Тайная жизнь региона 74

     Плющ всегда прокладывает себе путь. Даже там, где жизнь, казалось бы, угасла, где лишь бетон и ржавчина, где память скребется под кожей, как лед о стекло. Плющ — символ живучести и забвения — ведет нас в тени Челябинской области, в регион 74, где реальность сплетена из обрывков прошлого и неясных предчувствий, возникающих неизвестно откуда.
     Лианы плюща связывают пять историй, прорастающих сквозь время и пространство, напоминая, что даже в самой кромешной тьме есть место для жизни, пусть и для самой изломанной...
     Красота и восторг регионов России, пастух, хранящий страшный секрет в бескрайних полях, поселок, над которым все еще звучит отголосок трагедии, мрачное очарование домов на ЧТЗ и неожиданно приятное наступление весны в Ленинском — вот все декорации, на фоне которых разыгрывается драма выживания, любви и утраты.

     Артхаус Тракторозаводского района

     Я познакомилась с Альбиной — красивой и миниатюрной девушкой, откликнувшейся на мое объявление в интернете, в котором искала моделей для фотосъемок. Челябинск она знала плохо, поэтому я решила взять инициативу в свои руки с выбором локаций для съемок, решив показать ей уютные дворики в районе ЧТЗ. Их для себя открыла еще летом: садовый плющ, казалось, главенствовал в этих местах, разноцветные двухэтажные дома тонули в нем. И только верхушки серых конусообразных крыш тянулись высоко к небу, высоко к свету…
     Забавно, но встречу мы назначили сразу после праздничных дней в январе. Я увидела Альбину на трамвайной остановке у «Теплотеха». Весь мир спал, а мы тем временем запрыгнули в трамвай под номером 15, расположившись на местах у самого окна, и внимательно наблюдали за городом, который на глазах прямо-таки чернел и таял, стоило только проехать «Ленинградский» мост.
     Пока мы находились в пути, я немного узнала об этой девушке. Почему-то мое окружение всегда состояло преимущественно из творческих людей: молодых художников, дизайнеров и журналистов. Моя спутница не стала исключением. Она поделилась, что хотела бы снять свое кино, артхаусное, если меня не подводит память. Я поделилась, что тоже хотела бы научиться снимать что-то красивое, и это «что-то», разумеется, представляло бы с лучшей стороны Челябинск. Мы покинули наш теплый трамвай, когда доехали до улицы Горького. Выскочив из него, мы двинулись навстречу первым попавшимся хмурым дворам.
     — Ну и разруха! — удрученно проговорила спутница.
     — Летом здесь все не так… Точно тебе говорю, — я поспешила оправдаться.
     Во время нашей прогулки мы решили заглянуть в один подъезд, который оказался безумно уютным на фоне всеобщей неопрятности. И чудо! В нем на стенах висели всевозможные картины с различными пейзажами, а все свободное пространство было занято цветами. Забавный факт: у соседей была даже общая пепельница. Сигареты хранились на тумбочке в форме домика. Мы даже успели столкнуться с жительницей этого дома… Эта женщина оказалась весьма приветливой (А еще бы! Люди не прекращали отмечать наступивший год), но дико своеобразной. Видимо, жизнь в этой части района оставляет на людях свой отпечаток.
     Эта женщина спускалась то к одним соседям, то к другим. Так подтвердились наши догадки о том, что жильцы дружны между собой. Честно, нас это поразило: ты можешь жить в приличном районе, в квартире многоэтажки, купленной за большие деньги, и даже не знать в лицо своих соседей, никогда не здороваться с ними, а можешь — отхватить от этой жизни не самые приятные сюрпризы, но остаться человечным и открытым. Открытым, подобно дверям этого старого дома, ведущим в это мрачное искусство через омертвевшие лианы плюща, в такой нишевый артхаус, который мечтала снять моя спутница.
     Мы с Альбиной сильно загорелись после увиденного, так что пошли искать «причудливые миры» и в других местах. Только нам везло с открытиями чуть меньше, но это не было главным. Встреча с этой девушкой пробудила во мне некоторые воспоминания: четыре года назад у меня была школьная подруга, с которой мы носились по мостам, старым общежитиям и взбирались на крыши. Суть, конечно же, заключалась не в подростковой шалости. Нам нравилось не просто дурачиться вместе, мы наслаждались тем, что можем разделять увиденную красоту друг с другом. Для меня это всегда являлось чем-то душещипательным и интимным, потому что не каждый человек откликнется на твое «прекрасное».
     Вернемся к прогулке. Напоследок мы зашли в сталинку обветшалого, зеленого цвета. Построена она была по типу общежития, так что коридоры и подъезды в ней оказались нереально большими. Пока я фотографировала Альбину — кто-то успел доползти до квартиры пьяный в стельку из магазина, чуть позже из этой же квартиры послышались ругань и крики. А один дедушка все не мог оторваться от нас. Он попросил, чтобы кто-то из нас сфотографировался с ним на мыльницу. Я согласилась, но вместо приятного и памятного кадра получила размытый снимок, на котором хитрый черт пытался поцеловать меня в щеку. Заполучив желаемое, довольный дед побрел на свой этаж.
     У меня же это все никак в голове не укладывалось. Под «все» я понимаю хаотичное, непрерывное и праздничное. Я думала закончить рассуждения в духе «это все и есть наша жизнь», как мне в голову пришла другая идея.
     Я часто ругала Челябинск. Мне казалось, что в нем нет ничего примечательного. Но эта прогулка в корне изменила мое представление об этом. Наши города — это не совсем про уровень жизни, архитектуру и тому подобное. Наши города — прежде всего про нас.
     По дороге на учебу иногда заставала бабушку, которую поспели назвать «местной сумасшедшей». С людьми она особо не любила общаться, зато по утрам всегда выгуливала свою собачку: послушную и ласковую чихуахуа. Интересно это тем, что хозяйка всякий раз шила для нее новый костюм. Также на днях встретила дедушку, который продавал мне учебные пособия в магазине канцтоваров, когда я еще училась в начальных классах. Сильно удивилась, что узнала его спустя столько времени...
     И знаете, всякий раз, когда я встречала этих людей, то понимала одно: если бы меня попросили описать родной город — я бы начала рассказывать именно об этих героях. Пока по этой земле ходят люди, которые не только дороги, но и вызывают какие-то воспоминания — наши города будут оставаться важными. Ведь когда уйдет последний примечательный человек отсюда, нас уже ничего держать здесь не будет.
     Мы с Альбиной попрощались на той же самой остановке, с которой и начали наше небольшое путешествие. Фотографии с того дня получились чудесные, но больше мы не общались. Надеюсь, она сейчас счастлива. А вот артхаус я все еще близко к себе не подпускаю…

     Добрая сторона Ленинского

     Сегодня я почувствовала сильную необходимость направиться куда угодно, лишь бы не засиживаться дома. Яркое солнце просачивалось в спальню, ласково поднимая сонливых жителей. Маленькие птички уселись на березку под моим окном. Они не могли упустить утренние купания под теплыми лучами. И все это говорило об одном — наступила весна. И хотя зима в этом году не была морозной, приход весны всегда ощущается как-то по-особенному. Такие моменты упускать из своей жизни никак нельзя.
     Долго думала над тем, каким местам в городе уделила недостаточно внимания. Я своего рода начинающий путешественник: пытаюсь разобраться в себе посредством общения с городом, изучения его привлекательных и не очень сторон. И, как позже выяснилось, Ленинский оказался тем самым районом, которого я нарочно избегала. Честно, меня всегда терзали жуткие предчувствия насчет него. Не хотелось бы показаться вам человеком, оправдывающим стереотипы, но эта часть города славится наибольшей преступностью.
     После учебы, в тот самый день, когда ощущения неожиданно подсказали мне, что пора отправляться в Ленинский — я вышла из автобуса на остановке «ДК ТЭЦ». Я специально выбрала эту территорию, потому что она удалена от парадной части района. Здесь сосредоточено немалое количество предприятий и заводов. И, как мне показалось, все эти дома строились для рабочих, об этом свидетельствуют отдельные названия улиц (Энергетиков, Трубников). Не успела осмотреться, как мне в глаза сразу бросился Ленин, стоящий посреди сквера. «Ну хоть кто-то меня здесь встречает!» — шутила я.
     Трудно говорить что-то о первых впечатлениях: они скорее были волнительные, в какой-то степени трусливые. Я еще недолго походила по этой небольшой площади, а после растворилась во дворах. Мне удалось расслабиться в тот момент, когда увидела первых жителей. Это была компания, состоящая преимущественно из двух групп пожилых мужчин: одна из которых играла в шахматы, а другая — в нарды. Один из этой братии окрикнул старого приятеля, который пытался отчаянно завести «Волгу». Ребята стали упрашивать его сыграть с ними разок. Приятель долго не сопротивлялся. Он побрел к своим друзьям, предварительно грубо хлопнув дверцу машины.
     Посмеявшись над этой ситуацией, я вышла на улицу Аптечная. Здесь было так много красок, а дома выглядели игрушечными (нетипично, если учесть, что Челябинск окрашен во все оттенки серого). Это притягательно. Это приятно. Это то место, в котором захотелось надолго остаться. Я протяжно прогуливалась по этим улочкам, заглядывая в жилые окна и подъезды. Наверное, выглядела в этот момент, как неуверенный в себе вор. На деле же я мнила себя вором всего необъяснимого красивого.
     Там же я приметила двухэтажный дом красного цвета, на балконе которого птицы свили гнездо, из которого слышалось звонкое пенье жизни. Но больше меня удивили окна на первом этаже этого здания, в решетках которых была оставлена конституция РФ, книга «Ваши права в ЖКХ», бюллетень от партии «Яблоко» и многочисленные наклейки с флагами России. Жутко стало интересно, что же происходило там внутри…
     Одно я знала наверняка: ради этого я и изучала Челябинск, чтобы каждый раз удивляться тому, что его совсем не знаю.

     Есть один особый регион

     Я покидала Москву с чувством облегчения, а то сильно уж приелась эта бесконечная суматоха и нервотрепка. Захотелось свободы и простора. Казалось, само Подмосковье не закончится никогда... Огромное пространство и на что мы его тратим? На дороги, мосты и развязки. «Пятерочки» и прочие аналоги размножаются быстрее тех же борщевиков, от которых дачники с трудом избавляются каждое лето. А вокруг полнейшая нищета на фоне заводов и складов от крупнейших производителей.
     Стоило мне покинуть Московскую область, как выглянуло солнце, и на душе стало немного спокойнее. Мои глаза не отводились от окна. Я любовалась восхитительными пейзажами, от которых сильно отвыкла, постоянно пребывая в гуще бетонных коробок, имеющих пагубное свойство давить на человеческую психику. Маленькие деревушки сменяли друг дружку буквально на каждом шагу. Все это уже успело приесться, пока я с семьей не въехала в Рязань. Этот город показался мне очень красивым и опрятным, да и достопримечательностями он похвастаться может. Особое впечатление произвел на меня Рязанский кремль и Успенский собор. Быстро проехав центр города, мы снова очутились на трассе М-5. Родители всю дорогу слушали песни своей молодости, а я в предвкушении ждала чего-то необычного.
     Вечер. Так и не доехав до Самары, мы решили остановиться в гостинице. Заснуть было не так уж и просто: свет от большущей красной вывески мотеля пробирался через дешевые занавески. А вставать оказалось еще труднее. Проснувшись в четыре часа утра по местному времени и выпив пару кружек крепкого чая, мы снова двинулись в дорогу. И вот она — незабываемая Волга! Я уже проезжала мимо нее несколько раз, но душа все так же ликовала. Когда я увижу эту красоту вновь? А дальше шли бесконечные подсолнуховые поля, в которых захотелось затеряться, и неизвестные мне маленькие деревеньки и города.
     Время было девять часов утра, а я уже не выдерживала. Больше месяца не видела родной Урал и сильно по нему скучала. Спустя какое-то мгновение я заметила, как сильно переменилась местность: утренний туман нежно укутывал поля, а солнце отливало бледно-розовым оттенком, вскоре начали мелькать холмы, на которых паслись небесные барашки. Боже, как это было красиво! Все это выглядело так, будто возвышенности доставали до самих облаков. В эту минуту мне пришло сообщение: «Добро пожаловать в Республику Башкортостан». «Башкирия, ты самое чудесное, что со мной случалось», — по-детски отреагировала на это оповещение я.
     Там в каждом уголке продавцы торговали медом, где-то стояли магазинчики с крышей, как у юрт, где-то станки-качалки добывали нефть. Наша страна огромна и обладает множеством ресурсов, но все это нам не принадлежит. Такое двоякое чувство восхищения и грусти преследовало меня полдороги. Далее я все так же высматривала речки и озера. Последнее для меня что-то особенное и родное: на Урале полно озер. Сердце чувствовало, что скоро на горизонте появится дом. Где-то в дали виднелся большущий город — Уфа, одаренный золотыми лучами дневного солнца. Я старалась разглядеть каждую его деталь, дав себе обещание обязательно сюда вернуться.
     Вы поймете, что попали на Урал, когда взбираться по дороге станет тяжко, а уши начнет закладывать от давления. Всему причина — горы. Мы с родителями сделали остановку в маленьком городке Сим, а точнее на площадке, с которой открывался вид на город и могучие плечи древних богов, покрытых сосновым кружевом. Никогда в жизни я не бывала на такой высоте. Этот момент я не скоро забуду.
     Три часа езды и уже узнаю места, в которых маленькой часто отдыхала: детские лагеря, озера, санатории идут поочередно. И вот спустя два часа показался суровый Челябинск. Признаюсь, уже успела отвыкнуть от нашего общественного транспорта, в котором зимой невыносимо холодно, а летом — до невозможности душно, от многочисленных серых заборов, от наглых людей, подрезающих тебя на каждом шагу (и в каждом регионе страны!), да и от общего вида вокруг. Так уж вышло, что все красоты Челябинска находятся за его пределами. Эх, Родина!
     Знаю, у меня плохо получается передавать словами. Это нужно не просто увидеть — это нужно прочувствовать.

     Божья кара

     Практически каждое лето я приезжала к своей подруге в Медиак: уютную деревеньку, вокруг которой раскинуты разноцветные поля, голубые водоемы и прозрачные карьеры. Это лето было как раз одним из таких.
     По пути к деревне мы любовались видами из окна машины, как вдруг подруга радостно проговорила: «Смотри, сколько там коров и лошадей!» И действительно, у небольшого пруда плескались эти хорошенькие и ухоженные животные, топтали свежую травушку и грели блестящую шерсть после водных процедур на солнышке. Недалеко от них стоял строгий, как мне показалось, пастух: загорелый мужчина, половина лица которого была скрыта под «ленинкой». «Давай поговорим с ним, заодно пофотографируем лошадей?» — предложила она.
     Мы припарковали машину у дороги и направились к мужчине, который давно нас приметил.
     — Здравствуйте! — обратилась к нему подруга.
     — Здарова! Я городских постоянно вылавливаю на этом месте. У вас же там интернет, а вы все на коров насмотреться не можете, — иронично подметил он, но без злобы.
     — Это все ваши коровы и лошади?
     — Мои. Считай, один их пасу. Работаю без сменщика с утра до позднего вечера. У меня дома также полно лошадей. Тридцать восемь голов, каждая стоит по восемьдесят тысяч, представляете?
     — А откуда вы родом?
     — Сам из Чебаркульского района. Сейчас, правда, живу недалеко от поселка Мирный.
     — Вы никогда не хотели жить в городе?
     — Меня деревенская жизнь вполне устраивает. Я никогда не жалел, что рос не в городе. Вы же там едите одну тухлую еду? А у нас все свежее, свое, настоящее! Да и просторы любимые я ни на что не променяю.
     — Можно я вас сфотографирую и напишу о ваших лошадях? — неуверенно спросила я.
     — Конечно!
     Пастух смеялся через каждое слово, а его лошадь ласкалась к нему, словно какая-нибудь кошка. Мы сделали нужные живописные снимки. Поблагодарили этого мужчину, а затем поехали отдыхать. Оставалось проехать один километр, как меня настигло одно неприятное чувство…
     — Тебе не показался этот мужчина странным? — наконец обратилась к подруге.
     — Нет, а что такое?
     — Мне привиделось или у него были бандитские татуировки?
     — Я тоже заметила их. Что тут скажешь? Да, у всех нас есть прошлое. Главное, что он наконец-то обрел спокойствие для себя в новой жизни.
     Помню, как мы тогда хорошо отдохнули. Подруга осталась в деревне еще на целое лето, а я через несколько дней уже вернулась в Челябинск. В начале осени, когда мы увиделись с ней вновь, девушка сообщила неприятную новость: выяснилось, что пастух жестоко обращался со своими животными, материл и бил их ремнем. Мужчина имел две личины.
     — И все это он совершал жестоко, будто бы ему нравилось это!
     — А ты уверена, что это был он? Это точно наш пастух?
     — Уверена! Самое удивительное — он же меня узнал. Я специально притормозила, чтобы рассмотреть его как следует. И что ты думаешь? Мое присутствие его не смутило.
     — Что же с ним такое произошло? — Все это никак не укладывалось в моей голове.
     — Прошлое не отпускает, — подытожила она спустя минуту. Мне нечего было добавить к этому.

***

     Спустя год я вновь оказалась в Медиаке. Солнце все так же ласково пригревало землю, а поля пестрели яркими красками. Но что-то изменилось, пропало ощущение безмятежности. Подруга рассказала, что лошадей у того мужчины отобрали, а сам он отбывает наказание. Местные жители вздохнули с облегчением, ведь многие подозревали его в мелких кражах и раньше, но доказать ничего не могли.
     Мы проезжали мимо того самого пруда. На месте, где плескались лошади, теперь плавали утки. Тишина стояла звенящая, только шелест травы напоминал о жизни. Я невольно вспомнила его лицо, смуглое и обветренное, скрытое под тенью кепки. Как же так вышло, что человек, так любящий природные дали и животных, оказался способен на жестокость?
     Может быть, дело действительно в прошлом, которое, как цепь, тянет человека на дно. А может, просто деревенская идиллия оказалась лишь маской, скрывающей темную сторону поселка. Я так и не нашла ответа на этот вопрос.

     Трагедия в Мирном

     Недавно с подругой отправились в деревню Медиак. По пути к ней решили заехать в один поселок и закупиться в магазине необходимыми продуктами. Этим поселком был Мирный.
     В 2019 году мы успели там даже немного погулять. Лето еще не закончилось, а осень все наступала и наступала: в августе шли дожди, было невыносимо холодно. Казалось, краска смывалась с бетонных двухэтажных хрущевок. Казалось, еще чуть-чуть, и весь этот унылый пейзаж с Лениным, воткнутым на площади, коровами, расхаживающими по главной улице, алкашами, болтающимися возле «К&Б», — смылся бы в божественной раковине и навсегда затерялся в канализации небытия.
     Мы не успели подъехать к магазину, как увидели небольшую толпу зевак, что-то обеспокоенно обсуждавших. Позже моя подруга заметила скорую и пожарных, а также два обгоревших окна местного общежития. Нам хотелось верить, что никто не пострадал. Но самое худшее оправдалось — погибли дети (мальчик и девочка). Им было меньше пяти лет. Они были оставлены на целые сутки горе-матерью.
     В один миг все омрачилось. Я посмотрела на людей, окружающих нас, другими глазами: у них случилась трагедия, они не просто знали эту семью, а помогали ей, нянчились с детками. Какая страшная и беспощадная смерть: пожар произошел из-за детской шалости.
     На площади спустя время показались собаки. Они стали грызться между собой. Среди них находилась и самая маленькая собачонка, которую больше всех кусали и терзали. Вой и стоны пронзительно жуткие стояли. Большие псы, ощетинившись, рвали друг друга, а эта собачонка, словно игрушка, металась под их лапами, отчаянно пытаясь вырваться. Каждый ее визг отдавался эхом в морозном воздухе, но никто не вмешивался.
     Жители стояли плотной стеной, их лица выражали то равнодушие, то болезненное любопытство. Чьи-то дети, прижавшись к матерям, с ужасом наблюдали за происходящим. Никто не кричал, не пытался разнять разъяренных животных, лишь тихий шепот перекатывался по толпе: «Смотрите, смотрите…»
     Бойня продолжалась еще несколько минут. Крошечная собачонка забилась под лавку, надеясь найти здесь спасение. Но тут-то ее и настигли. Один из крупных псов, оскалившись, вытащил ее за холку на середину площади, где и разорвал на глазах у безмолвной толпы. Кровь брызнула на снег, окрасив его в багровый цвет.
     Когда все стихло, псы, тяжело дыша, разбежались в разные стороны. Люди же медленно стали расходиться, словно ничего и не произошло. На окровавленном снегу осталась лежать разорванная тушка.
     Этот ужасающий момент с собаками показался не просто символичным, а пророческим. Никто и не решился бы вступиться за животных и разогнать их, так как в эту же секунду кто-то думал о мщении, другой — о самосуде, третий — о том, кто больше всех в этой истории пострадал. И у всех глаза были нечеловеческие...
     И хотя самое чудовищное уже произошло, я до сих пор думаю, что страшнее: когда умирают дети или когда рождаются нелюди?
     Когда мы все-таки добрались до дачи — веселиться не хотелось: мы готовили, смотрели всякую ерунду, чтобы отвлечься, практически не разговаривали. Но утром уже стало легче, а погода была, как в доброй русской сказке, воздушная и снежная. Мы достали сани и летели на них наперегонки с домашними собаками, пообещав друг другу больше не думать ни о чем плохом и быть благодарными каждому наступившему дню.

     ***

     С тех пор прошло два года, но образ Мирного, застывший в ноябрьской серости и пропитанный запахом гари, до сих пор преследует меня. Кажется, что время там остановилось, законсервировав трагедию в самом сердце поселка. И всякий раз, проезжая мимо поворота на Мирный, я вздрагиваю, вспоминая равнодушные глаза этих людей.
     Медиакская деревня, напротив, всегда казалась мне тихой гаванью, в которой можно укрыться от мирской суеты и обрести душевное равновесие. Но и там — в этом благословенном уголке — я теперь вижу отблеск той трагедии…
     И все же, несмотря ни на что, я продолжаю верить в добро и в то, что даже после самых страшных потрясений жизнь берет свое: солнце как бы то ни было встает, птицы поют, цветы распускаются, а дети смеются. И пока есть хоть малейшая надежда на лучшее, мы должны бороться за нее, цепляясь за новый день, как за спасительный круг, в этом бушующем море.