Ожидание чуда, день четвертый

Как трудно учиться, когда весеннее солнышко выманивает на улицу. Даже проснувшиеся мухи ищут щели в окнах, чтобы улизнуть с урока, но все заклеено полосками бумаги.
- Пошли сегодня в спортивный магазин, - шепчет сзади Цыпа.
Я мысленно вспоминаю, сколько денежек накопил и где они спрятаны.  Я никогда не кушаю в столовой - зачем, если все равно не поправляюсь? Потому такой богатый. Меня однажды мама водила к врачу, та долго осматривала мои косточки, но ничего подозрительного не нашла.
" Наверное, я просто из космоса прилетел, мне есть необязательно, да и не похож я на остальных, ребенка во мне мало" - подумал тогда я.

Вот только ножички, фляжки, мормышки с поплавками - как же манила нас это витрина. Что купить на лето? А рядом солдатские ремни с большими блестящими пряжками со звездой! Спиннинг мне не забросить, да и щук в нашем озере немного. А вот бамбуковую удочку куплю, ребята в деревне обзавидуются. Легкая,  руки не будут уставать. Вот еще бы туристский топорик. Эх, уже не успею накопить. Я сразу сдираю цену с удилища, чтобы  маме не стало плохо от такой цифры. Она совсем во всем этом не разбирается, только в своих тряпочках, из которых шьет одежду себе. Когда-то ходила на курсы кройки и шитья и сделала два огромных альбома с выкройками. Сколько в них разноцветных тряпочек: тут спинка, тут рукава - читать меня не заставишь, а вот от этих альбомов не оторвешь.

Цыпа накупил мормышек, он ездит на север, где рыбу еще не выловили, но я предлагаю:
- Давай считать, кто сколько поймает за лето, соревноваться так интересно! Он соглашается, веря в успех.

А дома надо писать сочинение по случаю Дня Победы. Зельма Адольфовна считает, что у всех хотя бы деды воевали, но у меня совершенно никто. Вот только крестного призывали в 44-м, но в боевых действиях он не успел принять участие. И хорошо. Он такой добрый, прямо как котенок! Всегда приходит к нам с шоколадкой в зубах. Говорит так, будто извиняется за то, что он есть. Живет у самого Медного Всадника на Красной. Двор большой, лестницы путаные, заблудиться можно, даже через чьи-то кухни надо переходить. У него есть жена, тоже фронтовичка, и маленький сын, который плохо слышит, не знаешь, как с ним разговаривать. Вот бы крестный тоже поехал в деревню! Какое это было бы чудо!

Я так размечтался, что и не начал писать. Отчество Адольфовна наводит на мысль,  будто я пишу врагу. Ей бы немецкий вести. Но училка хорошая, только строгая. Попробуй, сделай хоть одну ошибку. Но у меня какая-то врожденная память, если ошибаюсь, то только по невнимательности. Стихи учу быстро, будто сам их написал. А вот с математикой не дружу, эти бездушные цифирки и дурацкие задачки совсем не из нашего мира. Математику ведет мужчина по фамилии Шапиро, мне это напоминает цирк. У него нет одной фаланги указательного пальца, говорит, ранение. Но я где-то слышал, что некоторые во время войны специально отстреливали палец, чтобы нечем было нажимать на курок, и их отправляли домой. Впрочем, на праздник он приходит с медалью "За отвагу", такие просто так не давали.

А историчка - блокадница. Она нам столько ужасов нарассказывала, что я от страха все забыл. Лишь помню,  сказала, что выжили только полные, как она, чем испугала еще больше.

Наконец, я вспомнил, как папа еще мальчишкой подрывал немецкие машины, когда наши наступали на его Тихорецк. Мама не верит, язык у него развязывается, когда хорошо выпьет. Но как можно этому не верить? И я пишу, а сам уже представляю, как прячусь за колесом машины, кидаю бутылки с зажигательной смесью, немцы мечутся, не знают, куда бежать, залезают на дедушкин грецкий орех, а я нашим показываю на эту немецкую стаю. Всех поймали, и я, довольный, ставлю точку.

- Кушать! - кричит мама из кухни.
После такого боя вполне неплохо подкрепиться тушеной уткой с квашеной капустой. Выбираю крылышки и опять в мыслях лечу в деревню, где утки ходят в развалочку, словно матросы на корабле, куры вытаскивают жирных червяков из земли. Яички у них тепленькие, сделаешь дырочку в скорлупе и сосешь, словно коктейль. Ах, скорей бы.