Нефанатка. Глава девятая

Спустя недолгое время хорошее настроение снова вернулось к ней.
 Ксюша шла вдоль набережной, своей обычной, привычной дорогой. В такт шагам она слегка помахивала школьным портфелем, грызла Вовкино яблоко, немного щурилась на, уже почти подходящее к горизонту, солнце и напевала мелодию, которую последние несколько часов наигрывал на гитаре Федька.
 Её уличный «прикид» почти не отличался от школьного, только сверху была накинута совсем лёгкая белая ветровка, а осенние черные туфли на невысоком каблуке заменили школьные балетки.
 По вымощенным крупным булыжником улочкам их провинциального городка в обуви на каблуках ходить было совсем невозможно.
 Ксюша наслаждалась солнцем и чистым, немного влажным от реки воздухом. После долгого дня проведённого в помещении школы, казалось, что он сам собою заполняет её лёгкие — не надо даже и дышать.
 А вокруг Ксюши, куда не кинешь взгляд, во всей своей многообразной цветовой палитре представала, радуя  и глаз и душу, красавица осень.
Осень иногда бывает до такой степени пронзительно, непередаваемо очаровательной и прекрасной, что в какие-то моменты человек может даже совсем без всякой причины расплакаться, от лицезрения всей этой немного грустной, прощальной красоты.  С Ксюшей такое случалось не раз.
 Жаль только, что погода в эту пору бывает очень неустойчивой.
 Днём ещё бывают моменты, когда кажется, что лето ещё вовсе не закончилось — так тепло и ласково припекало солнце, а на ярко-синем небе почти совсем не было туч.
 Ночами же наоборот - уже случаются лёгкие заморозки — первые предвестники зимы.
 Ходьбы до дома оставалось ещё примерно с километр.
 Ксюша, решила не терять понапрасну время и стала размышлять о том, что она    наденет в пятницу на концерт.
 В какой-то момент она вдруг рассмеялась своим собственным мыслям, на, что, как ей показалось, обратили внимание встречные прохожие.
 Просто она  сейчас вспомнила про свои модные белые колготки, так откровенно раздражавшие Людмилу Афанасьевну.
 Ксюша слегка при очередном шаге потянула ногу, чтобы посмотреть ещё раз на них.
 Колготки эти ей привезла из Ялты мама, где та отдыхала этим летом в санатории по бесплатной путёвке от профсоюза.
 А рассмешила Ксюшу мысль, о том, что бедная Людмила Афанасьевна даже не предполагает какие ещё испытания приготовила ей злодейка-Судьба.
 И предвидеть их, по иронии этой самой Судьбы, могла одна только Ксюша.
Всё дело было в том, что Ксюшина мама из Ялты привезла вовсе не одни только безобидные, совсем невинные по своей сути, белые колготки.
 А вот на самой верхней полке Ксюшиного шкафа, в коробке из под обуви, дожидались своего часа непозволительно яркие для советских школьниц,  дерзкие, с претензией на ультра экстравагантность, колготки ярко красного цвета.
И именно к ним Ксюшина мама (конечно же по просьбе самой Ксюши) уже дошивала по выкройке из одного  прибалтийского журнала  моды ярко-красную атласную блузку. Оставалась уже всего какая-нибудь пара примерок.
 Фасон блузки в целом Ксюше понравился, но её рукава и вырез были  украшены таким количеством крупных воланов, что даже для смелого Ксюшиного вкуса это было явным перебором. И Ксюша даже подумывала уполовинить их количество.  Сомнения в один миг развеяла, как это частенько у них случалось, фраза из уст, не понаслышке знавшей жизнь, бабки Кати: «Ксеня, даже и не удумывай! Воланов лишку не бывает!»
 Металлическим звуком проскрипели петли входной калитки. Ну вот и дом - милый дом.
 Бабка Катя, как всегда, неспешно занималась домашним хозяйством, что-то потихоньку напевая себе под нос. Увидев Ксюшу она приветливо заулыбалась:
- Вернулась, ученица!
Немного позже пришли с работы родители. Остаток вечера пролетел совсем незаметно.
 Пока Ксюша доделывала свои уроки, мама с бабкой Катей уже успели накрыть на стол. Бабка Катя дала команду: "Идите за стол, а то всё остынет. Ксюша, кончай свои уроки, иди кушать!"
- Уже иду! - Ксюша бегло окинула взглядом стол. Что там сегодня у нас на ужин?
 Если бы Ксюше кто-нибудь сказал, что кто-то на свете может пожарить картошечку вкуснее бабки Катиного — она бы ни за, что не поверила! А эти попукивающие шкварочки на раскалённой сковородке в растопленном жирке между островками яичницы-глазуньи. Да даже простой хлебушек и молочко для запивочки были на этом столе самыми вкусными и аппетитными на всём белом свете.
 Ужинали, как обычно, всей семьёй, в большой комнате, перед телевизором.  Параллельно ужину, как обычно, посмотрели очередную серию телесериала. Сейчас шёл «Тихий Дон».
 Обсудили после ужина просмотренную серию. Мнения, как всегда, у всех разошлись. Бабке Кате, к примеру, очень нравился Григорий и любовь между Григорием и Аксиньей она называла «шибко крепкой». «Какой хлопец ладный» - приговаривала она, улыбаясь и покачивая головой: «не малохольный какой, а настоящий казак, красивый и с характером!»
 Ксюше же Григорий вообще не понравился. По её мнению он был напыщенный, как индюк, самодур и вообще феодал недорезанный. Ходит весь фильм гоголем и только бабами командует. И  по итогу всех женщин своих сделал несчастными. Ему вообще наплевать, что они чувствуют, лишь бы ему красавцу было хорошо. Что-то ни то они за любовью называют. Добрый человек к скотине лучше относится, чем он к своим женщинам. Плачут, до самоубийства доходят, а ему всё по-барабану. Так какая же это любовь? И вообще, чем такие страдания переносить, лучше уж совсем без всякой такой любви жить, но зато с хорошим настроением и с хорошим аппетитом  - резюмировала Ксюша.
- Не родилась ещё на свете та баба, чтоб жизнь прожила, да от любви не настрадалась — смеясь ответила ей бабка Катя.
 Перед программой время бабка Катя стала убирать со стола посуду.
Мама уже расставляла чашки к вечернему чаю (так они называли долгие ежедневные посиделки после ужина).
 Она принесла начатую банку смородинового варенья, насыпала в глубокую миску сушки с маком и сухарики с орехами.
 Стали семьёй неспешно чаёвничать. Новости по телевизору шли простым фоном.
 Родители дежурно расспрашивали Ксюшу о школьных делах.
Она поделилась с ними о подготовке к концерту, о разговоре с Людмилой Афанасьевной.
 После Ксюшиных слов о том, что её ровесники принадлежит к поколению «мирного времени», отец с этим утверждением не согласился:
- Ты, Ксеня, очень много не понимаешь. Тут с Людмилой Афанасьевной я полностью согласен. У нас и сейчас война идёт и ребята наши гибнут в Афганистане. Единственно только, что не на нашей территории. Так какое же это «мирное время». В разговор включились мама с бабкой Катей.
- И когда это всё уже закончится? - недоумевала мама.
- А никогда наверное не закончится. Ни одно, так другое — отвечала ей бабка Катя - я вот всё думаю, думаю последнее время… - немного задумчиво бабка Катя помешивала ложечкой в своей чашке - подолгу бывает не спится. И за, что вот бабам русским такая горькая долюшка. Даже и всплакну бывает, как мне их жалко. Я сама-то мужика на войне потеряла, с детками на руках осталась. Через весь этот ад прошла. Сколько всего пережито. И, что обидней всего, думаю - ведь война забирает-то самых лучших мужиков. Ведь доходяг-то, да недоумков война не заберёт, а всё самое лучшее семя повыберет. Горюшко горькое нашим бабонькам.
- Гибнут мужики, а ты, мам, жалеешь больше баб почему-то — недоумевал Ксюшин отец.
- Так за каждым погибшим мужиком по две, а то и по три подбитых бабы стоят.
Жёны, да матери, да сёстры… Вот и посуди. Да те-то погибли, отстрадали своё  и всё, а этим то жить, барахтаться без опоры, деток подымать… А деток-то попробуй подыми - это не плёвое дело.
Ксюша  допила свой чай.
 Разговор с неё уже постепенно переключился на обсуждение последних поселковых новостей. Стали обсуждать, что: « Опять в их район «груз двести» везут и везут. Что уже и счёт потерян сколько их там. И, что по телевизору правды говорят мало.
Вникать во всё это Ксюше совсем не хотелось. Да и что толку? Только расстроишься и настроение пропадёт. Её это всё, к счастью, мало касается. Да и повлиять на это она ведь всё равно никак не может. 
 Политика, политика опять везде одна политика. Ну сколько же можно? В школе
то ещё ладно, но даже и дома от неё никуда не денешься. И когда уже люди в мире жить научатся?
 Глаза у Ксюши начинали слипаться, а ей ещё надо было успеть доучить большой стих Есенина про его деда и какой-то там паровоз: «Покинул я родимое жилище, голубчик дедушка, я вновь тебе пишу...» Да ещё повторить текст ведущей.
И пожелав, наконец, всем спокойной ночи, Ксюша ушла к себе в комнату.