Сильные тоже плачут

– Марин, извини, я домой. Что-то случилось. Мама плачет... – Надюшка отключила телефон, из которого доносились еле слышные сдавленные рыдания, и поспешно засобиралась, торопливо обняв на прощание подругу.

Вечер без Надюхи был непривычен. В ожидании родителей с вечерней смены Марина послонялась по дому, выучила уроки, погладила кота, включила и выключила телевизор. Написала Наде сообщение, ещё одно, позвонила – нет ответа.

На следующий день Маринка ждала Надю у школы в обычное время, но подружка так и не появилась. Надюшка зашла в класс уже со звонком. Учитель удивленно вскинула брови и хотела что-то сказать, но осеклась, увидев лицо девушки. Лицо Нади осунулось и побледнело, глаза покраснели и опухли, губы беспомощно кривились.

– Мама с папой разводятся, – упавшим шёпотом сообщила она, плюхнувшись на своё место рядом с Маришкой.

– У папы другая появилась, – тараторила по пути из школы, как будто спешила выплеснуть из себя всю нестерпимость боли. – Мама узнала, а папа сразу собрал вещи и ушёл. Люблю, говорит. Там у него ещё одна дочка, два года ей уже. Прикинь, Надей назвал, как меня, как будто имён других нет...

Марина охала, верила и не верила словам подруги. Семейная жизнь Надиных родителей уже восьмой год протекала на её глазах. Протекала ровно, размеренно и неторопливо, словно воды в низовье равнинной реки. Но, наверное, правду говорят, что и в тихом омуте всякой живности хватает, и каждой из них своя пара найдётся.
 
Но всё же трудно было поверить, что всегда такой мужественный и надёжный, с военной выправкой и твёрдыми жизненными принципами дядя Миша не любит теперь тётю Таню – такую нежную, женственную, настоящую русскую красавицу, с глазами-озёрами и русой косой. Несмотря на взрослую дочь и серьёзную профессию, тётя Таня сама казалась хрупкой школьницей, заблудившейся в дебрях взрослой жизни.

Целый год Надя, как могла, поддерживала мать. Утешала, выслушивала, даже с отцом прекратила всякое общение. Но потом сдалась и на очередное его приглашение в гости ответила согласием. Тем более что мама уже как-то успокоилась, притихла, и Надя подозревала, что неспроста – видимо, и у неё уже кто-то появился.

– Прихожу к нему, а он, прикинь, пьяный. И эта так и крутится возле него, в глаза заглядывает, улыбается. Мишенька, Мишенька – а сама подливает ему. А ему пить нельзя совсем, у него же язва, – свои сокровенные мысли Надя могла доверить только Марине, когда они встречались по вечерам в беседке за футбольным полем. Этот укромный уголок, спрятанный от школьных окон густыми кустами сирени, был обычным местом встреч молодёжи, поэтому рассказывать приходилось быстро, пока ещё никто не пришёл.

– С сестрой вот познакомилась, – продолжала свой рассказ Надюха, смахнув непрошенные слезы, – Ну что, прикольная, как все маленькие. Симпатуля, глаза круглые, смеется так, что не захочешь улыбнешься. На меня даже в детстве похожа. Только вот когда он её позвал, как меня в детстве звал, – Надёна, я не выдержала, расплакалась и убежала. И знаешь, он ведь мне даже не позвонил спросить, что случилось.

После девятого класса подруги разъехались по разным городам: Марина поступила колледж в Воронеж, Надя – осталась доучиваться в родном городе, чтобы потом поступить в медуниверситет и стать врачом как мама. Встречались только на каникулах.

От подруги Марина узнала, что тётя Таня вышла замуж и они всей семьёй ездили отдыхать на юг. Новый муж Надиной мамы души в жене не чаял, и Надю как-то сразу стал называть дочкой, тем более что своих детей у него не было.

А дядя Миша отправился служить в зону боевых действий. О том, как у него дела, Надя узнавала только от бабушки.

– Папа вернулся, – как-то раз сообщила Надя, шмыгая носом и раскуривая сигарету, – раненый, в больнице полгода отлежал. Домой приехал – а там у жены хахаль сидит новый. Ну как, новый – она, оказывается, с ним давно уже крутила, ещё до СВО, и дочка от него, прикинь. А от папки ей какая польза? На СВО даже нормально погибнуть не смог, чтобы она выплаты получила, а сейчас вообще инвалид безработный…

Надя замолчала, швырнула недокуренный окурок в заросли сирени. В беседке воцарилась неловкая тишина.

– А ты простила его? – прервала наконец молчание Марина.

– Не знаю... Кажется, да. Но мы с ним про это не говорим никогда. Как-то не хочется старые раны трогать, у него и новых хватает. Но так он молодец, держится, сейчас вот пить бросил, на работу хочет устраиваться. Мы с ним больше про общих знакомых говорим да про его планы. Больше общих тем нет…

Надю прервал резкий звонок телефона.

– Да, пап, – выдохнула в трубку Надя. – Ну конечно, приду. Вечером, да. И знаешь, пап…

Надя помолчала, словно собираясь с силами.

– Я тебя люблю, пап.

Ещё несколько секунд она вслушивалась в звуки по ту сторону телефона, потом потрясённо мотнула головой, плюхнулась на лавочку рядом с Мариной и нажала на кнопку отбоя.

– Папа плачет, - только и смогла сказать она.