Безусловный рефлекс

БЕЗУСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС

Душа Лопахина прикипела к Люське канатами, стальными тросами,  просто так не оторвать.
Такое  иногда случается в пору ненастной годины, когда две обгорелые души неожиданно встречаются.

Он смотрел в её полные печали и преданности глаза, и сердце его таяло. Скорее, даже не таяло, а ухало куда- то вниз, со всей силой, со всего размаху, в неведомую для Лопахина бездну. В которую сам он боялся заглянуть.

" Странно, - думалось ему, глядя, как Люся ест постную и совсем не собачью еду, - Такое малое существо, можно сказать, бессловестная скотинка,  однакож, и туда же - живое творение. И мозги имеет и сердце. "

Люська была простой дворнягой и ничего не понимала про войну и лопахинские суетные человеческие мысли. У неё всё было просто- тут страшно и грохочет, а вот здесь- тихо и есть хозяин, которого нужно защищать и слушаться.. И ещё, не смотря на грохот, тут спокойно. Худо-бедно  кормят, гладят по голове, а ещё говорят непривычные для её слуха ласковые слова.

- Правильно, - сказал капитан, поглядев на задницу собаки и тем самым, скабрезным случаем, благославивший их невольный  союз,  - Сук надо брать. Суки самые верные. Не подведут, случись чего.

Лопахин искоса поглядел на радостного капитана,  инстинктивно отвернулся , и будто защищая собственного ребёнка, подобрал Люську, и прижав собаку к себе, отвернулся, спиной, невольно защищая её от чужого присутствия.

Люська не знала, что зачислена на скудное довольствие  в противотанковую роту.

Лопахин не объяснял Люське, почему её основная пайка находится под днищем бутафорского, фанерного танка.
Здесь всех собак скудно кормили.
Собаковод - инструктор объяснял, что для уничтожения вражеской техники используется рефлекс "собаки Павлова", и где, и зачем оголодавшие собаки должны найти свой последний солдатский обед.

Лопахин ждал вестей с фронта больше всех. Ему хотелось, чтобы всё быстрее закончилось, как было обещано с газет и лично самим верховным главнокомандующим.
Но война не заканчивалась вопреки ожиданиям, немец  наступал,  генералам было не до его личной маленькой и разнесчастной житейской трагедии, а Люська смотрела доверчивыми глазами, не зная про академика Павлова и с радостью находила пайку на полигоне, под днищем подбитого танка, пропавшего гарью и соляркой.

Лопахину не хотелось  осозновать, что он теперь лично участвует и приближает разлуку  с Люськой, и что похвалы старшего инструктора только ускоряют их с Люськой неминуемый конец.

Он чувствал себя предателем и мучился от осознания того, что когда-то спасая  маленькую, дрожащую тварь на пепелище из сострадания, он, в последующем, самым омерзительным способом своими собственными руками готовил её, обрекая пусть на героическую, но всё же смерть..

Люська чувствовала непонятную вину за собой, и пытаясь загладить её, доверчиво смотрела  верными, преданными собачьими глазами и всячески пыталась услужить.
От этого делалось только хуже и
Лопахину казалось, что
его омертвевшее сердце  очнулось после многолетней спячки, и теперь мироточит, как икона на Пасху в храме..

- Ещё раз! Подсумок брезентовый. Крепится на спине. Там взрывчатка. Собака подлезает под днище танка, шток цепляется за верх и срабатывает  детонатор. Немец летит в едрене фене к своей фрау! - Торжественно учил старшина, обучая подрывному делу.

Люська старалась исполнить трюк с подсумком быстрее всех, радостно заглядывая в глаза Лопахину.
Тот шмыгал носом, хвалил, похлопывал, поглаживая по собачьей голове, а у самого невольно наворачивались слезы.

По ночам Лопахину не спалось.
Он слушал пушечную канонаду вдали, курил самокрутку и думал о превратностях судьбы, про войну, и про то, что его никто в жизни так не любил и уже, наверное, никогда не полюбит, как эта никому ненужная собачонка.

В конце ноября их бросили на фронт.

- Хочешь галету? - заискивающе спрашивал Лопахин Люську в окопе, проклиная  Павлова с его условными рефлексами, - Ну, почему ты такая дурёха ?! Эх..

Люська смотрела доверчиво и не понимала, что от неё хотят.

- Чёртов рефлекс! - мрачно сплевывал Лопахин, проклиная неведомого академика, - Ну, что с тобой делать?!

Люська, с надетым на неё брезентовым подсумком, как и другие собаки, ожидала только его команды.
Лопахин опять нервно курил. Потом часто и широко открывал рот, шумно выдыхая воздух.

Люська видела, как мучается из- за неё Лопахин. Она лизала шероховатым языком его руку и заискивающе виляла хвостом, всем видом показывая, что готова ради него  исполнить свой последний смертельный трюк, как и прежде, лучше всех.
От этого Лопахину делалось ещё хуже..

Через несколько дней их привезли в прифронтовую полосу. Бои шли упорные и почти не затихали.
А потом Лопахин увидел танки. Не такие игрушечные, какие были на полигоне, а огромные, грозные, как большие животные, правда, с такими же белыми крестами на башнях. Рука его машинально, всей пятерней загребла землю с бруствера.
Он невольно посмотрел на Люську. Ему стало нестерпимо жалко её и неожиданно для себя он заплакал..

- Приготовиться к бою! - раздалось совсем рядом с ними и у Лопахина гулко ухнуло в груди.

Его нервозность передалась Люське. Она заскулила и прижалась к Лопахину всем телом.

Лопахин ещё раз посмотрел на приближающие железные машины и принялся вкручивать детонатор.

Потом долго и с ненавистью смотрел на танки, закусив до крови губу.
В запале он невольно сжал пальцы и сделал больно собаке.
Люська заскулила.
Лопахин вдруг упал на колени и начал целовать люскины морду, голову, уши.

- Война, понимаешь, идёт.. Будь она не ладна..А тут целый танк..Представить сложно, скольким людям ты жизнь сохранишь.. -  Непонятно кого успокаивал Лопахин,  то ли себя, то ли Люську.
- Слышишь, милая! Я ремешки - то ослаблю. Как прибудешь на место, еду не ищи, бросай подсумки  и сразу домой! А я тебе галету здесь дам!

Лязганье гусениц приближалось.
Послышались стрельба и грохот взрывов.

- Всё будет хорошо! -  Лопахин в последний раз поглядел на Люську, потом на небо.
Перед тем, как спустить собаку, он схватил её за голову и несколько раз поцеловал в мокрый нос.

Расставшись с Люськой, он скорее, даже не сел, а, упал на дно окопа, чтобы не видеть и не слышать взрыва, сильно обхватив голову руками.

Лопахин не помнил сколько пролежал в изматывающем душу ожидании, но взрыва так и не дождался.

Подбежал старшина, долго тряс его за плечо, что- то крича ему в лицо.

Лопахин высунулся из окопа. Танки были совсем уже близко.
Немцы знали, что русские используют собак для подрыва и расстреливали их, пока те были в зоне прицела смотровых щелей.

Лопахин окинув взглядом поле и вдруг увидел лежащее на выжженной траве знакомое тёмное тельце с белесыми подпалинами.

Ему неожиданно сделалось легко, будто тяжёлая ноша упала с души. Он, приняв для себя решение, в последний раз вздохнул, ноздрями вбирая в себя морозный ноябрьский воздух и выпрыгнул из окопа, навстречу второй волне надвигающихся танков.

Его тоже заметили и начали полосовать  очередями, как и до этого бежавших собак.

Лопахин, спотыкался, падал, разцарапывая руки в кровь о смерзжуюся землю, но продолжал неистово бежать вперёд.
Ему уже не щемило болью в груди, как несколько минут назад, и между тем, думалось, что сама смерть не так страшна, а что потом жить, предав близкую душу, гораздо хуже и горше..

Добежав до Люськи, он аккуратно схватив её за подсумок, чтобы ненароком не зацепить за детонатор, волоком стащил её в ближайшую воронку.

Люська слабо взвизгнула от боли и у Лопахина сразу отлегло от сердца.
Бок у собаки был разодран . По счастливой случайности, пуля не попала во взрывчатку, а задев живот, зацепила всё же и ногу.

- Ничего! - обрадовался Лопахин, перевязывая Люську, - До свадьбы заживёт!

Он похлопал её по морде, взял подсумок и опять рванулся в сторону боя.

Добежав до ближайшего танка, Лопахин с криком, и что есть мочи кинул взрывчатку под гусеницы.
Взрывной волной его отбросило в сторону, и он потерял сознание.

Спустя время, Лопахин написал рапорт о переводе его в другую часть, ссылаясь на неумение работать с ввереными ему подчинёнными.

В новом подразделении трехлапую Люську переименовали в Муму, а самого Лопахина называли Герасимом, за схожесть с тургеневскими героями.

Сам же Лопахин Люську ласково называл "собакой Лопахина"  в противовес собаки Пирогова, за безусловный рефлекс..

***

За период Великой Отечественной войны участие в бою приняли более 9500 собак-истребителей, которые уничтожили 300 танков противника.

300 танков. 300 собак..

На войне собак- подрывников называли - "Истребители танков" или " Псы войны".

Немцы боялись четвероногих бойцов и уничтожали  всех собак в прифронтовой полосе.

(С) Рустем Шарафисламов