Белый лист или письмо Татьяны Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

     « - Ты хорошо держался, Шурик, - сказал Зайка, протягивая Зарубину кассету. – Я сделал копию. Тебе на память. Считай, что это мой подарок к Новому году…
     Прошло четыре дня после ареста Дорошева. Близился Новый год…
     Они сидели на кухне в еще не прибранной квартире Зайковского. За окном нехотя снижались крупные хлопья снега, делая свет праздничной иллюминации загадочно мерцающим где-то за легкой зимней вуалью… На окне тускло поблескивал мишурой и пятью разноцветными шарами ветвистый кактус. Две чашки кофе и гора бутербродов на столе. Идиллия по-Зайковски!
     - А ты знаешь, на Дорошева-то мы вышли совершенно случайно, - задумчиво сказал Зайка. – Если бы люди Мазуфа не стали охотиться за тобой в моей квартире…
     Действительно, вместо Зарубина в засаду попали трое ребят из ФСБ, и получилось все совсем не так, как надеялся Мазуф. Любопытная старушка из соседней квартиры весьма подробно описала факт похищения Зайковского, и операм ничего не стоило выйти через пойманных в Зайкиной квартире сотрудников «Фэнтази» на самого Мазуфа. Его темную компанию накрыли быстро и тихо. А там по цепочке допросов и посулов дошли и до предстоящей сделки в баре «У Ваныча». За сомнительным заведением установили слежку, и в один прекрасный вечер засекли там пропавшего Зарубина в компании с Дорошевым. Сразу встал вопрос, не связался ли агент Зайковского с наркоторговлей, и полное оправдание Зарубина свершилось лишь в вечер ареста Дорошева. Операцию готовили долго и тщательно, благодаря чему все прошло гладко: Мазуф явился к Дорошеву с группой спецов, а пока шефы выясняли отношения, другая группа ловко обезвредила «персонал» малого зала, пробравшись даже на «телецентр». Маневрами на месте руководил сам спасенный Зайковский – событие из ряда вон выходящее. Возможно, ему самому хотелось убедиться в невиновности Зарубина, или он считал делом чести лично довести партию до конца…
     - А как же утечка информации, смерть двух агентов? – спросил Зарубин.
     - Очень логичная ложь, - отозвался Зайковский. – Очень умело сыгранная. Он великолепный актер. Тебе кофе с сахаром?
     - Да.
     - И вообще у парня хорошие мозги, да дорожку он выбрал дурную…
     - А что будет с Женькой? – задумался Зарубин.
     - Ничего, - пожал плечами Зайковский. – Она живет с теткой и ни о чем не догадывается. Можешь навестить ее на досуге. Степан будет в восторге…
     - Неужели все так и закончится? – Зарубин облокотился о стол и заглянул в изрешеченную белыми хлопьями темноту окна.
     - Не знаю, закончится ли, - Зайковский встал, чтобы налить себе вторую чашку кофе. – Мне до сих пор не понятно, откуда Дорошев мог узнать о факте существования агента под прикрытием в лавочке Мазуфа. Об этом было известно только мне, тебе и еще двум-трем лицам из управления.
     Зарубин обернулся и внимательно посмотрел на Зайку, который невозмутимо размешивал сахар в своей чашке.
     - Значит, история с утечкой информации не такой уж вымысел? – Зарубин обреченно вздохнул и вновь повернулся к окну.
     - Я вижу, ты совсем раскис, - усмехнулся Зайка.
     - Снег идет…»

     «Чушь какая-то, - сердито подумал Денский, бросая уже истрепавшийся томик «Белого листа» в самое дальнее отделение кейса: поезд метро последний раз дернулся перед тем, как остановиться около платформы станции Фрунзенской. – Не понимаю, как можно этим забивать себе голову!»
     Возможно, он несколько погорячился со столь неутешительными выводами, так как сам только что перевернул последнюю страницу «Белого листа», то есть того самого детектива, который оказался у него в руках три месяца назад благодаря причудливой и странной цепи случайностей. Вопрос о значении нестандартного письма, полученного Денским в Татьянин день, этот детектив не решил и, следовательно, был бесполезен.
     Денский вышел из метро и направился к детскому парку, через который он обычно ходил на Большую Пироговскую. В парке уже вовсю хозяйничали весна и хорошая погода: все зеленело, распускалось, рвалось к солнцу и пело. На пруду дворники вылавливали мусор, оставшийся после зимы, а молоденькие курсанты сгребали прошлогодние листья с газонов и клумб. Впереди весело болтала маленькая группа девушек - вероятно, студенток. Справа Денского обогнал какой-то озабоченный прохожий в очках со старой оправой – вероятно, преподаватель.
     Сам Денский никак не мог определиться с настроением. С одной стороны, после скандала на кафедре ему дали несколько дней передышки, во время которых выяснилось, что профессор Кейлис не держит зла на русских коллег и находит коллекцию препаратов анатомического музея уникальной. Это признание несколько сняло напряжение, в котором находились все анатомы, независимо от их пола, возраста и положения на кафедре. Про неудачу со статьей постарались забыть, тем более что редакция «Secretes of life» официально признала, что это произошло по ее вине. Правда Денскому так и пришлось довольствоваться лишь извинениями редакции, так как ему в весьма тактичной форме попытались объяснить, что «не в интересах редакции повторять публикацию материалов, однажды представленных «Нормой и Патологией», пусть даже с другой подписью». Это, видите ли, неприятно отразится на репутации «Secretes of life».
     - А о моей репутации вы не подумали?! – возмутился Денский.
     - А кто мешал вам обратиться в другой журнал? – закончили разговор на том конце провода (общение с представителем редакции опять проходило по телефону).
Пришлось Денскому проглотить эту горькую пилюлю и обратить изголодавшиеся по работе взоры на систему лимфоузлов толстого кишечника.
     Пожалуй, самой приятной новостью к нынешнему дню оставалось известие об отсрочке защиты Машиной диссертации. Кажется, кто-то из диссертационной комиссии срочно отбыл на конгресс в Италию, а кто-то просто заболел. В любом случае, это было весьма кстати для расстроенных нервов Денского. Хотя заметим в скобках, что Маша так и не изволила появиться ни на кафедре, ни у себя дома, а это несколько омрачало ясные небеса отсрочки.
     В остальном ситуация изменилась мало: Денскому по-прежнему звонили по ночам (он к этому настолько привык, что уже просыпался ко времени звонков), а днем за ним всюду следовала серая тень. Нельзя сказать, что этот непонятный террор Денский переносил спокойно. Но это уже не вызывало неприятного колючего холодка внутри: на борьбу с неприятностями у Денского остались лишь усталость и равнодушие. Хотя сегодня появилось еще и любопытство. Увидев за собой привычный серый силуэт, он захотел узнать, кто это. Возможно, так он сможет понять, зачем тот преследует его. Но на этот раз невзрачный провожатый, видимо, решил изменить тактику. Обычно он шел за Денским, старательно примериваясь к его темпу и неудачно притворяясь случайным прохожим, которого чрезвычайно интересуют все рекламные щиты и витрины. Сейчас же, спокойно проследовав за своей «жертвой» до троллейбусного парка, серый человек стал прибавлять шаг и, догнав Денского где-то на пересечении Малой Трубецкой и улицы Усачева, невозмутимо прошел мимо. Денский был настолько поражен, что даже остановился. Молодой человек в сером тем временем благополучно достиг следующего перекрестка, где свернул на Малую Пироговскую улицу и исчез за углом дома.
     Денский, не зная, радоваться ему или огорчаться столь неожиданному ходу событий, продолжил шествие к памятнику И.М.Сеченову, возвышавшемуся перед зданием ректората подобно маяку, призванному возвратить всех заплутавших на путь истинный. Дойдя до перекрестка двух Малых улиц [1], Денский, как положено, посмотрел по сторонам. Лучше бы он этого не делал. Вернее, лучше бы он внимательнее посмотрел вперед и налево, а направо не смотрел вовсе, так как на противоположной стороне Малой Пироговской улицы около забора детской больницы стоял молодой человек в сером пальто и разговаривал с фигурой в синем женском плаще. Казалось, оба были настолько поглощены беседой, что ни на кого не обращали внимания.
     Денский, пожалуй, слишком много внимания уделил этой бытовой сценке и слишком мало – перекрестку. Хотя в тот момент, когда он справа пересекал Малую Пироговскую, параллельно ему слева это же делал ярко-желтый троллейбус, расписанный соблазнительными упаковками йогуртов и коктейлей. Троллейбус двигался медленно и на некоторое время загородил левый горизонт перекрестка. Но в этом не было бы ничего страшного, если бы Денский, поглощенный неуместными размышлениями о поведении серого человека, не замешкался в центре проезжей части. Троллейбус неожиданно исчез, и на его месте оказалась серебристая «Тойота», которая легко и бесшумно неслась с бешеной скоростью прямо на Денского. Он едва успел отскочить назад и отделался лишь кратковременной потерей равновесия. А вот кейсу его повезло значительно меньше: вырванный из руки хозяина столкновением с серебристым крылом машины, он отлетел в сторону метров на пятнадцать и раскрылся. Мечтательный апрельский ветерок с любопытством пересмотрел рассыпавшиеся листы и, скучая, бросил их на дорогу. Все произошло настолько быстро, что Денский еще не успел вновь обрести равновесие, как спереди на него налетело что-то синее, мгновенно переведя его из неустойчивого вертикального состояния в устойчивое горизонтальное. Ущерб, нанесенный при этом хрупкому профессорскому телу, оказался более существенным, чем от неделикатности «Тойоты»: Денский неудачно приземлился на крестец и стукнулся затылком о край тротуара. Ощущения были непередаваемые. По крайней мере, Денский понял, что в поговорке «искры из глаз» присутствует существенная доля истины.
     - Александр Григорьевич! – испуганно тормошили его откуда-то сверху (или снизу?). – Вы меня слышите?!
     - Великолепно, - едва ли не по складам проговорил Денский, пытаясь выбраться из синих складок Машиного плаща. – Хотя не слышал вас уже три месяца! – он наконец разобрался с цветовыми помехами в глазах и попытался сесть. – Маша, я вам ставлю единицу с двумя минусами за оказание первой помощи! Разве можно так трясти пострадавшего? А если у меня перелом основания черепа?!..
     - Но у вас же его нет, - возразила Маша.
Стараясь нагнуть его голову в целях профилактики обморока, она неосторожно нажала на пострадавший затылок. Денский вздрогнул и тихо охнул от боли.
     - Или есть?.. – растерялась Маша, не желая оставить в покое профессорский затылок.
     - Нет, - Денский постарался вложить в свой ответ как можно больше убедительности, но на разволновавшуюся Машу это не оказало должного влияния.
     - Вы видели? – она отчаянно взмахнула свободной рукой. – Они вас едва не убили!
     - По-моему, едва не убили меня ВЫ, - Денский ненавязчиво завладел своим затылком; результат оказался неутешительным: из-под волосяного покрова уже проступали очертания болезненного рельефного образования. – Может быть, теперь вы объясните мне, где пропадали столько времени?!
     - В Рязани, - невнятно отозвалась Маша, расправляя полы плаща, помявшегося во время «спасательной операции».
     - Я звонил в Рязанский мединститут! - разозлился Денский. – И мне сказали, что на кафедре нормальной анатомии вы не появлялись!
     В конце фразы он настолько повысил голос, что притихли даже те любопытные свидетели ДТП, которые ввиду наличия у них свободного времени все еще стояли в небольшом отдалении от места происшествия и комментировали события случайным и несведущим прохожим.
     - Но я действительно там не появлялась, - Маша разобралась со своим плащом и перешла на куртку Денского.
     - Где же вы были? – он был несколько сбит с толку подобными откровениями.
     - У дальней родственницы под Рязанью, - невинно ответила Маша.
     - У родственницы?! – взорвался Денский. – У меня из-за этого скелета едва не случился инфаркт, а она, видите ли, была у родственницы!..
     - До инфаркта миокарда вы не дотянули еще лет десять, - уверенно заявила Маша. - А скелет я сразу поставила в музей, чтобы Святослав Алексеевич случайно не наткнулся на него в вашем кабинете.
     - Могли бы записку оставить! – не унимался Денский, пробуя встать. – Знаете ли вы, что из-за этого скелета у нас на кафедре разразился международный скандал! – он благополучно поднялся на ноги, но спину распрямить не смог. – Маша, если у меня трещина в позвоночнике, вы не сможете защитить диссертацию в течение ближайших… - он второй раз попытался распрямить спину, но только поморщился от боли, - четырех… - еще одна неудачная попытка, - пяти… лет.
     - Да я сама хотела вам сказать, что мне это не нужно!.. - радостно сообщила Маша.
     - Как… не нужно?! – Денский резко выпрямился, забыв о боли. – Маша, вам же осталось только прийти на защиту!..
     - Я же все равно пропустила ее… - она что, этому рада?
     - Нет, нет, М-Маша, - испуганно зажестикулировал Денский. – Защиту перенесли на четырнадцатое мая… Вы… все успеете сделать! Автореферат у вас великолепный! Светлана Юрьевна подпишет рецензию в любое время дня и ночи! Ма… - он замолчал и схватился за поясницу: обезболивающий порыв прошел, и спина Денского яростно потребовала возвращения к первоначальному состоянию.
     К несчастью, у него не было времени, чтобы заметить движение перед собой, и он, резко сгибаясь, буквально впечатался в собственный кейс, который неожиданно выплыл из небытия перед его лицом.
     Снова искры из глаз, несколько нечленораздельных возгласов Денского, испуганные причитания Маши, и буря восторга у любителей несчастных случаев, продолжавших стоять на другой стороне улицы.
     Денский с мученическим стоном опустился на бордюр тротуара и открыл глаза. Маша сидела перед ним на корточках и с беспокойством смотрела на его правый висок, а сзади нее стоял блеклый молодой человек в сером пальто и держал в руке злополучный кейс.
     - Вам нужно холод приложить, - деловито посоветовала Маша – Иначе синяк будет на пол-лица… - она обернулась к серому молодому человеку: -  Сбегай к мороженщице за углом… Может, у нее есть лед…
     - Вы никуда не пойдете! – вмешался Денский. – Сначала объясните, что все это значит!
     - Что именно? – насторожилась Маша: высокая амплитуда настроения Денского пугала ее.
     - Кто этот молодой человек?
     - Это Олег… Он из прокуратуры… Я как-то говорила вам о нем, - таким тоном, пожалуй, говорят только с буйным помешанным.
     - Зачем он следит за мной третью неделю? – твердо шел к цели Денский.
     - Следит? – Маша широко раскрыла глаза и обернулась к предмету разговора. – Ты же говорил, что тебя никто не видел!..
     - Маша! – нервы несчастного Денского звенели, как струны. – Вы же не хотите сказать, что знали об этом?!
     - Я волновалась за вас, - Маша никак не могла решить, как ей следует себя вести, - и попросила Олега проследить, чтобы с вами ничего не случилось… А вас… - она почти всхлипнула. – А вас едва не убили на наших глазах!
     - Маша, это чистая случайность! – попытался вразумить ее Денский. – Я был невнимателен, и все!..
     - Но почему они не остановились? – возмутилась она.
     - Они испугались, и потом… со мной ничего плохого не произошло!.. Пока вы не налетели не меня….
     - А если это не случайность? – Маша стояла на своем. – Что, если это хорошо подстроенная игра? Как в «Белом листе»?..
     - О! Маша! – у Денского уже не осталось сил сердиться на нее. – Оставьте эти детективные бредни! В «Белом листе» я не нашел ни единой разумной строчки!..
     - Не может быть, - открыл рот Олег. – Аполлинарий Дурной…
     - Слышать о нем не желаю! – вспыхнул Денский. – Тем более от вас! Что-то мне подсказывает, что вам хорошо известно, кто будит меня по ночам бессмысленными звонками по телефону!
     - Он получил от меня самые подробные инструкции, - гордо заявила Маша. - Но теперь я от вас, Александр Григорьевич, ни на шаг не отстану!
     Денский схватился за голову. Подумать только! Все эти безумные напасти, оказывается, были спланированы с целью спасти его, Денского, от неминуемой гибели, а на самом деле едва не довели его до психиатрической клиники! Слава Богу, выяснилось, что он не страдает манией преследования! А с этими звонками…
     Однако события на Малой Трубецкой оказали Денскому неоценимую услугу. Во-первых, он наконец-то встретил Машу. Во-вторых, прекратилось это комедийное преследование, и теперь он мог спать спокойно. В-третьих, в результате столкновения с кейсом лицо Денского так изменилось, что в ректорате, куда он в тот день все-таки добрался, его не узнали, а на кафедре, где о несчастном случае стало известно из каких-то неведомых источников, перепугались настолько, что совершенно искренне и с радостью отпустили «страдальцу» все его прегрешения, а его самого – под недельную защиту больничного листа. Потом на больничный наложились майские праздники… В общем, нервы Денского стали восстанавливаться, сам он вновь обрел забытое спокойствие и вернулся на кафедру в уравновешенном состоянии духа и с разноцветными следами «аварии» на лице.
     Все это время Маша вела себя тихо и покорно исполняла все, что от нее требовали. Профессор Мишункова не могла нарадоваться на сообразительную аспирантку, пожурив ее при этом за «слишком пристальное внимание к Рязанским препаратам», из-за которых Маша могла пропустить защиту диссертации.
     Торжественный день, столь долгожданный для всякого аспиранта, приближался с нарастающей скоростью и вот, наконец, наступил.
     Скажем сразу, погода в тот день была прямо-таки не майская: с утра шел снег. Никто не мог понять, почему апрель так радовал всех июльскими значениями температур, а май закапризничал с самых первых своих праздников. Довольно странно смотрелась самая настоящая метель, заплутавшая среди распустившейся зелени тополей, лип, созревших бутонов сирени… Утки, уже обосновавшиеся на пруду в бывшей усадьбе Трубецких, грели лапы в воде, опасаясь выйти на берег. Эта природная аномалия (имеется в виду майский снег, а не утки) беспокоила умы синоптиков уже второй раз, и морально неустойчивые члены беспокойного человеческого общества снова принялись предсказывать близость конца света.
     Вот в такой необычной обстановке четырнадцатого мая в час дня диссертационная комиссия собралась в небольшом холодном зале, оборудованном к тому же мощными кондиционерами. К половине второго собравшиеся надышали немного тепла, и все повеселели.
     Вопрос о Машиной диссертации должен был решаться вторым, но сама Маша не появлялась, что вызвало смутное беспокойство у Денского: он-то считал, что благополучному завершению дела теперь ничего не грозит, а тут… 
     Первый диссертант уже выступил и получил свою долю аплодисментов и ободрения…
     - Ну, где же ваша аспирантка, Александр Григорьевич? – обратились к нему суровые взгляды ученых мужей. – Разве она не готова? Сколько можно ждать?..
     Действительно, сколько? В половине пятого вечера, когда все уже разошлись, Денский набрал Машин номер будучи в состоянии тихого бешенства. Трубку взяли не сразу.
     - Александр Григорьевич? – как она догадалась, что это он? – Простите.
     - Маша, что случилось? – Денского поразила интонация ее голоса: словно она только что плакала.
     - Ничего, - долгая пауза. – Вы очень сердитесь на меня?
     - Маша, я не понимаю…
     - Я тоже, - она вздохнула. – Но я знаю, что это была моя ошибка…
     - Маша, вы пугаете меня, - Денский уже не знал, что подумать. – О чем вы говорите?
     - О белом листе.
     Денский вздрогнул, но ничего не сказал.
     - Понимаете, - продолжала Маша, - когда я увидела то письмо с белым листом, я почувствовала, что анатомия – моя ошибка. Я хотела вам об этом сказать еще две недели назад, но вы были в таком состоянии…
     - Господи, Маша, вам же оставалось лишь явиться на защиту! – едва не задохнулся Денский: он никогда не поймет ее. – У вас же было ВСЕ ГОТОВО!!!
     - Простите, - шепнула трубка, и связь оборвалась.
Денский был потрясен. Это настолько не укладывалось в рамки его представлений и идеалов… Что случилось с Машей? Почему? Зачем она ТАК? А, собственно, как? Как она поступила?..
     - Вы забыли положить трубку? – любезно осведомилась молоденькая секретарша замдекана, подняв голову: Денский звонил из ее кабинета.
     - Да…
     На улице было мутно и жутко. Снег постепенно превратился в дождь, и сквозь мелкие ячейки сети холодных капель странно и страшно просвечивали силуэты прохожих.
     В анатомическом корпусе было непривычно тихо и свободно.
     Кто-то сидел в лекционном зале. Денский заглянул туда, думая (или надеясь?) увидеть Шаткого. Но это была какая-то студентка.
     - Что вы тут делаете? – зачем-то спросил Денский.
     - Я на электив, - смешалась она. – Разве сегодня лекции не будет?
     Электив… Новая система обучения, введенная в добровольно-приказном порядке везде и всюду. На кафедре нормальной анатомии в течение двух месяцев два раза в неделю читали дополнительный курс по системе кровообращения. Ответственным за проведение этого просветительского мероприятия назначили Денского, хотя тот совсем не занимался сердечно-сосудистой системой и весьма скептически относился к «заинтересованности» студентов и преподавателей.
     - Нет, сегодня лекции не будет, - сказал Денский, собираясь уйти. – Прошлая была последней.
     - Но в расписании проставлены еще две темы, - откуда эта настойчивость?
     - Их объединили с прочитанными темами, - пояснил Денский. – Вы… хотите получить зачет?..
     - Да, если вам не трудно…
     Кому какая разница, трудно ему или нет? Требуй, что тебе нужно и говори стандартное «если вам не трудно»… Кто тебе скажет, что сейчас – действительно трудно?..
     Денский вздохнул и подошел к столу, стоявшему рядом с кафедрой.
     - Давайте зачетку, - сказал он, доставая ручку из многострадального кейса.
     Девица закопошилась над сумкой, бормоча извинения: действительно, могла бы зачетку достать заранее.
     - А… тетрадь с лекциями у вас с собой? – что ж, если соблюдать все правила… или он просто вредничает?..
     - Да, - ожидал он это услышать или нет?
     Студентка наконец разобралась с содержимым сумки и подняла голову. Денский вздрогнул: он узнал испуганную девицу из группы Шаткого. Почему он опять встретил именно ее?..
     Она смутилась под его пристальным взглядом и, отвернувшись, протянула тетрадь с маргаритками на глянцевой обложке.
     Денский ради приличия быстро пролистал этот банальный документ и собирался уже закрыть тетрадь, как неясное воспоминание вспыхнуло где-то далеко, на самом горизонте памяти. ПОЧЕРК!!! Он узнал красивый почерк с длинными завитками, которым был написан его адрес на конверте с белым листом внутри! Может быть, ему показалось?..
     Он лихорадочно перевернул несколько страниц. Тема лекции и первый подзаголовок были выведены черной гелевой ручкой, с точностью копируя те округлые буквы и завитки «р», «б», «д», которые почти четыре месяца тревожили воображение Денского и Маши… И из-за этих самых завитков Маша сегодня…
     - Так это были ВЫ?! – воскликнул он, с металлической четкостью выговаривая слова. – Это вы, Ларина, послали то письмо в Татьянин день?! А? Подумать только!!.. ЭТО БЫЛИ ВЫ!!!
     Он громко и заливисто захохотал. Безмолвные стены аудитории с ужасающей четкостью отразили каждый звук, чтобы затем смешать все это в бессмысленную путаницу шумов… При опущенных шторах и выключенном свете в полной пустоте это производило жуткое впечатление.
     Девушка попятилась и, зажав рот ладонью, выбежала из зала. А смех – неестественный, неживой смех старых стен неожиданно смолк, вернувшись к человеку коротким переливом чистых звуков. И вновь тишина. И быстрые удаляющиеся шаги, похожие на стук замирающего сердца…
     Денский упал на стул и бессильно уронил голову на руки, неподвижно лежащие на помятой тетради.


КОММЕНТАРИИ
[1] Пересечение Малой Трубецкой и Малой Пироговской улиц.


Предыдущая страница: http://proza.ru/2025/02/13/259

Продолжение: