Сокровище
Вадик – худой, весь какой-то нескладный, с колючим взглядом бывалого человека – был источником постоянной материнской боли. Алевтина Петровна вечно за него переживала: то девахи ему попадались какие-то непутёвые, то с работы очередной прогоняли, а то и вовсе пропадал на двое суток, возвращался потрёпанный, помятый и отсыпался до полудня в своей терраске.
Только из-за Вадика Алевтина Петровна не переезжала к дочерям в Саратов, хотя те давно звали. Старшая выбилась в люди, стала директором развлекательного центра, младшая тоже жила хорошо, работала учителем, как и мама. Мать с удовольствием представляла, какой комфортной и уютной могла бы быть её жизнь там, в окружении дочерей и любимых внуков, но тут же отгоняла от себя эти мысли. Вадика одного она оставить не могла, пропадёт совсем без пригляда, а к благополучным сёстрам везти его не решалась – кому нужен такой подарок…
После смерти главы семейства Алевтина Петровна с Вадиком остались одни в своём ветхом домике на окраине Кирсанова. Жили, в целом не бедствуя, но спокойствия не было.
Вот и сейчас Вадик не дослушал, выскочил из дома, хлопнув дверью так, что притолока задрожала.
– Надо, надо уже ремонт и в терраске сделать, – подумалось Алевтине Петровне, – совсем она рассыпается… Проводку поменять, отопление переделать…
От грустных мыслей её отвлёк звонок телефона. Звонила соседка, с которой Алевтина Петровна обещалась пойти в лес. Грибов там, по слухам, уродилось видимо-невидимо. Соседки добрались до посадок и, предчувствуя предстоящую успешную «охоту», разбрелись в разные стороны.
Погода, однако, испортилась: налетел пронизывающий шквалистый ветер, небо заволокло низкими свинцовыми тучами, всё вокруг потемнело, как перед бурей. Деревья, как по команде, вытягивались в струнку, словно им хотелось оторваться от корней и улететь на свободу вслед за зовом неистовой природы.
Звонок мобильного заставил Алевтину Петровну вздрогнуть. Сквозь порывы ветра она вслушивалась в то, что кричит ей в трубку сестра Вера, и не понимала ни слова. А когда услышала, не поверила.
– Вызывай такси скорей, у тебя дом горит! Проводка в терраске загорелась, из-за урагана! Весь дом уже в огне!
Забыв про соседку и бросив в кусты корзину с грибами, Алевтина Петровна помчалась к дороге. В такси только одна мысль не давала ей покоя. «Только бы Вадик был жив! Только бы его там не было!» – билось в голове в такт ухающему сердцу. Выскочила из такси, едва оно затормозило, бросилась к пылающему остову дома.
– Пустите, у меня там сын!!! – взвыла раненым зверем.
Молодой пожарный рванул наперерез, схватил Алевтину Петровну в охапку. Если б не он, мать кинулась бы без раздумий в огненную могилу.
– Да не было там никого, мамаша! – кричал ей в ухо пожарный. – Дом пустой был, закрытый! Успокойтесь! Да вон и сын ваш, наверное, идёт, смотрите!
И, правда, из-за угла вывернул притихший потрясённый Вадик. В глазах у Алевтины Петровны потемнело, в груди что-то вздрогнуло, словно лопнувшая струна, и мать обессиленно обмякла в руках у пожарного.
Когда пожарные уехали, Алевтина Петровна добрела до беседки в глубине сада. Эту беседку Вадик в прошлом году смастерил для матери, чтобы она отдыхала там от полуденного летнего зноя. Алевтина Петровна вспомнила, как журила тогда сына, что лучше бы на работу устроился, чем всё лето конопатить эту ветхую постройку.
– Да я ж ради тебя стараюсь, мам, – виновато оправдывался Вадик. – В доме жарко, летом выйдешь в огород полоть, тут тебе и тенёк, и столик для чая. Опять же, дождь начнётся – какая-никакая, а крыша над головой.
Да уж, подумала Алевтина Петровна, теперь у них только эта крыша над головой и осталась…
Позвала сына по имени, но он не откликнулся. Опять куда-то пропал, как всегда, в самый неподходящий момент. Неужели опять к друзьям своим непутёвым отправился?
Позвонила старшей дочери. Та уже слышала о пожаре от тётки, посочувствовала.
– Мам, мы тут с Катей посоветовались… Ты прости, но мы не сможем вас с Вадиком к себе забрать. Если б без него – другое дело, но с ним – сама понимаешь… Деньги мы тебе вышлем.
Послеполуденная прохлада мягко опустилась на сад. Алевтина Петровна сидела за столиком в беседке, уронив голову на руки, и не замечала писка мобильника, требующего подзарядки. К аромату вьющихся роз в саду примешивался едкий, зловонный запах пожарища. Он назойливо подкрадывался к беседке, заползал непрошено в голову, прикасался к самым глубинным, мучительным струнам души.
Из сумрака вечернего сада вынырнул Вадик и тихо подошёл к беседке. Поставил на стол чайник с кипятком, позаимствованный у соседей, примостил рядом две треснутые чашки из сарая и пакетики с заваркой, погладил Алевтину Петровну по вздрагивающему от рыданий плечу.
– Чё делать-то будем, мать? – сказал он, протягивая ей чашку с чаем. – Бабки-то все сгорели…
– Ничего, сынок, проживём как-нибудь, – чуть слышно произнесла мать, утирая слёзы. – Завтра вот пенсия придёт… Квартиру снимем… А сбережения… Ты – все мои сбережения. Один ты у меня и остался, сокровище моё.
Сестра Вера, приехавшая позвать мать и сына к себе на ночёвку, застала такую картину: сын, как когда-то в детстве, спал, положив матери голову на колени, а мать ласково гладила его по волосам, задумчиво глядя вдаль, на равнодушный пожар заходящего солнца. В воздухе тихо звенела новорождённая мелодия чистого, всепрощающего счастья.
Свидетельство о публикации №225021601128