30лет спустя

               Начало https proza. ru 2025 02 14 91        *  *  *
     Мы пришли в бар – каждый ровно за пять минут до назначенного. Он переоделся в светлый костюм, я также поменял рубашку и пуловер.
     – Что будем пить? – спросил Егор.
     – Что-то нужно взять, может быть, красного, сухого, – предложил я.
     Заказали два бокала, чокнулись. Молча посмотрели друг на друга.
     – Не ожидал, что когда-нибудь встречу тебя.  Я живу не в Москве и
        чаще бываю в Китае.
    – Я тоже не ожидал и рад, что встретил тебя таким. Расскажи о себе. Кстати, как твое отчество?
    – Геннадьевич, а зови по-прежнему Егором.
         – Ты меня высадил у Киевского вокзала, – начал с этих слов свой рассказ Егор. – Помнишь?
        – Помню, после Смотровой площадки нас остановил постовой.
        – А я это не помню.
        – Давай лучше без деталей. Вышел ты у Киевского…
       – Вышел я у Киевского, Москву не знал, я слышал лишь о Красной площади, Мавзолее и Киевском вокзале, куда приходили из Брянска поезда. Поэтому и сказал тебе – до Киевского вокзала, не к Мавзолею же. Было темно, но был только вечер. Осенняя пора. Потолкался на вокзале, перекусил, поехал на метро прокатиться и Москву посмотреть. Вернулся вновь на вокзал как бы на ночевку и наметить хотя бы примерные планы. Ты мне говорил о стройке, откуда можно будет оттолкнуться. С трудом попал в зал ожидания: без билета не пускали, пристроился на лавочке. Спать не хочу, все думаю, как же правильно поступить, с кем лучше встретиться, у меня была тетрадка с телефонными номерами: одного кунцевского и еще кореша из Ногинска. Не спал, осенью ночи длинные; вдруг как будто кто-то ладонью мне рот прикрыл, дернулся, открыл глаза, а сумки нет, уснул я сидя. Черт бы побрал! Тебя вспомнил.
         Я посмотрел на Егора с удивлением.
         – А что ты мне сказал на прощание у вокзала?
         – Не помню, но не «береги сумку».
         – Это точно! Ты мне сказал другое.
        Я вновь посмотрел на рассказчика, но он молчал. Ему не хватало сигареты, отпив из бокала, он продолжил.
       – Пробежался я взад-вперед по залу, смешно, что я мог найти? Зато меня вычислил мент у входа в зал и выпер грубо за дверь, на улицу. Вышел злой, в сумке была одежда, тетрадка с телефонами и продукты. Паспорт и деньги лежали в боковом кармане.  Купил у таксиста водки и по набережной пошел в сторону светящегося высотного здания.  Было холодно, зашел во двор отлить, смотрю стоит «Нива» такая же, как была у меня. Открыл я ее, плюхнулся на заднее сидение, пару часиков поспал. Проснулся еще не рассвело, люди мимо машины проходят, разговаривают. Оставил недопитую бутылку хозяину на водительском сиденье и вместе с прохожими двинулся к вокзалу, к метро.  Иду и думаю, хорошо же ты накаркал мне, четко получается.
          Я прервал Егора Геннадьевича:
          – Просвети, наконец, что такое я сказал?
          – Ты сказал: «Притормози, начни сначала и у тебя получится». Хочешь-не хочешь, а с потерей сумки с тетрадкой мои ближайшие планы были похерены. И что делать? Шел и думал: «Какое же у меня было начало?». Начинал я с «малолетки», чему меня там научили: суходрочке?  Какое мое образование? Три ходки. Кто я – для всех – зэк! Что мне делать и чего не делать? У Киевского вокзала остановился, покурил, дал денег бомжу на счастье. Главное, я понял, что никогда не делать!  На «Киевской» сел в метро и начал все с нуля. Большой город, и я один, ни одной души с кем можно было бы переговорить. Только твои слова – мне, щепке, в бурном потоке – оставалось про себя повторять, чтобы сохраниться и как-то двигаться вперед. Доставал иногда фотографию женщины, если помнишь о ней я говорил, смотрел на нее. Телефон я ее хорошо помнил и сейчас помню, но ни разу не позвонил. Ты мне сказал, что на Трубной площади идет строительство.  Подъемные краны я видел кругом, а поехал на незнакомую мне Трубную, оказалось, это в центре и не далеко.  Взяли сварщиком, койка в общаге, и зарплата по тем временам подходящая. Девяностые, никому не было дела, кто я, откуда, написал заявление и в бухгалтерии показал паспорт. Сварщик – это не совсем мое, я у Шака – слесаря инструментальщика экстра-класса – был подсобником, учеником, кое-чему научился. Да, и в той разрухе слесаря уже не были нужны…  А ты его знал!
           – Умер он, – сказал я.
           – Давно?
           – Давно, в начале двухтысячных.
           – Что с ним?
           – Своей смертью, тяжелая ему выпала судьба.
          Егор встал, подошел к барной стойке и заказал по пятьдесят грамм «Посольской».
            – Помянем Петра Павловича.
           Мы выпили. Помолчали. В зале кроме нас никого уже не было, время работы бара заканчивалось, чувствовалось нетерпение бармена: ждал, когда и мы уйдем.  После выпитого хотелось еще поговорить, да и не все еще рассказал Егор.
        – Он меня, еще пацана, взял под свое крыло, а это там дорогого стоит. О себе он мне ничего не говорил, я знал только его статью. Расскажи ты, что знаешь.
        – Это был мой сосед, если так сказать, жил недалеко. На четыре года был старше и отношений между нами никаких не было. Я подростком его лишь наблюдал со стороны. Шестидесятые – все потянулись к технике: радиолы, телевизоры, магнитолы. Во время обеда местный радиоузел прекращал вещание, и мы, школьники, начинали общаться по проводам: заказывали музыку, подносили радио к играющей радиоле, слышали голоса своих сверстников. И вот Петька, не понятно, каким образом, где он мог найти детали, и кто ему мог помочь, собрал радиоприемник и выходил в эфир. Наверное, его предупреждали, а закончилось первой отсидкой. Вышел и на перроне вокзала не поладил с Мишей-детским, маленького роста милиционером, это его вторая. Затем я ушел в армию, поступил учиться и не знаю причину остальных. На каникулах студенческих встретил его у своего дома, он с молодой женщиной возвращался из леса: обнаженный по пояс – грудь, спина, руки – всё синее, в наколках. Они остановились, он слышал, где я учусь, поздоровались, спросил об этом, показал мне их грибной улов. Последний раз встретились спустя много лет, он опять был на свободе, работал в местной «Сельхозтехнике» и выточил мне все необходимое для проводки газа. Думаю, родился он не в то время и, может быть, не в том месте.
         – Согласен, Палыч был правильный и рукастый, Царствие ему небесное. Повторим?
           –  Нет, не нужно, рассказывай дальше, а то нас скоро выгонят.
           – Кстати, что-то у тебя наколок не видно?
           – Да есть немного, вот под часами браслет. На плече сделал и лечился, все опухло. Думал жало дырявое, вторая – такая же история, аллергия.
            Ни с кем я толком не общался. Утром на автобусе отвезут, вечером привезут, в субботу работали, а в воскресенье много своих дел. Жил каким-то затворником, могло показаться со стороны – пришибленным, люди вокруг простые работяги, в основном азиаты; никого не замечал, постоянно сам в себе. Они горбатились для своей семьи, откуда-то приезжали и, поработав, уезжали. А я словно лямку тянул на «химии» . Мысли у меня крутились: «Надолго ли все это?» Жил в столице, а выбирался иногда только пива попить, даже местный кинотеатр закрылся.
           – Где ты жил? – спросил я.
           – За кольцевой, в Солнцево.
           – На какой улице?
           Он назвал.
            – Там еще небольшое футбольное поле было, турники у него я варил, – добавил Егор.
              – На поле никогда не видел людей, прогуливающих бойцовскую собаку?
               –  Нет, не замечал, не был я собачником, да и прожил там около года. Почему спрашиваешь?
           – В доме через дорогу, торцом к полю – моя квартира. Когда нужно было по-быстрому выгулять пса, шли туда.
           – Нормально! Вот как бывает!
          Егор посмотрел на меня, думая, наверное, а что изменилось бы в его жизни, если мы встретились бы на поле. Я прервал его размышления и сказал:
            – А я тебе по этому случаю расскажу еще маленькую историю.
           Но рассказать не дал бармен:
           – Мужчины! Вы будете еще что-нибудь заказывать? Я бар закрываю!
           Мы с Егором переглянулись. Я покачал головой, Егор сказал, что тоже свое по жизни выпил. Мы взяли минералки и пирожных, кофе был в свободном доступе.
            – Когда уйдете, скажите на ресепшене, чтобы закрыли зал, – сказал нам, попрощавшись бармен.
            – Какая твоя история? – спросил Егор, поставив две чашки кофе на столик.
            – Да пустяк, попей кофе, послушай.
           Середина восьмидесятых, перестройка. Возвращался я в Москву на поезде, в Брянске ко мне в плацкартном вагоне подсели двое пассажиров: отец с сыном. Вез папаша сынка поступать в московский институт. Поезд шел днем, познакомились, сидим, говорим. Проехали так с часок. Мужчина полез в сумку, достал бутылку «Столичной», целую курицу, сало, яйца, лук, хлеб. Одним словом, полный путевой набор.
         – Не стесняйтесь, присоединяйтесь, – говорит мне попутчик.
        Я хотел было свою закуску достать, но он руками замахал, мол, не надо, да и класть было некуда. Мальчишка перекусил и полез на верхнюю полку с учебником. Мы же с ним по граммульке пьем и политику обсуждаем. Я же в тот период политически был очень активен, на встрече с Ельциным, где он выступал весь день, руки отбил, аплодируя, а уже через год, после партийной конференции, его на дух не переносил. Мой попутчик оказался председателем колхоза и с каждым моим словом был согласен. Покритиковали мы с ним вместе журналиста Черниченко с его лозунгом: «Фермер страну накормит!» и подъехали к Киевскому вокзалу. Тут выяснилось, что ночевать он будет у родственника в Солнцево, где никогда не был, но наслышан об этом московском районе. Мне же он опять оказался по пути, жил я тогда в деревне, недалеко от станции Солнечная, и район знал. Сели мы в электричку и через двадцать минут были на ее платформе. Подошли к автобусной остановке, нужная ему улица мне была известна. Время позднее: либо автобусы уже не ходили, либо вообще туда не заворачивали. О такси и речи быть не могло. На освещенной площади у остановки никого, дальше непроглядная темень. Мне на этот раз было совсем с ними не по пути, а в противоположную сторону – пара километров. Примерно столько же и до его улицы нужно было прошагать, а еще тяжелая сумка у меня была. Смотрит на меня председатель и говорит:
         – Если сын поступит в институт, приеду к нему, гуся тебе привезу, проводи, пожалуйста, нас.
         Конечно, кто откажется от гуся, но мог ли я отказать в просьбе единомышленнику, с кем выпивали и так душевно поговорили?! Пришли мы по адресу, звоним в дверь, никто не открывает. Стучим – такой же результат.
 «Хороший номер, – думаю я, – пригласить их к себе? Не самый лучший вариант, а жил я с семьей у тестя.» Продолжаем стучать, дернули за ручку дверь открылась. Вошли, свет горит, на кухне гора пустых бутылок.  Квартира коммунальная, в двух комнатах спали люди в отключке, третья была закрыта.
           Через год я получил по ордеру именно эту квартиру за выездом.
           – А гуся получил?
           – Да, хорошего к Новому году. Каким образом! Кому он мог передать, если только «на деревню дедушке»?  Быстро с ними распрощался и ушел, тащить мне сумку было еще порядочно по расстоянию.
           – Пойдем, покурим, – предложил мне Егор.
           – Сходи, я бросил, подожду здесь.
           Егор ушел, а я стал вспоминать, была ли у меня когда-либо такая неожиданная встреча с кем-либо спустя многие годы; нет, никогда не было. Возможно, мы стояли друг с другом рядом в метро, проезжали мимо на эскалаторе, летали в одном самолете, но не случилось, не узнаем мы ни Кольку, ни Таньку по прошествии многих лет. О, нет, была, спустя сорок лет! В подземном переходе, в людском потоке, двигавшемся мне навстречу, я увидел знакомое лицо человека плотного телосложения, прошел и обернулся, он тоже обернулся и приостановился, …и пошли мы дальше. Вечером в поисковике Интернета набрал имя и не встречавшуюся больше никогда еврейскую фамилию. Выскочил список депутатов муниципального района, того, где мы встретились, и среди них мой армейский сослуживец, уроженец Симферополя.
            Вернулся довольный Егор, как не перекурить после горячего кофе.
             – Теперь мы можем говорить хоть всю ночь, никто нам не мешает.
             – Да, продолжи, – согласился я с ним.
             – Мою работу, похоже, заметили, а по-хорошему не с кем там было сравнивать. Перебросили меня через год в Ватутинки на стройку коттеджа владельца фирмы. Стал я там и по металлу кое-что делать, вытачивать разные украшения на решетки, нередко задерживался и ночевал на стройке. Когда я откинулся с зоны и вернулся к тетке, то сразу решил уехать куда-нибудь и стоявшую у нее «Ниву» продал. Она была новая, практически после обкатки, взял за нее зелеными, часть поменял на рубли и оставил тетке. В Москву я приехал с деньгами, в общаге сделал тайник в матрасе и спрятал в нем баксы. Мои отлучки с ночевкой на стройке по этой причине мне не нравились. Старшим в Ватутинках от хозяина был парень моего возраста, звали его Вася Кореец. Постепенно мы с ним хорошо сошлись, дал он мне место в гостевом доме, где сам жил, и я туда перенес свои вещи. Был он приезжий из Забайкалья, никакой не кореец, бабка его была эвенка и, что интересно, кочевала со своим стадом когда-то в Монголии. По специальности он был электриком, но продвинутый мужик во всех отношениях: ответит, что у него ни спросишь. В Москве жил с отмены прописки, знал ее не хуже москвича. По вечерам сидели с ним, пиво пили, играли в шашки, обсуждали новости и некоторые горячие. Вложился он на пробу в «МММ» и неплохо получил. Предложил он и мне стать «партнером» Мавроди, но не надолго, а на короткий период.  Носился я с этими баксами, как с писанной торбой, но, конечно, их берег. «Эх, – думаю, – была не была у человека то получилось»; поехали мы с ним в офис «МММ», добавил я еще из заработанных, жил, почти не тратясь. Проходит время, говорит мне Кореец: «Пора!» Отправились мы на его разбитом «Москвиче» и привезли полный рюкзак, деньги тогда были другие. Разделили по внесенному вкладу и положили в его сейф. И тут у меня появилась другая проблема: «Деньги у Корейца!», ведь  порой на стройке падают кирпичи. Но кирпичом оказался электрический кабель в строящийся дом: опытного электрика Васю так шибануло, что с его слов, никогда прежде подобного с ним не случалось. Предложил я ему после этого случая поменять рубли на доллары и хранить их каждому у себя. Купил я простенький сейф, приварил к трубе и стал небедным человеком.
           Егор посмотрел на меня, не утомил ли он своим рассказом. Я кивнул головой: «Слушаю, мол, внимательно» и спросил:
          – Значит, не кинул он тебя?
          – Нет, но не нужно вводить в соблазн и нормального человека.
          – И что дальше?
         Корейцу написала его сестра из Забайкалья, она работала главным бухгалтером на золотом прииске. Он с домом постоянно переписывался. Звала его приехать, есть хорошая возможность с деньгами войти в учредители прииска. Он недолго размышлял, дело верное, предложил вместе поехать.  Для меня это было слишком стрёмно – ехать к незнакомым людям, да в тайгу и с приличным баблом. Он улетел один, как бы в отпуск. Через две недели вернулся вместе с сестрой… Она сейчас моя жена. Началась новая жизнь, и пошла она вначале не гладко. Можно было бы еще долго рассказывать, но главное ты понял. Скажу лишь, что Корейца застрелили, а меня жена выходила.  С ней мы имеем равные доли и трудимся, пополняя золотые запасы страны.
        Мы помолчали, нужно было бы выпить, но закончилась и минералка.
       – Я хотел бы тебя отблагодарить.
       – За что?
       – Ты мог проехать мимо на шоссе, даже в Москве просто высадить у метро. Где бы я был сейчас?
      Егор помолчал и решил что-то добавить.
       – Бабка моей жены, я с ней виделся, выросла в семье шамана. В советское время воспитывалась, ее дети хорошее образование получили, моя теща была учительницей, но шаманское в бабке осталось. Когда она меня впервые увидела, то сказала, что тебя сюда направил человек издалека. Я с серьезным лицом подтвердил ее слова и похлопал по плечу ее внука Васю. Но она сказала: «Нет, другой».

         



Продолжение следует.