Петр Первый. Отрывок из романа В ответе за прошлое

Середина июля 1709 года. Наверное, уже отпраздновали победу, страсти
улеглись, можно и на Петра глянуть.
Петр Первый стоял у окна. Комната была большая, светлая. Скорее всего, это был дом какого-нибудь богатого человека. На стенах висели картины в массивных рамах. Стоял огромный буфет с посудой за стеклянными дверцами. Посреди комнаты стол, с одного краю стояли столовые приборы с едой. Похоже, Петр только что отобедал и переваривал какую-нибудь очередную затею. Он стоял, молча постукивая чем-то по подоконнику. Крепкого телосложения государь внушает к себе уважение и поклонение, от которого человек не испытывает унижения. А, наоборот, почтение и безоговорочное подчинение. Поэтому государь всегда должен являть собой монументальность и мощь.
— Кто здесь? — внезапно резкий голос прервал мои рассуждения. — Это ты, вестник?
— Да, — ответил я.
Но он, не услышав ответа, опять уставился в окно и замер. И тут я вспомнил про выключенный микрофон, он меня не слышит, он почувствовал мое присутствие, он помнит меня. Я включил микрофон и, собравшись с духом, позвал.
— Петр Алексеевич, я здесь.
Он резко обернулся.
— Покажись! Я хочу разговаривать с тобой, видя тебя.
— Хорошо, только со мной тут еще жена.
— Жена? — Голос выдал его изумление. — У тебя еще есть жена?
— Конечно, я же человек, а не дух, как вы меня представляете.
— Ну, покажись. — В голосе уже звучали нотки нетерпения.
— Я боюсь, — прошептала мне жена.
— Я тоже, — так же тихо ответил я.


Немного поколебавшись, давлю на «Z». Петр непроизвольно отшатнулся назад, к окну.
— Здравствуйте, государь. — Я машинально встал и поклонился.
— Здравствуйте, — автоматом повторила жена.
— И вам здоровья, — после некоторой паузы произнес царь всея Руси.
Он сунул потухшую трубку в рот.
— Чудно, чудно… — Похоже, он тоже в сильнейшем волнении.
— Красивая у тебя жена. А ведь действительно, мы одержали преславную викторию над Карлой, как ты и говорил, и даже стих читал. Но только как ты знал об этом? Это же колдовство, не иначе? Какие другие чудеса, которые мне неведомы? Расскажи.
— Да с удовольствием. — Я немного начал приходить в себя. — Только вам, государь, надо перейти к нам, чтобы увидеть это колдовство, как вы говорите.
— Хм, а ты меня не околдуешь? У меня дел здесь еще невпроворот.
— Не бойтесь, здесь нет никакого колдовства. — С языка срывалась самая откровенная ложь.
— Просто надо принять невиданное ранее как действительно существующее.
Хотел бы я сам принять это все как действительно существующее, но свои сомнения не стал откровенно выказывать, дабы не напугать Петра.
— Только прикажите не беспокоить вас, чтобы никто не вошел в комнату, а вы пройдете к нам, и мы вам покажем, как мы живем. Вы в любой момент можете вернуться к себе.


Петр, немного поколебавшись, подошел к двери, открыл и крикнул кому-то.
— Меня не беспокоить, я отдыхать буду, надо будет — сам позову.
Затем подошел к моему столу со своей стороны, пристально посмотрел мне в глаза и решительно шагнул к нам, на нашу территорию.
— Ну, давай, показывай, что у тебя такое интересное. Хороша твоя жена, как есть хороша! Как зовут?
— Елена, — чуть поклонившись, произнесла она.
— Е-ле-на, — протянул Петр. — Имя-то знатное, благородное. Чьих кровей будешь, Елена? Греческих, римских?
— Сейчас уже не понять, за три века столько намешано, не разберешь, — ответил за нее я.
— За какие три века? — машинально спросил Петр.
— Как вам сказать попонятнее? С момента окончания вашего царствования.
Глаза у него расширились, и в них отразилось недоумение.
— Петр Алексеевич, дело в том, что мы с Еленой из будущего, а это наша машина времени.
— Я указал на монитор. — Мы живем тоже на Руси, правда, сейчас мы называем свое государство Россией, и живем мы уже в двадцать первом веке, то есть через триста лет после вашего правления.
Царь смотрел на меня, и глаза его с каждой моей фразой расширялись и готовы были уже вылезти из орбит. Такого неподдельного удивления я не видел никогда. Он ошалело помотал головой.
— Как двадцать первый век? Сейчас одна тысяча семьсот девятый год от Рождества Христова.
— Для вас в вашем времени — да, начало восемнадцатого века, а у нас здесь действительно начало двадцать первого. В это невозможно поверить, но вы и в свое время опережаете многие события, вы своими действиями опережаете свое время. Мы вам покажем такое, до чего наука в ваше время не могла даже додуматься. Вы готовы, Петр Алексеевич?


— Погоди, дай прийти в себя. — Он сунул погасшую трубку в рот, затянулся. — Черт, погасла. Сейчас велю разжечь.
— Зачем? Елена, подай спички государю. Хотя подожди, удивлять так удивлять. Принеси-ка лучше зажигалку.
Петр насторожился, жена вышла из комнаты.
— Тесно у тебя, вестник, заставлено все, потолок на голову давит.
— Тесно, Петр Алексеевич, тесно.
 Вошедшая жена подала ему зажигалку.
— Вот, пожалуйста.
Он взял в свои руки зажигалку и недоуменно посмотрел на меня.
— Что за штуковина? Как с нее огонь добыть?
— Очень просто: нажмите на эту кнопку — и появится огонь вот здесь, — ткнул я пальцем в сопло зажигалки.
Царь нажал осторожно на кнопку зажигалки, синий огонь вырвался из сопла. Он отпустил кнопку, огонь исчез.
— Колдовство, не иначе. А что горит?
— Газ.
— Не знаю сие. Занятная вещица.
Он с некоторой настороженностью поднес зажигалку к трубке и раскурил ее.
— Очень занятная вещица, — и осторожно положил на край стола.
Клубы дыма заволокли комнату, жена закашлялась, я тоже осторожно кашлянул.
— Что, табак не куришь? — Государь рассмеялся. — Вот дымом от тебя и буду защищаться. Чем еще удивишь?
 Похоже, он взял себя в руки.
— Показывай.


Хрущевские проектировщики явно не питали любви к советским строителям социализма, поэтому дома строили однообразно и экономно, чтобы человек всегда ощущал рамки светлого будущего. Я пригласил государя всея Руси пройти в большую комнату через кухню. Он вошел на кухню и недоуменно спросил:
— Это что за комнатенка?
— Это столовая современного россиянина.
Он громко расхохотался.
— У меня работные люди и то вольготнее дома имеют.
Он осторожно поворачивался вокруг своей оси, цепко оглядывая все своим взглядом.
— Я поясню, государь.
— Да уж.
— Вода сейчас поступает прямо в дом. — Открыв кран, указал на воду. — Огонь разводим на специальной газовой печи.
Я взял спички и зажег газ.
— Такого и во дворце у вас нет.
Петр протянул над огнем руку, удостоверяясь в увиденном.
— Чудно, ни дров, ни дыма. Чудно.
— А вот холодильный шкаф для хранения продуктов и зимой и летом. — Открываю холодильник и морозильную камеру.
Он сунул руку в морозильник и прислонил к стенке камеры, отдернул тут же приклеившуюся руку.
— А вот настоящий подарок для современных хозяек — стиральная машина: сама стирает, сама полощет, сама отжимает, — не давая опомниться государю, говорю я, открывая крышку Indesit.
Он присел на корточки, заглядывая вовнутрь машины, хмыкнул.
— Быть такого не может, покажь.
— Да запросто. Лен,покажи государю процесс стирки.
Жена принесла из ванной комнаты грязное белье, загрузила в машину, засыпала порошок, воткнула в розетку вилку, выбрала программу стирки и нажала на кнопку пуска. На передней панели вспыхнули яркие значки цифровой индикации. Петр смотрел как на чудо на все эти
манипуляции и вздрогнул от ярких желтых цифр. Зашумела вода, заливающаяся в машину, и закрутился барабан с бельем.
— Машина сейчас будет греть воду сама и крутить туда-сюда белье в мыльном растворе, потом сама сольет воду и будет полоскать, затем бешено крутиться, отжимать воду, ну а женщины в это время ногти красят, сериалы смотрят, — пояснял я, внося сумятицу в голову царя.
Он завороженно смотрел на крутящийся барабан, как мы в свое время, когда впервые включили автоматическую стиральную машину.
— Чудная механика, чудная. И что, ты это купил все? И где? Дорого стоит?
— Да это все сейчас во всех магазинах продают. Дороговато, конечно, не всем по карману.


— А магазин — это что?
— По-вашему — очень большая лавка промышленных товаров, и лавок этих очень много по России. Наши современные купцы привозят товары, в основном из Китая, и продают.
— А что, все из-за границы привозят? В России не делают, не умеют?
— Да, в основном из-за границы. Пообленились нынче россияне.
— Почто так? Хорошо живут? — допытывался царь.
— Да нет. Дешевле из-за границы привести, чем у себя такое производство налаживать. Да и разучились уже. Наша экономика трещит по швам. Многое уже из-за границы везут. Или иностранцы у нас свое производство разворачивают, свои заводы строят.
— Так ведь хорошо. Стало быть, признали Россию-матушку, коль у нас заводы свои строят, не боятся.
— Это с какой стороны посмотреть, — протянул я. — В основном заводы по сборке готовых машин из их деталей, которые они привозят к нам. И в любой момент они могут остановить производство, если какой-нибудь кризис разразится, а людей — на улицу без выходного пособия.
— Что-то ты мудрено говоришь, я пока не пойму.
— Да мы и сами мало что понимаем. Крутят нами, как пешками, свои игры играют руководители.
— И кто сейчас в управлении? — Петр пытливо взглянул мне в глаза. — Свои, русские, иль иноземцы какие?
— Да вроде бы русские. За спину их не заглянешь, кто там на самом деле свои дела делает. Политика — дело темное и неблагодарное. Мы только после смерти своих правителей правду-то и узнаем, или что-то возле правды.
— Хех, согласен. А все-таки кто сейчас: Романовы, Нарышкины — кто?
— Эх, Петр Алексеевич. Пресеклась царствующая династия разом в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году, а расстрел царской семьи Романовых положил конец монархии российской.
— И кто это порешил семью царскую разом? — Петр сильно затянулся, заметно напрягшись.
— Новая власть. Власть рабочих и крестьян.
Петр переменился в лице. Оно приняло злобное выражение, несколько схожее с тем, что я видел в первых фильмах про Петра Первого.
— Как чернь подняла руку на царя, на ставленника Божьего? — Он не проговорил, он прохрипел с натугой. Лицо его побагровело, глаз задергался. — Вы что здесь, белены объелись? Супротив царя, супротив Бога пошли?!
— Успокойтесь, Петр Алексеевич, почти сто лет назад это было. Страшное было время, тяжелое для России. Но эхо того времени до сих пор тяготит государство, слишком громадную цену заплатила Россия и за недальновидную политику последнего царя, и за бунт народный, который подорвал надолго устои государства. Да что я говорю. Я могу фильмы показать, если время найдете. Сами все и увидите, как было на Руси после вашего правления.
Последнюю фразу надо было попридержать.
— После моего правления? — повысил голос царь, но, спохватившись, взял себя в руки. — Голова кругом идет, с ума бы не сойти. Все как во сне, бред, да и только. Правду говоришь, вестник?
— Правду, государь. Пойдемте, я кино вам покажу про нашу действительность, как мы сейчас живем.
— А где это, далеко? У меня дел по горло.
— Да нет, недалеко, в соседней комнате.
Он воззрился на меня.
— Опять штуковину покажешь заморскую?
— Да, телевизор называется. Своего рода окно в мир, в мир нашей действительности.


Мы прошли в соседнюю комнату, где сидел мой младший сын и резался в «Контр-страйк». Он был в наушниках и даже не обратил на нас никакого внимания, киберпространство полностью поглотило его.
— Это мой младшенький на своем компьютере в игрушку играет.
Петр впился взглядом в его монитор. На экране мордоворот, до зубов вооруженный различным оружием, которое моментально появлялось в его руках, от ножа до автомата, носился по этажам, поливая огнем появляющихся солдат.
— Это что за оружие у него? — ткнув пальцем в монитор, произнес пораженный Петр. — Или это выдумка какая?
Сын сдернул наушники, обалдело глянул на Петра.
— На Петра Первого похож. Вы кто?
— Да Петр Первый и есть, — расхохотался царь. — Смотри, знают меня. — Он горделиво взглянул на меня. — Знают и помнят. Стало быть, правильное дело на Руси делаю, правильное, что и сейчас помните. Так из чего стреляют-то?
— Да из «калаша», из М-16, из «Глока», — приходя в себя, пробормотал сын.
— Ты по нормальному скажи, — сказал я, — даже я с трудом понимаю, о чем ты говоришь. — И, уже обращаясь к царю, поясняю: — Это новые виды современного оружия, но здесь у него мультик, я потом настоящее покажу. А вот наш телевизор.
Петр подошел к телевизору, осмотрел его со всех сторон.
— И что за ящик?
— Секунду.
Я взял пульт и включил первую программу — шел очередной бессчетный сериал.
— Вот кино про нашу жизнь показывают, как мы сейчас мордобою учимся, не выходя из квартиры.


На экране наши доблестные правоохранительные органы пресекали очередную банду под вой сирен, тормозов и грохот выстрелов.
— Это на чем они ездят, из чего стреляют? Так быстро бегают, дерутся, не успеваю понять ничего, мельтешит все перед глазами. Чудно все как.
— Почаще заходите — привыкнете, — пошутил я. — Можно по каналам пробежаться, посмотреть, как в других странах живут.
— Как это?
— Да запросто.
Я стал щелкать кнопками на пульте, выбирая канал с английским языком, немецким.
— И с ними говорить можно? — Петр вплотную приблизил к экрану свое лицо.
— Нет, только смотреть и слушать. Это только с моего компьютера можно.
— Чудно, просто диво невиданное.
— Да, наука и техника далеко шагнули с петровских времен. Есть интересные открытия и изобретения, от которых даже у нас дух захватывает.
— Это ж какие? — спросил царь, не отрываясь от телевизора.
— Ну, например, в космос летаем, на Луну, на Марс. Строение атомного ядра постигли.
— На Луну? Да быть такого не может. Да как вы по воздуху летаете? Как птицы, что ли? — Петр пристально посмотрел на меня, проверяя, правду говорю или лукавлю.
— Да лучше, чем птицы, быстрее, выше и дальше. До Европы от нас за три часа на самолете можно долететь.
— А что есть самолет?
— Машина такая с крыльями, по воздуху летает, — развел я руки в стороны, изображая самолет.
— И что, тоже машет, как птица? — Он вперился в меня своим пронзительным взглядом. — Покажь!
— Да, пожалуйста. Ну-ка, сын, найди по интернету какой-нибудь самолет.
Сын ошарашенно смотрел на меня недоумевающим взглядом.
— Вы что дуньку тут передо мной разыгрываете? Так я и поверил, что это царь Петр Первый. Он давно уж умер, лет триста назад, если не больше.
— Простите его, Петр Алексеевич. Он ничего не знает, — поспешил опередить я гнев царя.
— Что я не знаю? — не унимался сын. — Что вы тут скрываете от меня?
— Погоди, потом все объясню. Ты самолет покажи нам какой-нибудь.
Он посмотрел на нас, хмыкнул.
— Да, пожалуйста.
Клацнул клавишами — и на мониторе появился военный истребитель Су-27.
— А почему этот? — поинтересовался я.
— Потому что самый лучший истребитель наш. Тут и видео есть.
Он запустил ролик, где истребитель разгонялся по аэродрому и взмывал в небо, довольно показательный ролик.
— Вот, пожалуйста, Петр Алексеевич, это и есть самолет, военный, наш, российский.


Петр не проронил ни слова. Он завороженно смотрел на самолет, на фигуры, которые тот выписывал в небе. И уж совсем застыл от удивления, когда истребитель выпустил две ракеты, которые смачно разнесли какой-то каменный дом.
— Во, моща, — удовлетворенно протянул сын. — Классный самолет, зверский. На таком бы погонять.
— А еще? — подал голос очнувшийся государь всея Руси. — Еще покажь.
— Покажи пассажирский какой-нибудь.
— «Боинг», что ли?
— Ну, хотя бы и «Боинг», самолет же.
Он пощелкал клавишами, и перед нами показался салон самолета, где в три ряда по три человека сидели пассажиры.
— Смотрите, Петр Алексеевич, это внутри самолета. Помещается человек сто пятьдесят, чуть больше, и за несколько часов долетают из Америки до Европы. Или за три часа
от Москвы до Парижа.
— За три часа?! Сказки говоришь. В карете с четверкой лошадей туда ходу на месяц хватит, а ты — три часа.
— Так ведь по воздуху, почти тысяча верст в час. Только вздремнуть и успеваешь.
— А ты так летал? — саркастически поинтересовался Петр.
— Я про себя и говорю. Прошлой осенью летали из Москвы в Париж, в отпуск. Вон, смотрите, как взлетает самолет.
Большой пассажирский «Боинг» разогнался по взлетной полосе, оторвался от земли и, убрав шасси, взмыл в небо, набирая высоту.
— И почему он не падает, а летит? Что его двигает?
— Как вам попроще объяснить? Вот как из пушки взрывающийся порох выталкивает ядро, а сама пушка откатывается в другую сторону, так и здесь используется специальная большая пушка — турбина, из которой вылетает огонь, толкая турбину в другую сторону. Вот на таких двух или
четырех турбинах и летит самолет.
— А если что сломается?
— Самолет упадет, и все разобьются.
— И что, падают эти самолеты?
— Бывает иногда. С лошадей тоже падают и тоже разбиваются насмерть.
— Так ведь один, а тут сразу полтораста душ. И летают, не боятся?
— Летают. За скорость надо платить.
— Велика же плата.
— А теперь, сын, покажи нам какой-нибудь военный корабль. Я думаю, Петр Алексеевич, вам будет очень интересно, как выполнялись ваши указы и в наше время.


Петр, сузив глаза, пристально посмотрел на меня.
— Очень интересно, — и уже обращаясь к моему сыну: — Покажь, что теперь на морях российских делается.
Сынуля набрал в поисковой строке «Яндекса» запрос «военный корабль», и тот вывалил ему несколько сотен страниц. Первым выскочил «атомный ракетный крейсер «Петр Великий».
— Ну надо же! — воскликнул я. — В самый раз. Вот его и покажи в первую очередь во всей красе.
Сын щелкнул на странице, появилась фотография с текстом. Перед нами предстал корабль, вид которого производил завораживающее впечатление.
— Вот, Петр Алексеевич, крейсер, названый в вашу честь, «Петр Великий».
Царь как будто не обратил внимания на концовку моей фразы, он буквально впился в изображение на мониторе.
— Странно, а где мачты у этого крейсера? Как он ходит? И как велик в размерах? Где пушки? — Он чуть ли не касался лбом монитора. — Слишком маленькая картинка, чтобы все рассмотреть.
— Сейчас, государь, я прочитаю, чем он напичкан, а потом еще картинки посмотрим, где он покрупнее выглядит.
Пока я читал текст под фотографией, Петр смотрел и смотрел, не отрываясь от крейсера. Начинка корабля своими возможностями удивила даже меня. Столь мощное вооружение поражало своими характеристиками, и казалось, что более могучего корабля не найти и уничтожить такого
монстра практически невозможно. Петр оторвался от картинки, затянулся трубкой, выдохнул клуб дыма.
— Ничего не понял. Что за ракеты? Что за радары? И как это из пушки выстрелить сорок выстрелов в минуту? И пушек-то маловато. А попасть в мишень на расстоянии семи миль — тут уж перебор. Ее глазами-то не увидишь, чтобы попасть. Что-то темнишь, вестник, или недоговариваешь. Понял, что велик корабль, велик. Сто двадцать пять саженей, двенадцать этажей, весь из железа — даже представить не могу. Далеко ушли ваши корабелы, далеко. Ну, а другие картинки его покажь, вьюноша, — обратился он к моему сыну.


Сын запустил слайд-шоу, и на мониторе появились впечатляющие фотографии крейсера с разных ракурсов. Останавливая некоторые, я давал пояснения, чтобы хоть как-то продемонстрировать Петру возможности корабля. Очень впечатлила его картинка с запуском ракеты, которую я как
мог, на пальцах объяснил. А возможность поражать противника на расстоянии до пятисот миль с помощью ракет просто развеселила его.
— Ну, ты это врешь, быть такого не может.
— Да очень даже может. Эти ракеты среднего радиуса действия. Есть ракеты стратегического назначения. Вы бы в свое время могли обстреливать с помощью таких ракет Стокгольм, не выезжая из Москвы. Хотя для такого города хватило бы и одной ракеты. Король Карл потерял бы все свои войска от одного такого выстрела.
— Уж не в преисподнюю ли я попал? Это что за оружие такое дьявольское? Мы о таком и помышлять не смели. Это ж сколько людей убить можно, винных и невинных?
А город? От него ничего же не останется. И для чего такая победа, если нельзя воспользоваться трофеями, товарами?
— И это еще полбеды, — мрачнея, добавил я. — На это место лет триста нельзя будет зайти. Все будет заражено радиацией.
— А это что еще за напасть?
— Радиоактивное излучение. Это как солнце излучает свет и тепло, так и эта местность триста лет будет излучать смерть на многие десятки километров.
— И вы до сих пор воюете? — изумился Петр. — За триста лет после нас…— здесь он поперхнулся,— вы еще не навоевались? Уж можно было все завоевать и перезавоевать. Только торговать и к друг другу в гости ездить, удивлять новинками, диковинными машинами, достижениями ученых мужей.
— Так ведь она, торговля, и есть источник всех войн. Войны за рынки сбыта. Ведь вы сами окно в Европу рубили не топором. Мечом.
— Какое окно? — машинально переспросил Петр.
— Это так называлось завоевание выхода в Балтийское море. И, стало быть, война, многочисленные жертвы, которые были принесены для осуществления вашей мечты. Об этом любой школьник у нас знает, правда, сын?
Тот переводил взгляд то на меня, то на Петра и улыбался такой улыбкой, которая однозначно указывала на то, что психотерапевт был бы сейчас кстати.
— Чего молчишь? Или ты не знаешь по истории про эти северные войны России со Швецией за выход к Балтийскому морю?
— Ну, проходили. Что из этого?
— Вот, — торжествующе посмотрел я на государя. — Петр Алексеевич, за триста лет после вашего правления все изучено и переучено. Написаны сотни книг про эти войны, десятки фильмов сняты на эту тему. Кстати, у меня даже сейчас такая книга есть, так и называется — «Петр Первый».
Хотите, покажу?
— Показывай. — Он был явно нетерпелив.


Я вышел в другую комнату и принес книгу, перечитанную уже дважды. Он взял ее в руки.
— Говоришь, здесь про меня написано, что делал, о чем думал, как окно рубил? — Петр пронзительно посмотрел мне в глаза.
Отвести взгляд сейчас — значит, внести недоверие в его душу, но и выдержать такой напор бешеных глаз тяжело.
— Да, государь, тем более, что сама книга написана основываясь на многочисленных летописях из разных источников, которые в основном говорят одно и то же, различаясь только в мелких деталях, — как можно тверже говорю я. — Ну и написана она как художественная, рассчитана на широкий круг читателей, а не историков.
Он полистал книгу.
— Очень мелко написано, да и толстая. Писатель приврал, наверное, с три короба для красоты изложения вперемежку с фактами. Откуда ему ведомо, о чем я думал? Да и кто может это знать, кроме меня самого?
— Я могу судить о точности исторических фактов, изложенных в этой книге, они достоверны.
— Что ж, посмотрим, если смогу все прочитать.
— Хм, Петр Алексеевич, — ухмыльнулся я, — а вот это вряд ли получится.
— Что? — Он изумленно приподнял брови.
— Вам не придется читать эту книгу, не положено. — Внутри у меня все напряглось.
— Как не положено? Ты что, мне перечить будешь? — Глаза буравили меня насквозь. — Ты супротив меня идешь? Меня, государя твоего?
— Петр Алексеевич, — как можно мягче, но настойчиво сказал я, — вам эту книгу читать нельзя, запрещено.
— Кем запрещено? — напыщенно и угрожающе произнес он.
— Кодексом вестника — нашим кодексом, — сориентировавшись выпалил я. — Кодекс вестника запрещает посвящать кого бы того ни было из прошлого в факты его личной биографии в будущем. Это закон.
— А что, если я велю позвать солдат? Они выбьют из тебя шомполами весь этот кодекс!
— Зовите, если сможете. Вы же у меня в гостях, а не у себя в штабе, — как можно спокойнее сказал я.


— Мишка! — Зычный голос Петра взвинтил атмосферу комнаты. — Подь сюда!
Я напрягся, страх сжал, как обручем, мою грудь. Зная о том, что государь иногда самолично расправу правил, я отошел от него подальше.
— Что пятишься? Сейчас узнаешь, как перечить царю. Мишка! Где тебя черти носят?
В комнату быстро вошла жена.
— Что случилось? Чего вы так кричите, Петр Алексеевич? Не хотите ли чаю с медом, с пряниками?
Петр набычился.
— Где Мишка?
— Ваш Мишка там, в прошлом, а мы здесь, в настоящем, — певучим голосом, которого я никогда за ней не замечал, протянула она. — Так будете чай?
— Э нет, никаких продуктов! — почти выкрикнул я, выйдя из оцепенения.
— Что, тоже кодекс запрещает? А как же хлеб-соль на Руси?
— Здесь другой момент, медицинский. Нельзя употреблять ни пищу, ни воду, ибо наша микрофлора может оказать губительное воздействие на субъекты из прошлого. Вы же не хотите подхватить что-нибудь этакое у нас и, возможно, умереть, не выполнив своего предназначения там, у себя, в своем времени?
— Нет, не хочу, — буркнул царь, отводя глаза в сторону.
— Мы сегодня победили страшные болезни прошлого, такие как чума, холера, оспа, но взамен приобрели не менее страшную болезнь СПИД и ряд еще вирусных заболеваний.
Поэтому я думаю, только водку можно здесь опробовать. И то только для профилактики возможных вирусных инфекций, чтобы не занести с собой туда, к вам.
— Ну, давай тогда водки. А то у меня голова скоро взорвется от увиденного и услышанного.
Я немного задумался: «Если ему дать водки, последствия могут быть непредсказуемыми. Потом придется вызывать полицию, а вот лишних персонажей нам не надо».
— Извините, Петр Алексеевич, но, пожалуй, в другой раз. Дома спиртное не держим, да и настоящую надо найти, чтобы не напороться на паленку.
— Что, поддельная водка? Ну, все как у нас. До сих пор не перевели жулье? У нас за это головы рубят, чтоб людей не травили.
— А у нас нельзя, смертную казнь в России отменили.
— Что за причуды?
— А вот так, гуманное отношение к человеку как к таковому.
— А какое отношение к тем, кто людей насмерть своей водкой опоил? И как вы их здесь наказываете — в кандалы и в острог?
— Почти. В колонию на перевоспитание, на срок в зависимости от тяжести содеянного.
— Людишек потравил — и еще срок даете? На что? На перевоспитание? — Петр захохотал.
Потом резко оборвал смех.
— Плаха и топор — вот и все воспитание. Глядя на таких, другие задумаются. Значит, не будешь меня угощать? Ладно, возьми свою книгу, кодекс так кодекс.
Он протянул мне книгу, но, когда я взял ее, выдернул обратно.
— А может, для государя российского исключение сделаешь?
— Я где-то читал, что, зная заранее свою жизнь, жизни не получится, лишь ожидание очередного известного сюжета. А вы, Петр Алексеевич, и так впереди всех в тогдашней России как минимум на десяток шагов. Вы сделаете в точности так, как здесь написано. Вы и без книги знаете, что
делать. Она вам не нужна.


Он протянул книгу мне.
— Я и не собирался читать сей труд. А ты впредь не искушай слабых духом. Любой хочет знать, что там впереди, и только сильный идет вперед и видит все сам. А теперь отпусти меня, дела ждут, государственные.
— Да, пожалуйста, Петр Алексеевич. Да и сыну вестника пора тайну приоткрыть, он уж весь извелся.
— Да, пора бы кончить эту комедию, меня друзья ждут в «Скайпе», вон звонки за звонками идут.
— Ну, так идем, проводим государя.
Мы прошли в мою комнату, монитор мирно спал, чернея потухшим экраном. Я тронул мышку, и появилась комната государева.
— Никого, — удовлетворенно заметил я.
— Пусть попробуют нарушить покой государя — вмиг розги попробуют.
— Смотри, сын. Видишь комнату?
— Ну, вижу.
— А теперь смотри в обморок не упади, опозоришь меня перед царем.
— Не упаду, не бойся. Чего ты такого можешь сделать? — насмешливо сказал он.
— Ну, тогда гляди. — И я нажал клавишу «Z».
Стенка исчезла, и мы оказались на границе комнаты, почти в ней.
— Супер! — ошарашенно протянул сын.
— Слава Богу! — еле заметно прошептал Петр. Он шагнул быстро в комнату. — Не желаешь теперь в гости ко мне?
— Спасибо, Петр Алексеевич. Но я думаю, вам нужно отдохнуть и прийти в себя от увиденного и услышанного.
— Да, ты прав, такое надо крепко обдумать. И вот еще что. Не подглядывай за мной больше. Как придешь, сразу дай мне знать. И день-два не приходи — дел полно.
— Хорошо. До свидания.
Жму на «пробел», Петр остался только в мониторе.