На грани

Год 2013

— А старика сегодня перевели в палату интенсивной терапии, — зачем-то сказала Олеся.

— Он был в лучшем состоянии, чем мама. И всё равно, будет лежать теперь, и мучить родных своей беспомощностью. Тут и не знаешь, что лучше.

— Да. Я вот тоже всё время думаю, за что молиться, что у Бога просить для неё — жизни или смерти? Что лучше?

Трудный разговор не получался. Не было подходящих слов. Вернее, они были, но проговаривать их вслух было страшно. А особенно страшно было отвечать самим себе на поставленные самим же себе вопросы.

Они сидели молча, насупившись, боясь глядеть друг другу в глаза, понимая, подозревая, что в эту минуту думают об одном и том же, и чувствуя вину за то, что, как им казалось, сейчас этими мыслями они выносят приговор не только матери, но и себе.

— Знаешь что, ты езжай, — наконец выговорила Олеся. — А я ещё побуду.

— Сколько?

— Пока неделю, а там видно будет. Завтра с утра вдвоём сходим, ты попрощаешься и езжай. А вечером мы тебя с папой проводим и сразу к маме.

***

— Вот, возьми с собой.  — Отец сунул Наталке торбу с бутылкой вишнёвой наливки.

— Зачем, папа?

— Для зятя. От меня.

— Ладно, — Наталка переложила бутылку в пакет с едой, обняла отца, чмокнула в щёку Олесю, вздохнула и вошла в автобус, который увезёт её из Приднестровья на Украину. А там она пересядет на поезд сообщением Одесса - Москва и через день будет дома.

***

Мгла сгущалась в мутный оконный квадрат, за которым пряталась даль. Холодный полутёмный вагон поезда потряхивало. Все спали, она не спала. Сидела, стараясь высмотреть линию горизонта, за которой исчезало её детство, юность, отчий дом, отец, сестрёнка и мама. Сердце сжималось в ком постоянной ноющей боли. По щекам сползали слёзы, закатывались за воротник, щекотали шею. Она перестала их утирать.

Резко вспыхнул свет, и противный голос проводницы провизжал:

— Просыпаемся! Таможенный досмотр!

На полках зашевелились люди, недовольно покряхтывая, потянулись за сумками, баулами и чемоданами.

Первым по вагону прошёл мужчина в форме с собакой. Мокрый нос псины тыкался всюду, куда мог дотянуться, иногда фыркал, один раз чихнул, но в целом беспокойства собака не проявляла. Следом шла женщина. Высокая, крупнокостная блондинка с пронзительными холодными глазами. Она тоже была в форме.

Подходя к пассажиру, женщина останавливалась, несколько секунд молча давила его взглядом, потом переводила глаза на распакованные вещи и, не говоря ни слова, переходила к следующему. Каждый следующий, кукожась под пытливым взглядом женщины в форме, судорожно вываливал вещи из сумок на сиденье. И так же судорожно впихивал их обратно, когда она отходила.

Подойдя к Наталье, блондинка окинула её придирчивым взглядом и пригвоздила глазами к полке. Наталье казалось, что она уже сморщилась до размера горошины и вот-вот исчезнет совсем.

— Что везём? — строго спросила женщина в форме.

— Личные вещи, — выдавила пересохшим горлом Наталья и стала вынимать то, что было в сумке, и раскладывать всё на постели.

— Это что? — кивнула таможенница на пакет с едой, из которого торчало тёмно-зеленое горлышко с пластиковой затычкой.

— Компот, — пролепетала Наталья.

Таможенница сжала губы в форму куриной жопки.

— Пройдёмте в купе проводника, — не терпящим возражений голосом холодно произнесла таможенница. — И компот захватите.

В купе проводника было жарко. Наталья поставила бутылку наливки на стол, села и расстегнула верхнюю пуговицу кофты.

— Открой, — выдохнула вечной мерзлотой в её сторону таможенница.

Наталья выдернула из горлышка бутылки пластиковую пробку, и резкий запах алкоголя ударил в нос.

— Компот, значит?!

— Испортился… — промямлила Наталья и заплакала.

Не для того, чтобы вызвать жалость к себе у этой неподкупной служительницы закона, а от боли, которая душила грудь. Она пыталась что-то объяснить: «Это отец передал мужу… Возьмите себе… Я не знала, что нельзя». Она давилась словами и слезами. Плакала и не могла остановиться, долго, заунывно, мучаясь от собственного бессилия, от безысходности. Плакала, снимая с себя золотые серёжки и передавая их украинской таможеннице.

Когда её, наконец, отпустили, она упала на полку, уткнув лицо в подушку, чтобы заглушить рвущиеся рыдания. Она так и не смогла уснуть, перед глазами стояла картина прощания с мамой, тот момент, когда блуждающие зрачки пытались поймать её взгляд.

Едва забрезжил рассвет, в кармане зазвонил телефон. Наталья поднесла трубку к уху, даже не взглянув на дисплей. Она уже всё знала.

— Возвращайся. Мама умерла.

Вы прочли отрывок из книги Елены Касаткиной "Проклятие дома на отшибе". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро и Амазон.