На ту сторону

Бар вонял перегаром, потом и тоской. Виктор сидел у стойки уже не первый час. Перед ним — пятый виски, мутный, как его мысли. Рука дрожала, проливая жидкость на рукав пиджака, пропитанный рвотой прошлой ночи. Он уже не помнил, сколько дней не спал. Глаза слипались, но тело требовало ещё — ещё дозу, ещё стакан, ещё глоток небытия.

«Чёртовы таблетки», — пробормотал он, глотая виски. Они перестали работать. Теперь только алкоголь притуплял ломку, превращая её в фоновый шум, как гул холодильника.

Последнее, что он увидел перед падением, — потолок с отслоившейся краской. Он напоминал карту мира, которую он никогда не видел. Потом — удар затылком о пол, хохот окружающих, и тьма.

Свет.
Он стоял в комнате с белыми шторами. Солнечные лучи играли на полу, как коты. Запах кофе. Детский смех.
— Пап! — маленькая девочка вбежала в комнату, запрыгнула ему на колени. Её волосы пахли клубникой.
— Мы сегодня едем на пикник? — спросила она.
Он обнял её, почувствовав, как что-то внутри него треснуло.
— Конечно, — сказал он, и голос его не дрожал.

Женщина в дверях. Её лицо — спокойствие. Она улыбнулась, и в этой улыбке не было упрёка.
— Я приготовила блины, — сказала она.
Он подошёл, поцеловал её в шею. Она засмеялась.

Больше не было дрожи. Не было ломки. Не было пустоты, которую он годами заливал ядом. Только это: её руки, смех дочери, тишина в голове.

— Очнулся! — голос бармена, тупой, как молоток.
Виктор лежал на липком полу. Кто-то тыкал ему в бок ботинком.

— Не подох ещё, — проворчал Женя. — Выноси его на улицу.

Его выволокли в переулок, бросили у мусорных баков на тротуаре. Дождь стучал по пластиковым крышкам, как метроном. Он смотрел в небо, пытаясь вернуть тот запах кофе, тот смех. Но в ноздри лезла вонь гниющих отходов.

Он засмеялся. Громко, истерично, пока горло не свело судорогой.
«Философы ***сосы, — подумал он. — Вечно говорят о выборе. А выбор — это ****а. Ты либо рождаешься с билетом в тот поезд, либо ползешь под вагонами».

Он поднялся, шатаясь. Тело гудело, но теперь это не имело значения. Он знал, что делать.
Бар уже закрывался. Виктор постучал в дверь.

— Опять ты, — Женя открыл, держа в руке тревожную кнопку.
— Одну бутылку, — сказал Виктор. — Последнюю.

Он протянул смятые купюры — деньги, которые копил на дозу. Женя пожал плечами, сунул ему в руку виски.

Виктор вышел на пустынную улицу. Глотал из горла, пока алкоголь не стал гореть, как кислота. Потом полез в карман — старый складной нож, ржавый, но острый.

— Ты показала мне рай, — прошептал он дождю. — Но я не могу туда вернуться. Значит, остаётся ад.

Клинок вошёл в живот легко, как в масло. Он упал на колени, чувствуя, как тепло растекается по рубашке.

— В следующий раз, — хрипел он, — в следующий раз я не проснусь.

Мир погас.

Но где-то в другом месте девочка смеялась, а женщина звала его к столу.