще и шерстяными колпаками с прорезями только для глаз и носа. Где он взял эти колпаки, не совсем понятно. Но дома говорил:
- Это мне дали знакомые лесорубы, которые живут вместе со мной в общежитии. Школьникам они как раз понадобятся зимой, чтобы не обморозить зимой лица.

Дядя Вася очень понравился Егорке. Он шутил почти по каждому поводу, рассказывал анекдоты, но ничего не хотел почему-то говорить о военной службе в строительных войсках. Хотя, возможно, своей матери Аграфене и Верке что-то рассказывал. Но ничего этого Егорка от него не слышал.
Он очень интересовался учебой Егорки, привез ему несколько двенадцати листовых тетрадей и цветных карандашей. 
По вечерам дядя Вася ходил на вечерки по деревням. Был очень красивым стройным голубоглазым парнем. Волосы у него были почти светлые и волнистые, как у его отца и деда Егорки. Ночевал дома в Пантылке редко. Но однажды появился, и привел в Пантылку дочь Михаила Черменина Нину. Аграфена решила, что она пришла с Васей в гости к Александре, но не тут-то было. Побывать у Александры она побывала, но ночевать пришла в дом Аграфены. Понятно, что мать была против этого ночного визита, но делать было нечего. Аграфена сменила холщовую простыню на кровати и пожелала им хорошего сна.
На другой день, когда Нина ушла снова к Александре, Егорка начала приставать к дяде:
- Дядя Вася, что это будет твоя жена?
- Ну почему сразу, жена. Поживем, увидим. Тебе рано еще об этом задумываться – но Егорке казалось, раз парень и девушка переспали, значит, они муж и жена. Ему как-то не представлялось еще, что может быть и иначе.
Нина ночевала с Васей где-то ночи три-четыре. Потом они вместе ушли на вечерку, и больше до конца отпуска она у них не появлялась. Возможно, они встречались у Черменят, а может быть, на этом они и расстались. Время отпуска у Васи подошло к концу, и где-то в начале декабря он через Слободской и Киров уехал обратно в Свердловск. 
      
В школе учеба Егорке давалась легко. Некоторые усилия приходилось прикладывать лишь при заучивании стихов. Вторую четверть он закончил также хорошистом. Снегу в этом году выпало видимо-невидимо, вся деревня утопала в сугробах. Взрослые были этим довольны.
- Много снега, урожай будет хорошим, - говорили они. А что касается занесения дорог снегом, то это их волновало мало. Главное, чтобы «работала» центральная дорога Ивакино-Ильинское, по которой шли обозы с зерном или с лесом в город Слободской из деревень, расположенных дальше по другую сторону деревни Ивакино. Понятно, что, когда проедет обоз, состоящий из десяти и более саней, запряженных лошадями, дорога становилась проезжей даже в полях, не говоря уже о лесной дороге. Иногда обозы из села Закаринье, из деревень Помелы, Деникины, Бабайловцы останавливались на ночь в Пантылке. Ночевали они обычно в доме Александры. Там было больше места для отдыха и сна. Лошади стояли распряженные, каждая привязанная возле своих саней, где им давалось сено. Мешки с зерном заносились в ограду. Так как ограда изнутри запиралась, то даже не назначались и сторожа. Разве только старший из обоза вставал раза два-три, выходил в ограду и проверял все ли мешки в сохранности. Ваську приезжие угощали различными пряниками. Александре перепадал мешок или два зерна. В общем, как приезжие, так и хозяева были довольны гостеприимством хозяйки.

Вот, такие воспоминания сохранились у Егора Суханова на всю оставшуюся жизнь о начальной школе и первом классе в деревне Ивакинцы.