Смерть Эдит Седергран

Утро началось с тишины. Не той, что обволакивает, как пуховое одеяло, а той, что давит, как камень на груди. Эдит проснулась от собственного кашля — сухого, лающего, будто из глубины её лёгких рычал зверь, пытаясь вырваться на свободу. Она лежала, уставившись в потолок, где трещины на штукатурке складывались в причудливые узоры, напоминающие карту неизвестной страны. «Страны, которой нет», — подумала она, и губы её дрогнули в слабой улыбке.

Мать, Хелена, уже хлопотала на кухне. Запах полыни и варёной картошки смешивался с запахом лекарств, создавая странный, горький аромат, который Эдит давно перестала замечать. Она закрыла глаза, пытаясь представить, как пахнет море в Ницце, где она когда-то лечилась. Но память подводила: вместо солёного бриза она чувствовала лишь сырость и плесень.

— Эдит, ты проснулась? — голос матери был тихим, как шёпот.

— Да, мама, — ответила она, не открывая глаз.

Хелена вошла в комнату, неся чашку с бульоном. Её лицо, измождённое годами забот и тревог, казалось ещё более бледным в утреннем свете. Эдит посмотрела на неё и почувствовала вину. «Она отдала мне всё, а я... что я могу дать ей взамен?»

— Поешь, — сказала Хелена, ставя чашку на тумбочку.

— Спасибо, мама.

Эдит попыталась сесть, но тело не слушалось. Каждая кость, каждый мускул кричали о боли. Она сдалась, оставаясь лежать, и мать, вздохнув, начала кормить её с ложки.

— Сегодня будет жарко, — сказала Хелена, глядя в окно.

— Да, — согласилась Эдит, чувствуя, как пот уже начинает стекать по её вискам.

Окно было открыто, и в комнату врывались звуки леса. Сосны шептались друг с другом, ветер играл в их ветвях, как в струнах арфы. Эдит закрыла глаза, слушая. «Они говорят со мной, — подумала она. — Они всегда говорили со мной».

После завтрака Эдит попросила мать помочь ей сесть у окна. Хелена, хмурясь, подложила под спину подушки, и Эдит, опираясь на них, смотрела на лес.

— Ты не устанешь? — спросила мать.

— Нет, мама, я хочу побыть здесь.

Хелена ушла, оставив её одну. Эдит закрыла глаза, вдыхая запах сосен. «Они такие же, как и тогда, — подумала она. — Когда я была маленькой и бегала босиком по мху».

— Эдит, — прошептал ветер.

Она открыла глаза, но вокруг никого не было. Только деревья, качающиеся в такт её дыханию.

— Эдит, — повторил голос, и она поняла, что это не ветер.

— Я здесь, — ответила она тихо.

— Ты помнишь? — спросил голос.

И она вспомнила. Вспомнила, как бежала по лесу, смеясь, как падала в сугробы, как писала свои первые стихи, сидя на пне. Вспомнила Швейцарию, где небо было таким же голубым, как её мечты. Вспомнила войну, которая забрала у неё всё, кроме слов.

— Я помню, — прошептала она.

— Ты устала? — спросил голос.

— Да, — ответила она, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

— Отдыхай.

К вечеру жара стала невыносимой. Эдит лежала на кровати, чувствуя, как каждая клетка её тела кричит от боли. Мать сидела рядом, держа её руку.

— Мама, — прошептала Эдит.

— Я здесь, дочка.

— Открой окно.

Хелена встала и распахнула окно. В комнату ворвался прохладный воздух, смешанный с запахом сосен и озера. Эдит закрыла глаза, вдыхая его.

— Ты видишь? — спросила она.

— Что, дочка?

— Там, за озёрами...

Хелена не успела ответить. Эдит умерла, так и не закончив фразу.