М. Волошин и акмеисты

Одной из ярких страниц в биографии Максимилиана Волошина стали его отношения с поэтами, сгруппировавшимися вокруг издательства «Скорпион» и журнала «Аполлон». В письмах Волошина периода 1901- 1908 гг. обнаруживаем отнюдь не поверхностное, а столь же глубокое, как у поэтов-символистов, отношение к «теургическому» искусству. Но невозможно не заметить отличий волошинской импрессионистической поэтики тех лет от русской поэзии символистского содержания. Так у Волошина обнаруживаем иной взгляд на проблему духовного возрождения, соборности и инициации, чем у А. Блока и А. Белого. Мысли и чувства, отталкиваясь от того же источника, из которого черпали Блок и Белый, движутся в ином направлении, реализуясь в новых видах жизнедеятельности, в отличных формах проявления «мистериальности» и религиозно-художественного синтеза.

Это отличие проистекает и из противоположности волошинской эстетики и «дионисийства» младших символистов, и из-за ориентированности поэта на французский импрессионизм, идею живописности и одновременно пластичности, «скульптурности» формы, и из-за отмеченной исследователями склонности поэта к «каталогизации», собиранию «в единую мозаику «ликов» мировой культуры», памятников архитектуры, живописи и скульптуры, философских и религиозных доктрин [6, правосл. Энц.].

Указанные отличительные черты можем обнаружить в разной мере и у других поэтов Серебряного века и тем более найдем их у поэтов-предшественников. Отличие коренится в изначальной чужеродности Волошина младосимволизму. Он, как поэт некабинетного склада, странствующий лирический певец и художник, чувствовал свое превосходство над чопорной литературностью «поэтов от Бога» не столько из-за своих «французских» убеждений, сколько из-за той легкости, с какой он предавался поэтической «игре», в то время как его петербургские собратья по перу из числа акмеистов и имажистов относились к своей миссии как к единственному смыслу жизни и единственно важному делу, о котором они серьезно рассуждали «у "Яра" в Москве, и в петербургской "Башне" Вячеслава Иванова, и в ресторане "Вена", и в подвале "Бродячей собаки"», как вспоминал Бунин, и, восторгаясь собой, говорили о себе: Все мы бражники здесь, блудницы…

Волошин стоял особняком, не сливаясь ни с символистами, ни с акмеистами и имажистами и другими группами, которых Бунин иронично определил в «декаденты, символисты, "маги", "аргонавты", искатели "золотого руна"». Однако расхождения Волошина с современниками порой принимали чрезвычайно выразительные формы,  проявлялись не только в артистической экстравагантности и броской, вызывающей  манифестации себя, но и в смелых, прямолинейных высказываниях в качестве критика и ценителя нового искусства. Часто его критика проистекала из сочувствия и желания поддержать и защитить непризнанных авторов и поэтов от нападок маститых литераторов, находящихся в более сильной позиции. Среди начинающих художников и поэтов, получивших поддержку Волошина, были Вл. Маяковский, поэтесса Елизавета Дмитриева (в замужества Васильева, псевдоним Черубина де Габриак) и др.
 
Несмотря на известность Волошина в литературных кругах, его популярность как искусного критика и талантливого лектора, обширные связи и дружеские отношения с А. Белым, А. А. Блоком, С. М. Соловьёвым, сообщество символистов и акмеистов, сгруппировавшихся вокруг издательства «Скорпион» и журнала «Аполлон», так и не признало его «своим» [православ. энц]. Волошин описал свое положение в грустной поэтической формуле: «В вашем мире я – прохожий, / Близкий всем, всему чужой», 1903 [избр. с. 47] и отвечал на критику непринужденно, но своеобразно – литературной игрой, эпатажем и дерзкими вызовами.

Наиболее яркой и надолго запомнившейся мистификацией Волошина был созданный в конце 1909 – в начале 1910 гг. трогательный образ талантливой испанской сочинительницы – Черубины де Габриак, 1877 г. рождения, якобы насильно обращенной родственниками в монахиню. Роль поэтессы-монахини взяла на себя Елизавета Дмитриева, она написала в журнал акмеистов «Аполлон» письмо, в котором изложила вымышленную биографию и приложила к нему ряд стихотворений. После раскрытия мистификации у ее создателей возникли серьезные осложнения в отношениях с издателем и редактором журнала акмеистов Сергеем Маковским. Но апогеем разногласий стала ссора Волошина с Николаем Гумилевым и дуэль поэтов на Черной речке.

Предположительно знакомство Волошина с Н. Гумилевым состоялось на квартире у А. Толстого, в доме № 15 по Глазовской улице, где Волошин проживал вместе со своей матерью, Еленой Оттобальдовной, после возвращения в Санкт-Петербург из-за границы в начале февраля 1909 г. Поэты встретились, вероятно, в промежутке между началом февраля и началом апреля 1909 г., поскольку в середине апреля Волошин, получив аванс от Маковского, уехал в свой «вдохновительный Коктебель» – для «уединенной и сосредоточенной работы над стихами, статьями и переводами для первых номеров журнала» [Драницин, 12].

В этом временном промежутке случилась известная история с мнимой  испанской поэтессой Черубиной де Габриак (Cherubine de Gabriack), в которую искренне поверил редактор акмеистского журнала С. К. Маковский, принявший живое участие в судьбе испанки и опубликовавший два цикла ее стихов в своем журнале: сначала 25 стихотворений в № 2 за 1909 г., затем еще 13 - в № 10 за 1910 г. Стихи «красавицы-испанки» очаровали Н. Гумилева, А. Толстого, И. Анненского, Вяч. Иванова и других поэтов, посвятивших ей свои стихи и статьи. Тем более громким было разоблачение Черубины, повлекшее за собой разочарования и грустные события, отразившиеся на дальнейшей творческой и личной судьбе Е. Дмитриевой. За разоблачением мистификации последовал символистский жест Волошина – пощечина Н. Гумилеву, недоброжелательно отозвавшемуся о Дмитриевой, и вызов на дуэль, положивший конец не только истории Черубины и дружеским отношениям двух поэтов, но и отношениям Волошина с акмеистами. Волошин снова уезжает в Европу и находится там с сентября 1911 г. по январь 1912 г.

Образ таинственной и набожной незнакомки Черубины де Габриак, воспетой ранее Волошиным и Гумилевым, неожиданно ожил в 1920-е гг. в стихотворениях Е. Я. Архиппова и Д. С. Усова. Но на фоне яркого жизнетворчества Черубины была едва замечена мистифицированная история изгнанного за свои убеждения китайского поэта Ли Сян-цзы, под именем которого Е. Дмитриева выступила в 1927 г., опубликовав свои последние лирические стихи в сборнике «Домик под грушевым деревом».
 
Литература

1. Репина И.  «Где херувим, свое мне давший имя?» // «Ex Libris НГ» (ELНГ), электронная версия приложения к «НГ» (ЭВELНГ). Номер 007 (28) от 26 февраля 1998 г., четверг. https://gumilev.ru/about/4/
2. История Черубины (Рассказ М. Волошина в записи Т. Шанько) // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Советский писатель, 1990.
3. Черубина де Габриак (Е. Дмитриева). Исповедь // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Советский писатель, 1990.