ПУТЬ. Глава 14. Наши дни

Когда машина выехала на проспект, Дмитрий спросил:
– Я так понимаю, мы сейчас на Московский вокзал едем?
Албанец посмотрел на него, как на сумасшедшего, но ничего не сказал, а только кивнул.
– Ты только не подумай, что я идиот или склеротик. Я, почему спросил, – решил-таки пояснить Веленов, – если мы предположили с высокой долей вероятности, что там поставлена засада, то уверен ли ты на все сто, что твоя машина ментам неизвестна?
– Откуда? – Меланхолично ответил наемник, – на Васильевском она, конечно, недалеко от той квартиры стояла, но там помимо нее еще штук тридцать было.
Он замолчал.
Дима пожал плечами, и тоже больше в диалог не вступал.
Минут через сорок свернули на Лиговский проспект, по нему доехали до вокзала, но рядом вставать не стали. Немного покружили, и припарковались на Гончарной улице, метрах в двухстах от площади Восстания. Так как Албанец плохо знал город, Веленову пришлось поработать у него лоцманом. При этом он молча удивлялся тому, что за рулем сидит Гамидов, а не он, и почему они до сих пор не поменялись местами.
Минут десять сидели молча. Наконец, Дмитрий не выдержал:
– Ну, и что теперь? – Спросил он не без сарказма.
Наемник пожал плечами.
– Иногда стоит просто ничего не делать, и решение придет само, – своим флегматичным голосом ответил он.
– Что-то такой план мне не кажется удачным.
– Все же подождем… Кстати, чем же так ценен это янтарь, что за него платят такие большие деньги? – Спросил Гамидов.
– А какие «такие большие»? – Веленов прищурясь, с любопытством смотрел на своего временного напарника.
– Зачем тебе?
Дима помотал головой, демонстрируя безразличие, и отвернулся.
– Если привезу камни, – после небольшой паузы, все же ответил Гамидов, – общая сумма составит триста тысяч долларов… Если не обманут, конечно. Изначально было сто, и на двоих.
– Хо! – Умилился кладоискатель, – «изначально» – это просто кидалово!
Он вдруг придумал, как сделать, чтобы бандит не убил его сразу после того, как камни будут у них. А чем черт не шутит: может и на всю жизнь обеспечить себя и раненного друга.
Албанец с интересом посмотрел на Веленова.
– Но и в теперешним варианте – это не их цена, – окончательно возбудил любопытство наемника рассказчик.
Тот усмехнулся.
– А какая же их? – Спросил он с ироничными интонациями в голосе.
– Вообще-то, – Дмитрий сделал вид, что не замечает сарказма, – у них нет цены, я в том плане, что они бесценны, как историческая реликвия.
Албанец махнул рукой.
– Но, – поспешил продолжить кладоискатель, – если все-таки обозначить какой-то денежный эквивалент, то, думаю, миллионов десять баксов янтарь потянет.
В глазах Гамидова скепсис уравновесился новым интересом.
– Я, – продолжил Дмитрий, – наверное, смог бы толкнуть за два – три. В смысле, найти покупателя за такие деньги.
– Продолжай, – кивнул наемник.
– С момента, как мы нашли четыре янтарных куска с вырезанными на них рунами, и особенно после того, как стало ясно, что к ним кто-то проявляет повышенный интерес, я много думал об этой находке, и пришел к некоторым выводам. Но сначала небольшой экскурс в сущность двух религиозных учений.
 Он чуть подумал и начал:
- Христианский бог «смастерил» себе человека, как раба: мужчину из праха, женщину из мужского ребра, и оба, куда ни кинь, всегда грешны перед свои создателем. В отличие от западного учения христианства, русские люди никогда не являлись ни созданиями своих Богов, ни тем более Их рабами. И великими грешниками перед Ними не были. Славяне – это потомки своих Богов, а Боги – их предки. Поэтому характер взаимоотношения древних русичей и их Божеств был принципиально другим, нежели в христианстве. Русские не унижались перед своими Богами, никогда не стояли перед Ними на коленях, никогда по рабски не гнули спину. Они, понимая всё Их превосходство, в то же время чувствовали естественное с Ними родство.
Рассказчик облизал пересохшие губы и продолжил:
– Основное чувство по отношению к Богам у христиан – это страх, у древних римлян – уважение, а у славянских народов – любовь. Славяне не вымаливали у Богов прощение за имеющиеся или несуществующие грехи, не просили подаяние, не ждали спасение. Когда они чувствовали свою вину, то искупали её не молитвами, а конкретными делами. Во время молитвы славяне сохраняли гордость и мужественность. Молитвы славян – это своеобразный гимн, хвала и славословие Богам. Русичи славили своих Богов, отсюда и идет понятие «славяне».
Никто не будет спорить, что в мире реально существует добро и зло. Многим очевидно, что зло, или по-другому Дьявол, Сатана, Вельзевул – да мало ли как еще называли прародителя зла, использует для достижения своих целей обман. Ложь – одно из самых эффективных средств, для одурачивания людей. Дьяволу проще и эффективней всего назвать самого себя богом, и убеждать людей свято верить в этого бога, причём в единственного и неповторимого, чтобы не было альтернатив. Понял? Е-д-и-н-с-т-в-е-н-н-о-г-о! А отсюда делаем вывод: тот, кто верит в этого неповторимого безальтернативного бога, вместо того чтобы знать Богов, рассуждать, понимать, чувствовать Их и иметь с Ними связь, может легко попасться на крючок к Дьяволу.
– Ты о чем, лектор? – Усмехнулся Гамидов, с интересом выслушавший этот небольшой монолог, но так и не понявший, для чего его произносили.
Впрочем, любой другой на его месте тоже вряд ли бы постиг, зачем ему эта информация, если речь изначально шла о денежной ценности найденной реликвии.
– Теперь, по сути, – пропустил мимо ушей вопрос Албанца Велинов, – считается, что история – это всегда односторонняя оценка событий. Это не совсем так. Я не собираюсь затрагивать широкий спектр понятий, а ограничусь только историей Христианства. Если залезть в Интернет, и почитать о ней с различных представленных там файлов, то можно удивиться, как много различных версий этого вопроса.
Он развел руки в стороны, как бы демонстрируя размеры этого многообразия.
– Нет, – продолжил, – канонические фигуры везде одни и те же, и это понятно. Но даты! География! Трактовка событий произошедших! Причем, любой понимает, что здесь нет историй правдивых, но есть общепринятая, которая, в свою очередь, постоянно подвергается сомнениям и, даже, нападкам со стороны тех, кто хочет вписать свое имя в историю возникновения Христианства. Не буду углубляться в этот вопрос, а перейду сразу к делу.
– Давно пора, – буркнул наемник.
– Всем известно, что после рождения Мессии к нему, на свет Вифлеемской звезды, явились волхвы, и преподнесли свои дары. Ни сколько их было, ни кто они такие доподлинно неизвестно – пришли и пришли. Точка! Принято считать, что волхвов было трое, а дары – это золото, ладан и смирна. Если честно – фигня какая-то, ну, кроме разве что аурума . Так вот существует и другая версия, что и волхвов было четверо и количество даров соответствовало числу дарителей. Причем, шли они примерно с территории нынешнего Калиниграда, а сами являлись поморскими русами! И если принять ее на веру – думал я, сопоставляя легенду и находку – то очень интересная штука получается: четвертый дар – это янтарные камни! Где у нас традиционно добывают этот минерал? Правильно, в Кенике.
Дмитрий сделал паузу, давая возможность Албанцу впитать и осознать услышанное.
– Некие магические янтарные камни, исписанные рунами, должными что-то указать Иисусу. При этом шли волхвы, так называемым, путем из Варяг в Греки, и несли благую весть о рождении Спасителя детей семьи Израилевой. Но путь этот был востребован только примерно тысячу лет назад! Плюс – минус. Значит, и Мессия родился в это же время. История Христианства сдвигается на целую тысячу лет!
Наемник хмыкнул и покрутил пальцем у виска.
– Ну, – не смутился рассказчик, – тому, что Иисус родился именно тогда, существует множество, хоть и косвенных, но доказательств. Впрочем, это дело каждого – во что ему верить, во что нет. Гораздо интереснее, зачем волхвы-язычники поперлись за несколько тысяч километров со своими дарами?!
Веленов сделал многозначительную паузу. Он пристально смотрел на Гамидова – тот внимательно слушал. Было заметно, что рассказ захватил его, и он с нетерпением ждал услышать его окончание. Кладоискатель усмехнулся про себя – этого он и добивался.
– И вот тут-то надо вспомнить начало моего повествования про христианского Бога и Богов ведических! Волхвы были язычники, и шли к народившемуся младенцу, чтобы наставить того на путь истинный, путь спасения сынов Израиля, исповедовавших на тот момент неправедную веру. Пройдя указанными дорогами, христианский Бог не должен был умереть на кресте, а стать на сторону славянского ведичества! И на камнях из янтаря указан путь, по которому должен был пойти Христос, чтобы все произошло именно так.
Дмитрий зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Но что-то у них там не срослось, – закруглил он рассказ, – и камни не попали к Мессии. Все пошло не так, и в результате христиане верят в единого Бога. А я уже говорил, что это значит. Ну, а в камере хранения Московского вокзала в городе Санкт-Петербурга лежит янтарь, исписанный таинственными рунами, указывающими истинный путь истинному Богу…
Он замолчал.
Пораженный услышанным бредом, молчал и Албанец.
Пауза затягивалась, а время шло, и стрелки часов, наконец, сошлись в вертикальном положении – полдень.
– Ты вот это все сейчас всерьез? – Спросил Гамидов.
– Более чем, – ответил Веленов и извлек из кармана неизменную записную книжку.
– «Та церковная вера, которую веками исповедовали и исповедают миллионы людей под именем христианства, есть не что иное, как очень грубая еврейская секта», – прочитал он, – Лев Николаевич Толстой сказал. Знаешь, кто это?
– Нет, хотя что-то слышал.
Он задумался.
– Мда, – сказал, наконец; было видно, что хоть сказка и понравилась наемнику, но в быль для него не превратилась.
Но определенный интерес вызвала, как всегда – однонаправленный:
– Сколько, говоришь, за камни можно выручить?
– Не «можно выручить», а я могу выручить, – строго поправил Дмитрий.
– Пусть так.
– В лучшем случае три ляма зелени, но гарантированно два.
– И если мы договоримся и провернем сделку, ты с этого хочешь?..
Албанец чуть наклонил голову, и посмотрел на кладоискателя снизу вверх. Именно этого интереса и добивался Веленов. Но не стоило слишком быстро соглашаться на сотрудничество с бандитом.
– Я не один, – он покивал головой, – не забывай про моего друга.
– Ему еще выжить надо, – проворчал Албанец тихо, но у Димы был хороший слух.
– Не твоя забота, – грубо возразил он, – деньги делить будем на троих! Или получай подачки у своих заказчиков.
Наемник ненадолго задумался.
– Тогда из расчета, что ты сторгуешь товар за три миллиона.
– Я…
– Или никак! – Отрезал Гамидов.
Пора было соглашаться.
– То есть, за сколько бы янтарь не продали, миллион всегда твой?
– Да, но если выручишь больше трех, лучше будет всем.
У Веленова в кармане запиликал телефон. Достал. На табло высвечивался номер, от которого захолодело в груди.
Нажал кнопку включения.
– Слушаю.
– Привет. Твой друг чувствует себя лучше, сегодня он пришел в себя, и даже выпил чашку бульона. Его стерегут, как форт Нокс. Дальше разбирайтесь сами. Пока.
– Спасибо, – сказал Дмитрий, но на другом конце связи его уже не услышали.
Он убрал трубку, откинулся на спинку сиденья, и глубоко вздохнул – выдохнул.
– Хорошие новости? – Прозорливо спросил Албанец.
Дима прикинул, стоит ли сообщать наемнику о том, что только что узнал сам: по всему выходило, что ничего страшного в этом нет, а если уж они «вместе варят кашу», то сказать даже необходимо.
– Леха пришел в себя.
Теперь уже задумался Гамидов: хорошо это или плохо? С его точки зрения, лучше бы он тихо помер, но раз уж так… Не хватало информации для оценочного мнения.
– Для нашего общего дела, – спросил он в лоб, – это как: хорошо или плохо? Только без эмоций.
– Для меня – это лучшая новость за последние четыре дня; а тебе, по-моему, должно быть все равно.
– Но он лишнего не наговорит?
– Леха?! Да он нем, как могила! Во всяком случае, пока я ему не дам отмашку открыть рот.
– С уверенность, – наставительно сказал Албанец, – можно говорить только о прошлом, и только о своем. Ты думаешь, он не посчитает твое отсутствие предательством?
– Не посчитает! – Запальчиво выкрикнул Веленов, – я был ему, как отец.
Он смутился.
– Ну, на худой конец, как учитель.
– Те, кого ты научил летать, будут со временем на тебя гадить, – усмехнулся наемник.
– В любом случае, на ситуацию повлиять мы не можем. Так что решаем по нашим делам?
Гамидов пожал плечами – к нему уже вернулась вся его неторопливая меланхоличность.
– Как договорились, делим все на троих, но мне лимон зелени при любых раскладах.
– Деньги, деньги, дребеденьги… – Пропел Дмитрий с ехидцей.
– Если ты хорош в чем-то, то никогда не делай этого бесплатно, – а вот Албанец говорил совершенно серьезно.
Они пожали друг другу руки. Сделка была заключена.
– А теперь все-таки пора… – Начал было Веленов, но остановился, заметив, что его не слушают.
Наемник сосредоточенно и внимательно провожал взглядом фигуру молодой женщины, только что прошедшей мимо их машины. Кладоискатель посмотрел ей в спину, но не нашел ничего примечательного и интересного в сером плаще и коротких сапожках весна-осень. А вот Гамидов, видимо, нашел: он повернул ключ зажигания, вдавил педаль газа, проехал чуть вперед девушки и, когда она в очередной раз проходила мимо, открыл дверцу, вышел из машины, отработанным движением схватил намеченную жертву за шею, надавил, куда надо, и закинул бездыханное тело на заднее сиденье. Сам сел туда же, приподнял девушку и уложил ее голову себе на плечо, будто отдыхает.
– Садись за руль, – скомандовал он, – и подальше отсюда. Живо!
Все произошло настолько быстро, что Дмитрий не то, что задать вопрос – опомниться не успел. Подчиняясь какому-то гипнотическому влиянию, он пересел на левую сторону машины, и через десять минут они припарковались рядом с музеем Арктики и Антарктики.
Только тут к Веленову вернулся дар речи:
– Ты, блин, совсем офонарел?!! – Он хотел сказать что-нибудь обидное… убедительное… весомое… но не находил слов.
– Что ты твориш-шь? – Дмитрий только тихо шипел, будто боясь разбудить девушку, – мы не на диком западе… Это мегаполис! Понимаеш-шь ты!! Здесь полно полиции! Здесь есть закон! Одно дело, охота за сокровищами, и совсем другое – похищение человека!
Он прямо задохнулся, в горле запершило, и этот спазм вызвал резкий сухой кашель.
– Успокоился? – Риторически поинтересовался Албанец.
У Димы по-прежнему не было слов.
– А ты барышню не узнал? – Обычным своим голосом поинтересовался наемник.
Веленов действительно несколько остыл; он обернулся всем телом – Гамидов развернул лицо женщины так, чтобы тому было возможно разглядеть лицо: да, где-то он ее видел, но она явно не была его хорошей знакомой.
– Нет, – зло отрубил он.
– Ну, ничего, я напомню: это та ментовка, которая в тебя стреляла в больнице.
Дмитрий посмотрел более внимательно. Действительно, он хоть и видел ее при обстоятельствах, когда разглядывать кого бы то ни было мог либо сумасшедший, либо удивительно хладнокровный человек, но все-таки узнал.
– И зачем она тебе? Что нам с ней делать?
– Ты хоть иногда новости смотришь? – Вопросом на вопрос ответил Албанец.
– Причем тут это?
– А притом, что я в Нете вчера узнал, что эта дуреха, пуляя в тебя, толи ранила, толи убила полковника юстиции. То есть, узнал я это не так в лоб, но сопоставив факты, пришел к такому выводу. А раз она после этого разгуливает на свободе, значит уже в бегах. Эта дамочка вне закона. Она-то и достанет нам янтарные камешки.
Веленов смотрел на нового напарника, как преподаватель в ученом звании профессора на тупого студента. И его рассуждения не казались ему хоть сколько-нибудь логичными.
– Ты точно чокнулся, – сказал он, опять развернувшись спиной к наемнику, – с чего вдруг она станет это делать, даже если во всем остальном ты окажешься прав?
– Я поговорю с ней. Иногда я бываю очень убедителен.
– В Палестине научили?
– Нет, в Пакистане. Дорогу до квартиры помнишь?
– Веселое у тебя прошлое, – Дима включил зажигание, – но страшненькое.
– Нормальное. Изменить его все равно нельзя, но у него можно многому научиться.
А уже через три часа странная команда, состоящая из бандита, кладоискателя и раненного детдомовца, к тому же не знающего, что он в ней состоит, стала выглядеть еще более странно, ибо в ней неожиданно прибыло: действующий старший лейтенант полиции Сергеева Людмила Федоровна, находящаяся под следствием, и при этом реально в бегах, согласилась дополнить трио до квартета.
Они сидели за неброско накрытым столом, пили дешевый растворимый кофе, и обсуждали детали операции по изъятию янтаря из камеры хранения вокзала. Время было назначено на шесть (плюс – минус) часов вечера сегодня.
Как Албанцу удалось уговорить девушку, Веленову никто объяснять не собирался. А сам он, не смотря на все свое любопытство, решил не спрашивать. Да и случая поговорить с наемником с глазу на глаз пока не представилось.
______________________________________________________   

В семнадцать пятьдесят «деу нексия» припарковалась на Пушкинской улице рядом со сквером недалеко от Московского вокзала.
– Повторим еще разок, – как и несколько часов назад, за рулем сидел Дмитрий, а говорившей Гамидов и Люда примостились на заднем сиденье, – прошу, Людочка.
– Я прохожу в помещение камер хранения, – начала Сергеева, – осматриваюсь, в случае если вижу своих коллег, а определить я их должна, полагаясь на интуицию и опыт, делаю вид, что заблудилась и ухожу; если же ничего подозрительного не обнаруживаю – подхожу к ячейке номер которой мне сейчас сообщат, набираю четырехзначный код, забираю находящийся там пакет. Не суетясь, спокойно прохожу в привокзальный ресторан на втором этаже, заказываю что-нибудь на свое усмотрение. Сижу там не менее пятнадцати – двадцати минут, после чего, прохожу в дамский туалет. Передаю пакет с его содержимым женщине, которая подойдет и скажет: «В здешней столовой слишком жирная пища». Жду, когда женщина покинет уборную, через пять минут возвращаюсь в ресторан, где сижу еще пятнадцать минут. Затем выхожу на улицу, сворачиваю на Гончарную улицу, и двигаюсь по нему в направлении Александра Невской лавры.
– Людмила Федоровна, у вас превосходная память, – похвалил Албанец, – теперь осталось воплотить теорию в жизнь.
– А где гарантии, – спросила Люда, – что вы просто не бросите меня, после того, как я передам пакет.
Наемник достал пистолет, протянул Дмитрию.
– Он пристрелит меня.
Дима покосился на ТТ, но в руки не взял.
– Вы же с ним заодно, – усмехнулась Сергеева.
– Тогда возьми себе.
Гамидов положил оружие рядом с Людмилой.
Она взяла пистолет, покачала на ладони, потом протерла полой плаща и положила обратно.
– Зачем он мне? – Спросила, – разве что сейчас вас пристрелить? Так смысла нет – тогда обещанных денег точно не получу. А с другой стороны… Ну, сделаю все – так тоже непонятно, какая моя доля: пятнадцать процентов с каждого, или пуля в башку.
– У второго варианта первая половина очень соблазнительная, – вставил Веленов, который понятия не имел, что это за двадцать процентов с каждого; но начинал догадываться.
– Зачем, говоришь? – Албанец вскинул брови, – а и правда твоя – незачем. А ведь ты и сама нас кинуть можешь? Убежишь с тем, что из ячейки достанешь.
Оружие так и лежало на заднем сиденье, больше к нему никто не прикасался.
– Нет у меня для тебя гарантий! – Неожиданно резко произнес наемник, – нет, и все! А пистолет тебе дал, чтобы свое доверие продемонстрировать. Мое доверие к тебе, единственная гарантия, что тебя не кинут. И если она тебе не подходит – больше тебя никто не держит, и убеждать ни в чем не собирается. Можешь идти.
И он отщелкнул предохранитель на дверях.
Люда несколько минут сидела молча. Молчали и остальные. Веленов достал сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Не кури! – Сергеева легонько стукнула Диму в плечо, – терпеть не могу табачного дыма.
Стало ясно, что она решилась на сотрудничество окончательно.
– Говорите номер ячейки и код.
– Это к нему, – Гамидов подбородком указал на Дмитрия.
– У-у-у, – протянула Люда, – так вы и друг другу не доверяете? Ну, и компашка подобралась.
Она придвинулась к водительскому креслу и повернула голову, подставляя маленькое ушко. Веленов пошептал пару секунд.
– Запомнила? – Спросил он.
– Я что – полная дура, чтобы шесть цифр не запомнить?
Посидели немного, что называется «на дорожку». Но сколько не откладывай неприятное начинание, а сделать первый шаг, а за ним и последующие все равно придется.
– Если что, – сказал Албанец, пряча пистолет во внутренний карман куртки, – всегда можно сказать, что ошиблась ячейкой.
– Если что – что? А-а! – Людмила махнула рукой.
Она решительно распахнула дверцу машины, выбралась на улицу, накинула капюшон, и твердой походкой направилась в сторону Московского вокзала. На Лиговке, как всегда, было много машин, дождалась «зеленого» на светофоре, перешла проспект и, войдя в главный вход, направилась к камерам хранения вещей.
Перед тем, как зайти в помещение, достаточно профессионально проверилась – ничего подозрительного. Впрочем, если в засаде тоже профи, то узнает она про них, только когда на запястьях защелкнуться наручники, и в уши загудит чей-то бас: «Вы имеете право хранить молчание… все, что вы скажите может быть использовано против вас…» Или совсем просто, по-русски: дадут литой резиной по спине, и очнешься уже в автозаке. Но отступать было уже поздно. Тем более что реально ничего подозрительного не просматривалось.
«Господи, – думала Людмила, отыскивая нужную ячейку, – два дня назад я была представителем власти, офицером государства российского, под чьим покровительством находилась, и чьи интересы защищала сама, а сегодня – беглянка, связавшаяся с бандитами, и преследуемая своими же коллегами, которые продолжают представлять интересы все того же государства! Вот уж воистину правильно говорят: одним Бог дает крылья, а другим пинка: оба летят, но какие разные ощущения и перспективы».
Впрочем, пока ее, наверное, не искали.
«А ведь кто-то из них убил Ваню Камейшу, – продолжала размышлять Сергеева, пытаясь отвлечься от тревожных предчувствий, – интересно, кто? Так прямо и не скажешь. Как этому Албанцу удалось втравить меня в это дерьмо?»
Она, наконец, увидела камеру с цифрой 21.
«Что там этот симпатяжка нашептал: номер ячейки точный, а код – с высокой степенью вероятности. С высокой степенью-ю! Highly likely.  Филолог. Да-а, и парочка та еще!»
Людмила вплотную подошла к камере. Постояла, не предпринимая никаких действий, и вдруг резко обернулась! Никого.
Набрала код 0602. Потянула дверцу, в душе надеясь, что та не откроется. Но нет – открылась. Внутри лежал тощенький холщовый мешок. Протянула руку, вытащила; что-то внутри глухо несколько раз стукнулось друг о друга. Сердце билось так, будто она вытащила из ячейки взведенную бомбу, где на таймере начался отсчет последней минуты перед взрывом; и теперь ей предстоит ее разминировать.
– Одну минуточку! – Услышала она.
Не смотря на то, что была готова к подобному развитию событий, тело пронзила внезапная дрожь. Пальцы разжались, но ей не дали выпустить мешок из рук. Подхватили, засунули в карман.
Люда была зажата с двух сторон крепкими мужчинами. От них веяло уверенностью и силой, чувствовалось, что им не впервой задерживать преступников. Один снимал происходящее на смартфон.
Людмила была на грани обморока. Все советы о том чтобы сказать, что ошиблась, были забыты, да и какая могла быть ошибка, если ячейка вскрыта и ее содержимое находится у нее в кармане.
С Сергеевой сорвали капюшон. Она обернулась направо, перед глазами все плыло.
– Люда?!! – Услышала она до боли знакомый голос.
Тряхнула головой, зрение сфокусировалось.
Прямо перед ней стоял ее дядя, подполковник полиции Васильев.
– Дядя Петя?
Она растерянно обернулась. Слева ее подпирал майор Потапов, начальник оперативного отдела.
– Дядя Саша??
Силы были готовы покинуть девушку, но оба офицера подхватили ее под руки, удержали на ногах. Несколько пощечин вернули ее в нормальное состояние.
– Ты успел вызвать подмогу? – Спросил Петр Григорьевич.
– Слава Богу, нет, но они все равно через несколько минут будут здесь, они ведь на датчики движения реагируют, а у нас тут еще та движуха была, – ответил Сан Саныч.
– Ничего, скажем, что ложная тревога.
Потапов кивнул.
– Ты как? – Это уже обращались к Сергеевой.
– Уже лучше, все прошло.
– Ничего не хочу знать, – сказал подполковник, – сегодня же убирайся из города, завтра тебя хватятся, я больше не смогу скрывать твое отсутствие. Тебя объявят в розыск.
Он полез в карман, вытащил мятые купюры.
– Давай сюда, – бесцеремонно обратился к Потапову.
Тот добавил свои.
Сунул племяннице в свободный карман.
– Да, не надо, дядя Петя… – Каким-то жалобным голосом затянула Людмила.
– Марш отсюда! Быстро, сейчас наши прибегут.
Он развернул племяшку в сторону выхода и сильно толкнул в спину. Дважды просить Сергееву не пришлось. Через минуту ее и след простыл.
А Петр Григорьевич замкнул ячейку номер двадцать один, выставив первый попавшийся номер кода, и внимательно посмотрел на начальника оперативного отдела. Тот закрыл ладонями сначала глаза, потом уши и сделал жест, будто закрывает молнией рот. Потом стер с телефона все отснятое несколькими минутами ранее.
Скоро должна была появиться группа усиления.