Страх

НАТАЛЬЯ РОГОЖИНА




СТРАХ



Ночь. Я лежу с открытыми глазами и чувствую его приближение. Приближение страха. Он повсюду, он заполняет всю комнату. Сначала тихо ползет по полу, затем бесшумно перемещается на кровать. Я чувствую, как он неслышно подбирается к моим ногам, затем тихо оплетает руки и поднимается к шее… Если он дотянется туда, утром меня найдут задушенную. Задушенную страхом.

Я понимаю это, но ничего не могу сделать, даже закричать. Только неподвижно лежу со сдавленным нервным спазмом горлом и открытым для беззвучного крика ртом. Дальше – провал…

Утром, не проснувшись, а скорее очнувшись, я встаю, иду в ванную. Я уже знаю, что увижу в зеркале, и не ошибаюсь – мои глаза опять поменяли цвет, из орехово-карих они стали ярко-зелеными.

Это началось давно, ещё в детстве. Однажды ночью меня разбудил какой-то шум в коридоре. Подумала было, что это братец опять пришел из бара и пробирается в темноте в свою комнату, но потом вспомнила, что он уже три месяца как переехал и не живет с нами. «Тогда что это?» – пронеслось у меня в голове.

Шум докатился тихой волной до моей двери и как будто угас, остановился на пороге. В этот момент меня впервые накрыл, опутал, словно невидимыми цепями, этот жуткий необъяснимый страх. Я хотела позвать маму или сестру, но не смогла выдавить из себя ни звука. Как парализованная, я лежала с открытым ртом, тихо ждала и одновременно боялась продолжения. Когда дверь комнаты начала плавно приоткрываться, я с силой зажмурилась. Но ничего не произошло. Я так и не поняла, как смогла уснуть. А наутро, войдя ванную комнату, чуть не закричала от ужаса, потому что увидела в зеркале совсем другую себя – не с орехово-карими, а с ярко-зелеными глазами. С тех пор так и повелось: если страх оставлял меня на время, мои глаза приобретали свой исходный цвет, но пронзительная зелень снова вытесняла его в те ночи, когда липучая душная жуть приходила ко мне. 

Родные и близкие сначала реагировали на эти метаморфозы очень бурно. И их можно понять! Меня водили по всем существующим врачам, но объяснения того, что со мной происходит, никто так и не нашел.

А потом случилась та страшная авария. Мы все, кроме брата, ехали в машине на нашу дачу. Будь она неладна! Помню абрисы летящей на нас на полном ходу фуры, помню, как папа старался от нее увернуться, помню, что моя сестрёнка пыталась меня закрыть собой. Потом удар, машина перевернулась и оказалась в кювете. А дальше темнота и коматозный покой… 

«Никто не выжил», – сказал мне брат, когда почти через год я вышла из комы. Только я и мой страх, который стал мучить меня по ночам с новой силой, как будто подпитавшись моей слабостью. Но я об этом никому не скажу. 

После аварии брат обменял нашу огромную квартиру на две, расположенные рядом, чтобы приглядывать за мной, а свою сдал друзьям. 

Теперь мы так и живём уже почти три года – рядом и в тоже время далеко друг от друга. Нет, я знаю, он любит меня и старается поддержать, как умеет. Но он не может заменить маму, отца или сестру. Да и как рассказать ему, что меня так мучает, ведь я этого и сама не понимаю. Не понимаю, что за существо, сущность или ещё что-то неназываемое постоянно является ко мне по ночам, прямо, блин, как друзья в гости. А в последнее время он (или оно?) начал мне что-то нашептывать. Шепчет и шепчет, тихо и невнятно. И так мучительно пытаться разобрать это смутный нечленораздельный шелест! Как будто я пытаюсь поймать и удержать что-то важное, жизненно необходимое, а оно всё ускользает и ускользает от меня. А по утрам, измученная этой убийственно тягостной ночной погоней, я боюсь смотреть в зеркало – я не знаю, какие глаза я там увижу.

Вот сегодня они у меня ярко-зелёные. И это такой цвет, что опять на меня будут пялиться все встречные, что в универе, что в магазине, что на улице. Хоть никуда, блин, не ходи! Даже мой братец сначала шарахался от меня в «зеленоглазый» период. Потом, конечно, как-то привык. 

Умывшись, я пошла одеваться, параллельно готовя себе скромный завтрак – кофе и тосты. Кое-как перекусив, нацепила на себя толстовку, закинула рюкзачок на спину, захлопнула дверь и рванула на остановку – автобус должен был прибыть через семь минут.

Уф, успела! Вот и автобус. Как всегда полный. Людей – как селёдки в бочке. Протиснувшись к окну, я потихоньку стала стягивать с плеч свой рюкзачок. И вдруг – черт побери! В мою спину врезалось что-то острое и холодное. Обернувшись, я увидела металлическую треногу, которую какой-то умник додумался втащить в набитый битком автобус. Тихо шипя от возмущения, я попыталась отстраниться от дурацкой штуковины. В этот момент рядом с моим лицом промелькнула чья-то рука, так близко, что я успела заметить татуировки на запястье. И неожиданно я почувствовала, что твердый и колкий предмет как будто отдалился от моей многострадальной спины – человек с татуировками попытался закрыть меня рукой от идиотской треноги. 

Так мы ехали некоторое время. А потом наш автобус очень сильно тряхнуло на очередном лежачем полицейском. Вот придумали же так назвать это приспособление! Блин, даже жалко несчастного полицейского. Как подумаю, что он там лежит и старается изо всех своих сил приглушить скорость машин – аж мурашки по телу идут. Вот и сейчас меня передернуло от этой мысли. Человек с татуированной рукой, наверное, поняв этот жест как-то по-своему, резко потянул меня на себя. И я впечаталась своей физиономией прямо ему в грудь. Зато моя спина наконец освободилась от давления проклятой железки, и мне стало почти удобно.

Затихнув у него на груди, я старалась тихонько дышать, боясь поднять глаза и рассмотреть своего неожиданного опекуна. Да и чтобы я увидела в тесноте с моим-то ростом – метр с кепкой. Поняла только, что мужчина высок, не меньше чем метр восемьдесят, что он хорошо накачан – на груди и животе, к которым я была плотно прижата, четко чувствовались крепкие мышцы.

Так, можно считать с комфортом, я доехала до своей остановки. Пыхтя, начала продвигаться к выходу. К счастью, многие выходили именно здесь, и я быстро с толпой других пассажиров не вышла, а скорее выпала из удушающего автобусного нутра и рысью помчалась к зданию университета. Через десять минут начиналась пара, а опаздывать я очень не любила. Перескакивая через ступеньки, влетела в аудиторию и увидела подругу, которая махала мне рукой. Протолкавшись к ней через гурьбу однокурсников, я с облегчением плюхнулась на скамейку и уже вытаскивала свой конспект, когда возле меня приземлился мой сосед. Нет, не по квартире. А мой приятель со школьной скамьи, и вообще мой друг, хотя подружка утверждает, что я ему очень нравлюсь. Но мне он только друг, не больше, хотя хороший и верный.

Нас все зовут «тройняк» или «тройничок». Это потому, что мы всегда сидим втроем. И иногда ведем себя на парах… Ну, в общем достаточно вольно. Преподаватели в целом уже привыкли к нашей весёлой компании, но время от времени нам все же «прилетает» за наше непринужденное поведение.

– Что-то сегодня очень шумно, не находишь? – наклонившись, сказала я подруге.

– Да, – подтвердила она. 

В этот момент двери открылись. И – опаньки! – у нас, оказывается, новый препод! Вот это огонёк! И никто ведь не предупредил бедных студентов! А надо бы! 

Девчонки засуетились, поглядывая на вошедшего. А посмотреть было на что! Красавец мужчина! Многие однокурсницы, шушукаясь, начали спешно подкрашиваться и прихорашиваться. Только наша троица безмолвно пялилась на него.

Он молча прошел к кафедре, положил свой портфель на стол и обвёл всех ледяным взглядом, от которого по спине пробежали мурашки.

– Я жду, когда вы успокоитесь и выплеснете свой адреналин, – сказал он таким голосом, что у всех, по-моему, подскочило давление. 

Мы все затихли и смотрели на него, как бандерлоги на удава. А мне даже показалось, что сейчас он прикажет по одному подниматься к нему на кафедру, а там всех задушит и проглотит. Да, вот такое у меня бурное воображение.

В наступившей тишине, в которой слышалось только наше сдержанное дыхание, новый преподаватель, осмотрев нас еще раз, спросил, есть ли в аудитории староста и где журнал. Староста тут же прискакала к его столу, подала журнал и начала что-то тихонько нашептывать ему на ухо. Наверное, спешила рассказать, кто есть кто в нашей группе. 

Но он не стал слушать ее долго. Поблагодарив, попросил сесть на свое место и, поднявшись с журналом в руках на кафедру, стал зачитывать наши фамилии. Знакомиться с нами напрямую, как он выразился сам.

Когда он дошёл до меня, я подскочила, как ужаленная, и взволнованно отвечала на его вопросы, которых по какой-то причине он задавал мне больше, чем другим однокурсникам. Затем, облегченно выдохнув, я опустилась на скамейку. 

Окончив опрос, он подошел к доске и начал выводить тему нашей лекции. И тут… Я увидела его запястье – и замерла.

«Не может быть! Нет, такого точно не может быть! Так вот почему он так долго меня опрашивал! – пронеслось у меня в голове. – Мама моя дорогая, это же та рука, которая держала меня в автобусе! Или мне мерещится?!»

Мысли вихрились у меня в голове, я плохо соображала и слушала лекцию вполуха. Меня тихонько колошматило от предчувствия чего-то очень значимого, что вошло в мою жизнь с появлением этого препода. А когда, закончив лекцию, он попросил меня остаться, мне вообще стало не по себе. Вот за последним студентом закрылась дверь, и он пригласил меня подойти. На негнущихся ногах кое-как я доползла до его стола и встала рядом. Он поднялся и, глядя на мою макушку, тихо прошептал:

– Я что, очень страшный? Ты еле дышишь.

Я мотнула головой – голос от страха вообще пропал.

Усмехнувшись и наклонясь к моему уху, он приобнял меня за плечи и прошептал:

– Я вообще-то хотел спросить, как твоя спина.

«Ой, мамочки, я сейчас упаду», – пронеслось у меня в голове. Пискнув, что все в порядке, я выскользнула из его рук и рванула к двери.

Догонять меня никто не спешил. Я только услышала его хриплый смешок и вывалилась в коридор, как мешок картошки.

Благо под дверью меня ждали друзья. Заметив, что я почти в бессознанке, они (вот настоящие товарищи!) подхватили меня под руки и поволокли в столовку, где, выпив кофе и съев булочку, я немного пришла в себя. 

Мы понеслись на пары. Честно пытаясь остановить круговерть мыслей у себя в голове и вникнуть в темы лекций, ближе к вечеру я оказалась выжатой, как лимон. С друзьями поплелась к остановке. Говорить ни о чем не хотелось, сегодня все как-то подустали. В автобусе хотелось просто сесть и уснуть. Правда, с этим не повезло: зашли какие-то полоумные подростки и шумели всю дорогу. Совершенно одурев от их дурацкого ора, мы выпали на своей остановке и побрели по домам. 


Уже в подъезде я услышала громкую музыку, а поднявшись на свой этаж, поняла, что она доносится из квартиры моего брата.

«О, братишка сегодня гулянку устроил, а сеструху, получается, забыл пригласить», – раздосадовано подумала я. Подойдя к его двери, я нажала на кнопку звонка. Но, понятное дело, никто не услышал меня из-за музыкальных воплей. Тогда на всякий случай я нажала на ручку и, к моему удивлению, дверь открылась. «Ну вот, вообще мозгов ноль – всё нараспашку» – возмутилась я.

Разувшись, я прошла на кухню. Там творилось нечто невообразимое – все было завалено пакетами с едой и выпивкой.

Осмотрев «поле боя», я заглянула в зал и… совершенно опешила от увиденного: на диване рядом с братом сидел мой утренний автобусный заботливый попутчик и по совместительству новый препод! Какое-то время я стояла в полном ступоре, а мужчины не замечали меня, увлеченные разговором. Да и музыка гремела на всю комнату. Немного придя в себя от удивления, в паузе между мелодиями я кашлянула, чтобы обратить на себя внимание, и они меня наконец-то заметили. 

Брат обрадованно подскочил ко мне и начал весело объяснять, что к нему приехал его самый лучший кореш, которого он не видел несколько лет. Он будет работать в универе (Да уж знаем-знаем!) и поживет некоторое время у нас (У нас? У кого именно? И какое-то время – это сколько?).

На своего препода я старалась не смотреть.

А брат в это время уже рассказывал, какая я у него замечательная сеструха, которую он очень любит, и как он переживает за меня. Как трогательно! Аж слеза навернулась!

Выслушав все дифирамбы, я пошла приготовить что-то поесть. А то было видно, что пить-то они пили, а вот еду приготовить поленились. Вскоре по кухне поползли вкусные запахи. Без ложной скромности, кулинария – мой конек. Всегда любила это дело, а тут еще и продукты были вполне достойные. Не поскупились мальчики! 

Увлекшись готовкой и погрузившись в свои мысли, я не сразу почувствовала, что кто-то стоит у меня за спиной и дышит мне в затылок. Впрочем, я точно знала, кто это. Но боялась оглядываться, потому что не понимала, как реагировать на этого друга моего брата, и в тоже время моего препода. Как всё странно и неожиданно повернулось!

Негромко, даже как-то робко, кашлянув, он попросил воды. Я протянула ему стакан и указала на кувшин. Он налил воды, сделал глоток и, усмехаясь, сказал:

– Я знал, что у друга есть сестра, но что это будешь ты, не ожидал.

Несмотря на улыбку, похоже было, что он огорошен этим фактом. И меня порадовало его смущение. Не всё же мне чувствовать себя неловко!

Накрыв на стол и пригласив мужчин на ужин, я хотела было уйти к себе, но брат запротестовал, усадил меня между собой и другом. Застолье затянулось, было весело, они вспоминали свою учёбу, свои приключения, которых, как выяснилось было немало, и хороших, и плохих. И сколько нового я узнала о своем братце! Даже не подозревала, что он тот еще Казанова и бунтарь! 

Мне было хорошо и спокойно в компании брата и его друга. Даже мое смущение от того, что я сижу за одним столом с моим преподавателем, куда-то испарилось. Вот только приближалась ночь, и безмятежность начинала понемногу покидать меня. Брат, заметив, что я начинаю потихоньку нервничать, приобнял меня за плечи и, прижав к себе, тихо сказал:

– Сеструшка, не бойся, я с тобой! Если хочешь, я переночую у тебя.

Я была благодарна за его слова. Вот только мы оба знали, что это не поможет. Даже если брат будет ночевать в моей квартире, страх все равно придет ко мне. И будет опять душить меня за горло. 

Чтобы немного отвлечься, я собрала посуду, отнесла ее на кухню и начала мыть.

Он, мой сегодняшний знакомый, тихо подошел, встал рядом и предложил:

– Давай я тебе помогу.

Взяв полотенце, он начал вытирать вымытую посуду и рассказывать истории, которые произошли с ним, пока он учился в другом городе, вспоминать, как начал работать преподавателем, как добился перевода в наш универ. И я не заметила, как потихоньку расслабилась. 

Но подсознательно я знала, что это всего лишь мимолетное успокоение. Ведь сейчас я приду в свою квартиру и опять встречусь с ним, с моим страхом. Он, как всегда, неслышно подкрадется ко мне, будет шептать и шептать мне что-то невнятное, а оно будет душить меня, затягивать в жуткую темную воронку. А страшнее страха – это его ожидание. Когда смотришь невидящими глазами в чёрную бездну, а она становится все глубже и как будто гуще, окутывает тебя, высасывает силы и, кажется, саму душу…. И когда-нибудь я действительно бесповоротно провалюсь в этот зловещий мрак…

Мне уже было страшно, и я боялась представлять, что же будет ночью. А утром? С какими глазами я проснусь? И проснусь ли вообще? Что это происходит со мной? Почему оно началось и когда закончится? 

Так много мучительных вопросов, на которые нет ответа…

Я чувствовала, что уже нужно уходить. Я и так уже неприлично оттягивала этот момент, боясь остаться наедине со своими фобиями.

Наконец, решившись, я попрощалась, обняла брата, подошла к двери и уже открыла её, чтобы выйти, как вдруг мой преподаватель неожиданно заявил, что тоже уходит и вместе со мной вышел на лестничную площадку.

Открывая дверь своей квартиры, я повернулась, чтобы попрощаться. Он внезапно обхватил меня руками, крепко прижал к себе и начал шептать на ухо что-то неразборчивое, но такое успокоительное… В голове моей зашумело. Я почувствовала, что проваливаюсь в темноту. Но не страшную, а уютную и теплую, как ночное южное море.

Очнулась я только утром в своей кровати, укутанная в одеяло. И никак не могла вспомнить, как я оказалась в квартире, а уж тем более в постели. Возле меня на тумбочке стоял стакан с водой. Потрясающе пахло какой-то едой. Ничего не понимая, я вылезла из одеяльного кокона и потянулась в сторону кухни.

Возле плиты стоял мой препод и, тихонько мурлыча себе под нос, что-то увлеченно готовил. Вот это сюрприз!

Почувствовав мое присутствие, он обернулся и, широко улыбаясь, как ни в чем не бывало произнес  фразу:

– Доброе утро! 

Ага! Доброе то доброе, только совершенно непонятное!

– Как ты себя чувствуешь, как спалось? 

Сказать, что я удивилась – ничего не сказать. Просто впала в ступор! Что происходит? Как он тут оказался? Что он здесь делает? И вот еще: он спал со мной или нет? 

Пока я в шоке задавалась этими вопросами, он расставил тарелки, разложил омлет и зелень, налил кофе, намазал маслом тосты и пригласил меня к столу. Я ошарашенно плюхнулась на табуретку. Он сел напротив и с удовольствием начал поглощать завтрак. Я же есть не могла, хотя выглядело всё очень аппетитно, и запах был изумительный. 

Заметив мое смятение и поняв, что я не стану есть, пока не получу хоть мало-мальски внятных объяснений, он улыбнулся и начал говорить:

– Ты вчера потеряла сознание, когда открывала дверь. Я не мог бросить тебя в таком состоянии. Вошёл в твою квартиру, неся тебя на руках. Положил на кровать, раздел. То есть я хотел сказать, что снял с тебя джинсы и кофту. Укрыл одеялом. Потом попытался привести тебя в сознание, но понял, что ты просто крепко спишь. Посидел рядом еще некоторое время, увидел, что с тобой все в порядке, ушел в зал и спал там на диване. Вот и всё. А что ты себе напридумывала?

«Да уж, и правда, напридумывала… Дура этакая!» – подумала я про себя. А вслух произнесла:

– Да нет, ничего такого. Просто очень все странно. Я помню, что было как-то совсем по-другому. А вернее, вообще ничего не помню…

Он смотрел на меня своими льдистыми и в то же время странно теплыми глазами с каким-то невысказанным вопросом, с интересом ожидая продолжения.

Взяв вилку, я задумчиво наколола кусочек омлета. Но, не донеся его до рта, вдруг буквально похолодела от внезапной мысли. Бросив вилку на стол, я помчалась в ванную комнату, закрылась на ключ и уставилась на себя в зеркало. Зеркальная поверхность отразила девушку… с ярко-зелеными глазами! Зажмурившись, я помотала головой, сполоснула лицо холодной водой и посмотрела на себя в зеркало ещё раз. Глаза были зелёными! Но ведь сегодняшней ночью я просто спала! Я помнила это совершенно точно! Не корчилась от ледяного и душного ужаса, я именно спала! «Не может быть! Этого просто не может быть!» – стучало у меня в голове. 

Вылетев из ванной, я рванула на кухню. Мой гость невозмутимо сидел и пил кофе.

– Как вы это сделали?! – накинулась я на него с вопросом.

– Что сделал-то?! – спросил он и непонимающе уставился на меня.

– Как что? Почему он ко мне не пришел в эту ночь?! – я уже практически кричала. 

– А кто к тебе должен был прийти? – он заметно напрягся, а глаза его блеснули почти пугающе.

Я устало опустилась на стул. Вот как ему рассказать, кто ко мне приходит каждую ночь, высасывая из меня все светлое и радостное, меняя цвет моих глаз?.. Я понимала, насколько бредово будет выглядеть такой рассказ. Но неожиданно решившись, я опустила голову, чтобы не смотреть ему в глаза, и начала говорить…

Он молча слушал, только иногда задавал вопросы, на которые я пыталась честно ответить. Спрашивал, что я ощущаю, когда появляется страх, обращалась ли к врачам, пыталась ли спать со светом… Задавал и другие вопросы, которые иногда ставили меня в тупик. 

Мы проговорили очень долго. В конце он предложил пожить у меня и понаблюдать за мной некоторое время. И мне ничего не оставалось делать, как дать положительный ответ.

Днем к нам в гости пришел брат и был несказанно удивлен всем услышанным и увиденным. Но спорить не стал. Все-таки не чужой человек будет в доме, а его друг. Да и я уже взрослая девочка.

Так мы и стали жить вдвоем. В универе об этом никто не знал, даже мои друзья. Мы понимали, что никого не стоит оповещать об этой нестандартной ситуации – преподаватель и студентка живут вместе! И его могли наказать, и меня отчислить.

Прошло два месяца. Я привыкла к его присутствию в моей квартире и в моей жизни. С ним было спокойно и уютно, как никогда, даже в детстве, пока были живы родители и сестра. Каждый вечер он приходил ко мне в комнату, садился на кровать, брал за руки и тихонько нашептывал что-то неразборчивое. Это было похоже на завораживающий, убаюкивающий шелест морского прибоя. И я чувствовала себя легко и защищенно. Наверное, как ребенок, когда слушает ещё непонятные ему слова колыбельной. Потом он целовал меня в макушку, гладил по спине, крепко обнимал, как будто укрывая ото всех бед, и, тихонько покачивая, снова шептал и шептал, пока я не засыпала.

И страх прекратил посещать меня по ночам. Он больше не душил меня, не оплетал своей темной пустотой, потерял власть над моей истерзанной душой. Только зелень глаз, которые перестали менять свой цвет, ещё напоминала о нем. Но этот след прошлого уже не был зловещим – просто отголосок уходящей грозы. 

Я расцвела – так говорил мой брат и мои друзья. Расцвела, как цветок, вынесенный из глухого душного подземелья.

И я знала, в чем причина. Вернее, в ком. Всё дело было в нём – моём спасителе, опекуне, ангеле-хранителе. В моём любимом… Да, я уже не могла да и не хотела обманывать себя – я влюбилась в него, как ребёнок. Как ребёнок… Единственное, что пугало меня теперь, это мысль о том, что я для него и есть ребёнок – несчастный и растерянный, которого хочется пожалеть и защитить, но не любить мужской любовью. 

Эта недосказанность и неопределенность так измучила меня, что однажды я решилась. Конечно, я пыталась еще убеждать себя, что всё, что я задумала, это обычная благодарность человеку, который помог мне справиться с моими кошмарами. Ну, то есть пробовала начертить пресловутые рамки приличий. Что поделаешь – издержки почти пуританского воспитания! Но на самом деле я отдавала себе отчет, что все эти доводы – обычный самообман. А в реальности я уже давно хочу совершенно других отношений. Не этих, которые сложились у нас за прошедшие месяцы, – не то дружеских, не то родительских, не то опекунских или вообще благотворительских, – а совершенно других…

Как-то осенним вечером, придя домой пораньше, я решила устроить нам романтический ужин. Приготовив всё и поставив на стол, я зажгла свечи и стала ждать его прихода. 

Когда в двери повернулся ключ и входная дверь открылась, я вышла в коридор, чтобы встретить его. Вышла, волнуясь, и решительно, и несмело одновременно, боясь его реакции, боясь увидеть в его глазах жалость и снисходительность.

Уставший и немного осунувшийся, он поставил портфель возле шкафа и начал снимать пальто.

– Как дела? – спросил он, повернув в мою сторону голову.

– Норм, – коротко ответила я, стараясь, чтобы голос не выдал моё смятение.

Он улыбнулся, обнял меня и поцеловал в макушку – обычный наш ритуал.

Зайдя в зал, он замер. Повернувшись ко мне со счастливой улыбкой и глядя мне в глаза, он неуверенно произнес:

– Неужели это то, что я думаю? 

Когда я несмело кивнула, он стремительно шагнул ко мне и прерывисто прошептал: 

– Наконец-то до тебя дошло, что я уже на последнем пределе. Знаешь, я собирался уйти сегодня. Быть с тобой рядом и не прикасаться к тебе так, как я хочу, это же пытка со смертельным исходом.

– Как хорошо, что я успела тебя задержать! – то ли со вздохом, то с коротким всхлипом я кинулась ему на шею. 

И не осталось на свете силы, способной оторвать нас друг от друга. И не осталось ни сомнений, ни горьких воспоминаний, ни смущения, ни робости… И последние клочки былых страхов сгорели без следа в этом любовном костре.


Мы лежали, держась за руки, как будто не решаясь разорвать нашу неожиданную связь. И, казалось, не было места на моем теле, которое бы не помнило его поцелуи. Мы лежали и тихо разговаривали. И это был самый сумбурный и самый лучший разговор в моей жизни. О чем мы говорили? Обо всём! О том, какой замечательный дядька вёз свою прекрасную треногу в том чудесном переполненном автобусе (чем ни Купидон с луком!), о том, как всё расскажем моему брату, и он будет рад (пусть поблагодарит меня: теперь у него не только друг, а еще и брат), как будем жить дальше, как будем растить наших детей (мальчик, мальчик обязательно!), как будем любить друг друга до самой старости и умрём в один день (если повезёт), как мы будем счастливы! 

А страхи останутся только в ужастиках.