Подружки

Рассказ

Миллениум, дача, портрет

Год 2000

Вероника держала в руках кружку с горячим кофе, от которого вверх поднимался ароматный дымок. В соседней комнате кружила круговерть Нового года, веселье, крики детей, шум, встречали не только Новый год, но новый век. А она посередине праздничной суеты, потеряв интерес ко всему, ушла в кухню, уселась в плетеное кресло и с кружкой в руках созерцательно разглядывала иней на морозном стекле. Подруга Катя однако пришла в кухню вслед за ней с бокалом вина в руках и укоризненно заметила:
– Ты же хозяйка этого дома, и этого Нового года, а уходишь ото всех опять!
– Катя, – спросила тогда Вероника, – ты помнишь тот мой портрет в девятилетнем возрасте?
– Ещё бы, – ответила подруга, – если бы меня в том возрасте так вот нарисовали, какая была бы память! Подруги на какие-то мгновения умолкли, погрузившись в плен сладких воспоминаний.

Эпизод в памяти Вероники
Та же дача двадцать лет назад

В зимней пуховой шапочке, в беленьком полушубке, девятилетняя Вероника поднялась на веранду, рукавичкой начертила на ледяном стекле смешную рожицу. Тут распахнулась дверь, и вся праздничная суета с какофонией звуков и с детскими криками предстала перед ней во всей красе. Девочка не успела опомниться, как её подхватили, втянули в большой хоровод и, не в силах противиться, она тоже пустилась в пляс. Но затем, все же отмахнувшись от назойливых сестер и братьев, она скинула полушубок и шапочку, оставшись в миленьком, подаренном папой свитерочке и юбочке. Тряхнув головой, она распустила волосы по плечам. Оббежав елку, Вероника увидела одноклассницу Катю, замершую немо в восторге перед чем-то. Вероника умерила шаг, и тихонечко подойдя на цыпочках, очень нежно тронула подругу за плечо. Внимание подружки привлекла большая игрушка, заяц-барабанщик.
– У меня точно никогда ни будет такого, – с неподдельной тоской в голосе сказала она. Вероника ни успевает ответить, потому что появляется мама и зовет их к праздничному столу. Веронике же кусок в горло не идет, искоса наблюдая за подружкой, погрустневшей и опечаленной, она подзывает маму и что-то шепчет той на ухо. Та согласно кивает, при этом одобрительно потрепав дочь по плечу. И вот в самый разгар праздничного ужина, заяц-барабанщик победно прошествовал по столу мимо салатниц и тарелок, выбивая четкую дробь, и остановился прямо возле Кати. Ах как загорелись глаза девочки!
– Он мой? – тихо спросила она, и присутствующие, переглянувшись меж собой, согласно закивали.
– Я приму его в пионеры, – смахнув счастливую слезинку, – сказала девочка, – маленький галстук ему мама сошьет…

Опять наши дни

– А где сейчас этот заяц? – спросила Вероника. Катя отставила бокал и кивнула в сторону двери. Та распахнулась, и в комнату прошествовал заяц, пионер и барабанщик, на шее которого горел маленький алый галстук. Выбиваемая им дробь была та же самая, что и двадцать лет назад. Вслед за зайцем в комнату зашел сын Кати…
– Родные вы мои, – тихо сказала Вероника. – Ты помнишь эти дни в студии твоего отца? – спросила Катя.
– Ещё бы не помнить! – воскликнула Вероника.

В доме Вероники. Вероника и Катя, 15 лет, 1985 год

Раннее-раннее утро. Катюша стоит у окна в ещё не прояснившемся свете первого луча. Стол её подруги Вероники завален учебниками, поверх них ещё лежит открытый портфель. Из другой комнаты появляется Вероника, ещё полусонная, подходит к Катюше, кладет руку ей на плечо, вместе они наблюдают как встает рассвет за окном. Подружки сидят на подоконнике, поджав под себя ноги, и неспешно беседуют, а за окном тем временем рождается новый день.
Проходит час, подружки уже в школьных платьях сидят за столом, завтракают, пьют чай. Тут же хлопочет мама Вероники, такая же юная и совсем молодая, пытается дать девочкам кое-какие советы.
Вероника в ответ смеется и отмахивается от попыток мамы сунуть ей в портфель бутерброд. Не хочет того же и Катя. Возмущенная мама пытается пожаловаться отцу, который, сидя в кресле, отгородился от всего мира газетой, но тот отмахивается от нее.
Вероника теребит подругу, чтобы быстрее уйти в школу.
Девочки выходят из подъезда, совсем недалеко от их дома простерся старый, заросший до основания диким кустарником парк, пользующийся дурной репутацией. Девочкам через него идти в школу ближе, но они предпочитают другой путь. Мама с немалой тревогой в глазах наблюдает за девочками из распахнутого окна.

Школьный двор, старый парк

После уроков подруги любили приходить на задний, закрытый от всех посторонних глаз, двор школы и читать. Притом Катя любила садиться на старый потертый чемодан, который отдал им сторож, а Вероника усаживалась под деревом. Здесь девочки чувствовали себя посвободнее, чем в официозно строгой обстановке школы, на заднем дворе царила тишина, даже мальчишки не приходили сюда курить. Строго застегнутые по уставу школы, здесь они чувствовали себя свободнее, ворот школьного платья что у Вероники, что у Кати расстегивался до передника. Это как бы был их своеобразный протест против строгости школы с её бесконечными пунктами, уставами, и дресс-кодами.
Впрочем, застегнутыми и правильными девочки если и были, то, верно, только в стенах школы, вне школы примерным поведением они ничуть ни отличались, отнюдь. Почитав и насладившись тишиной, подруги, забрав портфели, шли домой через старый, заросший парк, по пути обсуждая прошедший школьный день. Их путь пролегал через полузаросшие тропинки, сквозь сумрак разросшихся крон деревьев, мимо забытых, скрытых густым кустарником лестниц, неизвестно кем и зачем построенных здесь. Иногда девочки останавливались отдохнуть на этих лестничках и, как правило, Катя, преисполненная нежности к подруге, клала голову ей на колени, будто предчувствуя какую-то разлуку или беду. А иногда девочки, пользуясь тем, что их не видят и не настигнут здесь, играли в карты, позаимствованные у родителей.

Квартира Вероники

Прекрасный солнечный день. Подруги, обе в школьной форме, пройдя через парк, зашли в подъезд своего старого дома. Остановились у огромного узорчатого окна в старом стиле, мгновение, и Вероника вскакивает на широкий подоконник, делая несколько танцевальных движений. Спускающийся сверху старенький дедушка просто замер в немом восторге перед этой грациозной красотой. Но для порядка все же погрозил им палкой. Прыснув от смеха, девочки устремляются по лестнице вверх к своей квартире.
Подругам предоставлена полная свобода, родители в командировке, и практически целая мастерская в их полном распоряжении.
Вероника сразу заявляет, что собирается рисовать, и уходит в другую комнату переодеваться.
Катя остается в школьной форме, сняв только белый передник. Пока подруга переодевается, она неспешно перебирает книжки со старинными потертыми корешками, те книги, которые годами собирал отец Вероники. Она проводит пальчиком по пыльным корешкам и тихонечко так бормочет что-то про себя.
Тем временем возвращается Вероника, переодевшаяся в мальчишескую клетчатую рубашку, и комбинезончик. В этой одежде она всегда рисовала в доме отца. Катя, увидев подругу, одобрительно кивает головой на тот самый магнитофончик, который они всегда включают при рисовании.
– Врубай, – повелевает Вероника. Под звуки «Машины времени» Вероника садится к холсту и делает первое ещё робкое прикосновение, первый мазок кистью.
– Ну что же, – говорит Вероника подруге, – ты позировать готова?
Держащая в руке чашку чая Катя чуть не поперхнулась.
– Я?! С чего это вдруг?
Вероника, скорчив рожицу, шуточно грозит подружке кулачком.
– Но не в школьном платье же мне позировать, – робко возражает Катя. – Ты хоть бы заранее предупреждала.
– Помнишь, я позировала брату, когда мне было девять? Это было тоже неожиданно, – ответила Вероника. – Это был Новый год.
Эпизод в памяти

Вероника, девять лет, позирует

Вероничка сидела на окне и по велению художника, своего старшего брата, сдувала с рукавички невидимые снежинки. Смех распирал грудь девочки, рвался наружу, она его еле сдерживала. Ничего у брата не получалось в этот прелестный новогодний вечер. Образ новогодней девочки не вырисовывался.
– Ладно уж, – чуть зло сказал он, – хватит на сегодня, сестренка.
Довольная тем, что наконец можно выпрямить спину, озорная девочка резко вскочила на подоконник сорвала с шейки белый шарфик и начала махать им, словно спортивной лентой, звонко смеясь.
– Замри, замри, сеструха! – закричал художник, – замри вместе с этим шарфиком, ты умничка! У художника также озорно блестели глаза, как у сестры. Схватив кисти, он начал переносить её образ на холст с особым рвением. Это было рождение шедевра, вошедшая в комнату мама замерла и отступила назад бесшумно, чтобы не мешать детям творить.

Наши дни

– Вот и я, также как брат, хочу поймать то самое мгновение, когда рождается образ, понимаешь? Кого я только не пробовала рисовать, ничего не получалось.
– А ты можешь представить и нарисовать, какая ты будешь через пятнадцать лет? – неожиданно спросила Катя.
Вероника и Катя замерли перед пустым мольбертом, но потом Вероника толкает Катю вперед на пустое место и строго говорит.
– Надень передник обратно, застегни воротник, как положено по нашему школьному уставу, возьми любой интересный новый журнал и просто сиди читай, поняла? Вон там сядь, на коврик. Катя, зная, что подружка кремень, молча подчинилась, Вероника начала делать на холсте первые штрихи, мазки, робкие линии.
Вот нанесена точка, та самая, от которой дальше будет рисоваться Катино лицо, и еще один штрих, после которого Вероника, замерев, смотрит, высунув по привычке язычок, на это еще непонятное нечто.
Катя тоже с понятным волнением смотрит в сторону Вероники. И вот появляются человеческие черты, но это явно не Катя.
Вздохнув, Вероника отложила кисти и встряхнула затекшие руки.
Сегодня с утра она рисовала почти без остановки, на холст она вновь по привычке перенесла обстановку отцовской мастерской, той, в которой пятнадцать лет назад она рисовала подругу Катю. Теперь ей хотелось вписать сюда свой автопортрет, почему-то вдруг ей очень захотелось написать автопортрет.
Портрет ее девятилетней, нарисованный братом, и портрет Кати висели рядом в её мастерской, перешедшей от отца.
Вероника рисовала себя, вписывала в пейзаж мастерской вглядываясь в свое большое фото, но внезапно она поняла: что-то идет не так. Вероника замерла и, вздрогнув, отступила от холста. На нее с холста смотрела она же, но только пятнадцатилетняя.
Появилось ощущение чьего-то присутствия в пустой мастерской. Оглянувшись, она увидела девочку в клетчатой рубашке, запачканной краской, и так реально было её присутствие! Вероника смахнула слезинку и сделала шаг навстречу себе прошлой, их руки сблизились.
Вероника была так напугана, что отбросила кисть, как бы она ни пыталась нарисовать Катю, на холсте вырисовывалась женщина, похожая на нее саму, но старше. Не выдержав, Катя подошла и тоже взглянула на холст.
– Ну вот видишь, ты нарисовала себя значительно старше.
Вероника оторвалась от холста и посмотрела на подругу уже каким-то иным взглядом, и от этого лучистого взгляда Кате стало совсем светло на душе.
– Катя, я обязательно нарисую твой портрет, – сказала Вероника, – и это будет лучший портрет в мире! Ты лучшая подруга! А я стану художницей, лучшей в мире, богатой и знаменитой!
– Станешь богатой, зазнаешься! – весело осадила подругу Катя. Расхохотавшись, подружки начали дурачиться и шутливо пихать друг друга, а потом пустились в пляс под ритмы «Машины времени».
Окружающий мир смотрел на девчонок через окно, их радость, их счастье, и жажда первых открытий – всему он был свидетелем. Нерасторжимая связь времен скрепила берега, на одном из которых девочки ещё юны и со страхом и тревогой смотрят в будущее. На другом, прожив определенную часть жизни, они смотрят на прошлое и не верят, что те беспечные девчонки и есть они сами.
За окном окружающий мир не совсем плавно, но стремительно перетекал в двадцать первый век.

Ноябрь 2016