В ямщину

    Поздняя ночь… Нет, раннее утро. Кузьма Ефимков, определённый  в недельное дежурство на станцию, осторожно встаёт со своей кровати. Не смотря на осторожность не потревожить жену Ирину, она всё-таки проснулась и тоже хочет подниматься. Дети Иван с Ульяной безмятежно спали на полатях.
- Кузя, ты нашов ли приготовленной хлам?
- Нашов, оболокаюсь.
- Под штяны обязательно гачи надо.
- Ладно, - буркнул Кузьма
- Лопоть каку берёшь?
- Короткой кафтан оболоку.
    Ирина поднялась, накинула на себя кофту, пошарила в темноте в стопке одёжи, всё ли положено с собой. Добавила туда портянки с печи, мало ли упаки промочит и переобуться нечем. Кузьма в это время взял из загнеты  ещё тёплую ячневую кашу, отрушал  от мягкого  кусок хлеба, сел за стол, завтракает. Вечером специально три полена истопили, чтобы утром тёплое поесть.
    Кузьму и Ирину поженили в довольно молодом возрасте, обеим по шестнадцать лет, и тому была причина, отца Ефима Токмакова по рекрутскому набору забрили в солдаты. Жена Ефима Дарья умерла еще три года назад. Вот и жили два мужика Ефим да сын Кузьма, другие дети ещё во младенчестве умирали один за другим то от простуды, то от поноса. С простудой всё было понятно, понос же был следствием аскетичного образа жизни крестьянина. Кузьма родился довольно крепким, простуды его не брали, а с последствиями малосанитарного образа жизни организм легко справлялся. С возрастом он начал помалу помогать родителям, настолько, сколько хватало силёнок. И тут от уездного начальства распоряжение – согласно Высочайшего Указа провести жеребьёвку в рекруты среди мужиков возраста от двадцати пяти  до тридцати пяти лет – деваться некуда, Ефим попадает под жеребьёвку.
    Приехали в Верхолалье десятские с Ильинского Подомска, собрали всех подходящих под указ мужиков в церковном приделе. Мужики народ не отягощённый частыми указаниями властей, законопослушный – явились все. Испокон веков прививалась дисциплина: платили в казну пошлину, знали сколько надо, кто не заплатил, получи порку согласно прейскуранту. Испокон веку чинили общие дороги, знали свои участки, починили - хорошо. Кто не чинил, получи порку согласно прейскуранту. Требований к крестьянину было не много, но спрашивалось строго, как компенсация за волю. Вот так веками и воспитывалась дисциплинированность черносошного крестьянина. Государственный мужик был волен сам себе, только в редких случаях должен государству. А уж если должен, будь добр в точности всё исполнить. 
    Знают мужики, если матушка царица, Богом данная, попросила на службу солдат, значит дело святое. Так и должно быть. А жребий по-честному определит, кого послать. Ефим в назначенное время приехал на Повост на своём Рыжике. Чтобы время на поездку даром не терять, многие к этой поездке приготовились. Кто-то ругу привёз в церкву, кто-то зобни, кадушки, гнутые полозья для саней прихватил при случае продать, мало ли кому потребуются. Было бы попрохладней, может и сало привезли бы, да осень ещё ранняя, холодов не наступило. Некоторые столярные изделия с собой прихватили, кто на руку мастер. В большинстве своём менялись своим добром тут же около церкви, деньги в редких случаях доставали из карманов. А деньги водились у всех, в каждой семье припасено для уплаты налогов. Строгановские приказчики лён скупали за деньги, от того они и были у мужиков в запасе.
- Мужики, все ли собралися? – послышался голос десятника с бумагой в руках – слушайте себя, подходите за своим номером. Десятник выкрикивал по своему списку мужиков по деревням. – Ефим Алексеев сын Токмаков, - услышал своё имя Ефим. Подошёл, на руке чернилом написали номер «38». Следующий …. 
- Начинаем жеребить номера, вот оне на столе все разложены, кому интересно, кто грамотной подходите, сверяйте. Несколько грамотных мужиков сходили к столу, потыкали пальцами, посчитали.
- Сгребаем все девяносто шесть ярлыков в мешок, вот они. Давайте-ко сюды кого-нибудь из девок тянуть ярлыки из мешка. Надо достать четыре штуки.
- Так вот Марфа, пусть она выбират, - показал пальцем на стоящую рядом девушку с Гледена Гриша Соснин с Сирина.
   Марфа стесняясь, оглянулась на отца, тот одобрительно кивнул, пробралась к столу. Десятник указывает на устье мешка, - давай достань четыре дощечки. Устье держит так, чтобы туда только рука пролезла, не заглянуть. Марфа один за другим достала четыре ярлыка. - Всё хватит, мужики слушайте свои номер, кому выпал жребий, давайте сюды.
   Ефим услышал свой номер и не поверил своим ушам. Будто обухом топора по голове. - Как так, приготовлено в хозяйстве всё для молотьбы. Ехал Ефим на Повост на жеребьёвку, да на ум не приходило, что всё это коснётся именно его. Ну, надо было и поехал. - Приеду вечером обратно, жизнь пойдёт дальше своим чередом. А вот как получилось, жизнь кончилась, хоть и живой. В голове мысли как в хороводе, ни одна не остановится чтобы поразмыслить. Скачут ровно черти.
Вот так и поехал домой Ефим с наполовину стриженой головой – метка рекрута – и непониманием за что хвататься. Десятниками строго-настрого приказано прийти в Сольвычегодск к полицейскому исправнику к Михайлову дню с недельным запасом сухарей для отправки в царскую армию.
    Пока Рыжик тряс его верхом на себе до Стрекова, мысли начали постепенно успокаиваться. - Сын Кузьма хоть и не велик, однако не младенец, одиннадцать лет уже, однако тревожно, как ребёнок выживёт. И родни-то нет рядом. Брат Якуня умер в позапрошлом году, Еремей и того раньше, сёстры выданы в замуж по другим деревням. В больших хозяйственных делах не откажет помочь друг детства Андрей Суздалов с Быку.
    Когда-то, толи в шутку, толи в серьёз, они сговорились, что дочь Андрея Ирина станет невестой для Кузьмы, родившиеся в один месяц. Тогда родители Ирины и Кузьмы стали при крещении крёсными для своих детей. Эта мысль немного успокоила Ефима, когда он подъезжал к деревне.
- Хлеба парню хватит до лета, двух коров и лошадку прокормит, сено заготовлено, бабы соседские помогут на первых порах. Поклонюсь другу Андрею Лазаревичу, пусть хоть как, а парню помогает. К себе ему забрать Кузьму нельзя, пропадёт земля и сенокосы, распределят их другим на Стрекове, обратно не вернёшь. На Быку на его душу надела не дадут, не проголосуют мужики, земля-то общинная. Кулигу нашу пусть Адрей засевает и лён себе забирает, Кузе не справиться со льном.
    Кузьма и Ирина ещё с вечера собирали всё необходимое для недельного дежурства, уложили в мешок. На улице была весна, март. Приготовлена сменная одёжа, бесхитростная еда безо всяких кринок и бутылей. Если что, можно и всухомятку поесть. Ещё неизвестно какой будет наряд от станции. Может возить пассажиров, может груз какой везти придётся. Ехать всё равно придётся далеко. Приготовились на все случаи, чтобы не голодать и не мёрзнуть.
    Кузьма проверил содержимое мешка ещё раз, сложил в передок саней своё добро, пошёл в стаю. Небо, прямо по пути, на востоке уже начало светлеть, снега за ночь не выпало, лежалый снег на морозе поскрипывал. Дойдя до ворот стаи, привычно откинул запор, приоткрыв дверь, вошёл во внутрь. Справа стоит светец - держало с лучиной, тут же огниво. Кузьма добыл огонь, зажёг лучину. Тусклый свет осветил Воронка, коров в стойлах по кругу. Курицы сидели на жердях над кормушками. Два чёрных поросянка еле угадывались в своём отсеке, спали около стены, не реагируя на хозяина.
    Кузьма выставил на улицу мешок овса, сверху бросил верёвку и топор, чтобы, как запряжётся, забрать с собой, сдёрнул со спичи уздечку. Воронко, стоя дремавший всю ночь, развернулся к хозяину, покорно опустил голову для одевания узды.
    Спустя некоторое время всё было готово к отъезду, особенно придирчиво осмотрены сани, только они могут подвести в дороге.  Кузьма постучал в окно, махнул рукой супруге Ирине и легко запрыгнул в сани на копёнку разложенного сена. Сейчас путь лежал на станцию на Пожарище, это около часу езды, как раз уже рассветёт к приезду на место. Дорога была уже наезженная, ненастный месяц февраль прошёл, сейчас, пожалуй, до самого таяния снега дорога будет устойчивой. Если даже будет какой-то снег, сильно дорогу не испортит, таких заносов, как ещё пару-тройку недель назад случались, не будет.
- Вроде бы всё заготовил для недельной отлучки, - размышляет Кузьма, стоя на коленях – сена завез полную повить, дров заготовил вдоволь. Очень помогает нынче лучковая пила, купленная за не малые деньги. Без неё прямо беда, каждую чурку надо отрубать от лесины. И чего мужики не все покупают, ладно бы были шибко дорогие, так нет, целыми днями рубят эти чурки, переводят дерево в щепу, вместо того, чтобы другим полезным делом заняться. Ну, хотя бы заняться заготовкой мелколесья для кулиг, нет у нас ни одного участка, где хватило бы своего подлеска для выжигания кулиги. На любой надо по пятьдеят – семьдесят возов привезти. А это ведь надо нарубить, вытащить из лесу, перевезти к будущей кулиге. Да и привезти не малый свет, ездим за Романосько поле, чуть ли не до Токарёва. За день не боле двух ходок сделаешь.
    Воронко, отдохнув за ночь, шёл мелкой рысью, уже Княже осталось справа, впереди перелесок к Чёртухе. Ричка Чёртуха от того так названа, что тут часто происходит всякая чертовщина. То кто-то русалок услышит или увидит купающихся в устье рички при впадении в Лалу, то чертей в кустах. А про русалок говорят, что они даже зовут купаться с ними. Правда, всё это рассказывают люди болтливые, да и то не сами видели, а вот у кума-то соседка там, которая лони умерла, в молодости проходила по ла;вине, видела девок с рыбьими хвостами да разговаривала с ними. Вот истинная тебе  правда. Кузьма не одинова тут ходил и ездил, и днём и ночами, что-то ничего такого не замечалось, как не прислушивался. Бывало в ветреную погоду кусты шумят, так это никакие не черти в них, это и так понятно. И шевелятся там не лешаки, а тень кустов внутри других кустов. Наслушаются от старух сказок, потом сами выдумывают чево попало.
   Пока размышлял Кузьма, Воронко начал вздыматься на Зоюшкин угор, к Сирину. И чего бы Сирино не строить возле реки, нет им надо на такой верхотуре, а потом воду носить и возить для домашнего хозяйства с реки. Тут одна радость, что комаров в летнюю пору почти нет, зато зимой ветрища, избы выдувает. Так, вон они уже показались, снегом у всех стены присыпаны для сохранения тепла. Внизу поля ровные, может когда и переберутся здешние поближе к реке, тогда и дорога под Зоюшкой будет. Нечего лошадей мучать, не всегда едешь порожний, бывает, не малый груз везёшь.
    От Сирина две дороги на Пожарище, одна через Повост возле церкви, другая по угорам через Остафьеву Гору. Первая повеселей, по открытой местности, другая в тёмном лесу, но чуть короче будет. На улице сумерки кончаются, можно и лесом, давненько не бывал по ней, дай проверю, как она, - решил Кузьма и направил лошадь влево на развилке внутри деревни. Деревня не спала, печи вовсю уже топились, около изб копошились мужики, больше по управе за скотиной. Бабы в домах, кто стряпать собирается, кто коров ещё доит. Придёт день, бабы со старухами сядут лён трепать. Мужики разъедутся, самое время пока не начались весенние подготовительные работы к посевной, заготовить лес, привезти сена.
Деревня закончилась, впереди поле, далее пошла лесная дорога. Она не шибко накатана, но ехать можно. Воронко снизил ход, пусть не спешит, и так быстро преодолели три четверти пути.
    На Пожарище около земской станции уже собрались обе смены, закончившие ямщину и приехавшие на смену. Писарь открыл журнал нарядов, сидит записывает прибывших. Чухломину из Курьянова надо в Великий Устюг, просит писаря нарядить его в ту сторону.
– Есть такой наряд, - порадовал его писарь Фетюков – в омбаре лежат тюки попа Иоана надо отвезти в Духовное правление, не забудь расписку получить. А вы мужики, со Стрекова и с Калища, в Сольвычегодск. Повезёте натуральный налог - сено для тамошнего гарнизона и вон два пассажира до Никольскова. Пассажиров не балуйте, пусть ногами топают, только их котомки на возу держите. Всё ли понятно мужики? Поставьте свои подписи в журнале, кто не грамотный, крест рисуй. В Устюге и Сольвычегодске получите обратный наряд, вот вам и работа на неделю.
    Оказалось Егору Федяеву и Кузьме Токмакову надо  сено-то грузить ещё на Леунине, вот незадача, выезжать придётся в ночь в сторону Виледи. – Ладно, пассажиры есть, заберём с собой, пусть тоже помогают, раньше управимся, раньше выедем, - договорились товарищи по наряду. 
    Леунеськие мужики натакали куда ехать, забрать казённое сено. Пришлось немного лошадкам потрудиться, помять в снегу дорогу до зорода около леса. Огребли снег. Подпорки зорода положили поперёк саней, пошире закопнить поклажу.
Попутчики набрасывали сено вилами, выпрошенными у Никифорка Плюснина, ямщики утаптывали его на возу, руками ровняя пласты. Класть и топтать надо аккуратно, Егорко строго следил как ложится сено на обеих санях, если что, в дороге вместе придется всё это перекладывать. Справившись с зородом, побрели сугробом в лес вырубить бастрыги , всяку-то мелочь не предусмотришь с собой взять, а у мужиков в деревне стыдно попросить. Ладно хоть у обеих привязные кольца оказались с собой. Егор на всякий случай ещё вырубил рашки , мало ли при разгрузке пригодятся или в дороге что. Сено хорошенько притянули бастрыгом, да ещё поперёк верёвкой примотнули для крепости, кабы не съехала копна.
    На поездку за семь вёрст и погрузку сена ушло без малого пять часов, время уже за полдень, когда подъехали к писарю Фетюкову для отметки. Отметившись, поспешили в дорогу, чтобы засветло проехать как можно больше пути.
    Дорога до вилегодской деревни Быково заняла времени, когда уже вовсю высветились звёзды. Для ночовки надо было ещё добраться в Подомо, там находится земская станция. Доехали благополучно, попутчи ушли искать место для ночовки, Кузьма и Егор не спеша устроили лошадей на ночовку у привязи, задали овса. Договорились по очереди караулить, как бы кто сено не своровал, да и другие вещи тоже. Как караульщик замёрзнет, так идёт будить товарища.
    Попутчики нашли места спать на полу, полати и лавки были все заняты. Внутри кипела жизнь, кто пил кипяток, полученный из самовара, кто сидел разговаривал с такими же ходоками, кто перебирал свои котомки. Всё это освещал свет от двух масляных ламп. Хозяйством управляла баба, видимо жена станционщика, бойкая худощавая такая, Ольга Довгая звали её местные за высокий рост. У неё можно было купить ржаного хлеба, сахара, соли, были даже колобушки. Она предупредила, в полночь лампы погасит, если кому надо, пусть покупает масло у неё же за деньги, по копейке за напёрсток. Маленький стаканчик-напёрсток висел на лампе.
    Ночь прошла благополучно, сменились по два раза. Вставать ночлежники начали ещё до рассвета, как только первые проснувшиеся начали бродить, стали просыпаться и другие. Ну, а как проснулись, так запрягши лошадей, поехали дальше. Следующая ночовка в таком составе экспедиции предполагалась в Чаброво. Наверху воза ехали по одному человеку, другой поспешал сзади. Это и лошади легче и люди попеременно отдыхают. Никуда не спешили, двигались с шутками и рассказками. Санные колеи были широкие, утрамбованные за несколько дней хорошей погоды, идти было удобно, правда, широким шагом, чтобы поспевать за лошадью.
    Где-то в полдень остановились пообедать. Для этого была выбрана полянка около дороги, она уже была не худо натоптана, видно место для костра, видимо тут уже останавливались неоднократно, грелись. Лошадям надёргали с возу сена, овёс оставили на вечернюю кормёшку. В лесу насобирали сухих веток для костра, покипятили водички, поели, что Бог послал руками жён Федяева и Токмакова. Егор прихватил с собой глиняную бутылку, в неё натолкали снега, положили в костёр, вот тебе и горячая водичка. Подкрепившись, поправили возы, подоткнули взъерошенное сено, отправились далее в путь.
    В Чабровской земской станции не было толкотни, было человек пять посетителей. Приехали не поздно, но уже затемно. Изба хорошо натоплена. На длинном столе стоял вскипевший самовар, постояльцы сидели, одни пили травный чай, другие хозяйский квас. Порядок караула договорили такой же. Для начала попеременно сходили поужинать с кипяточком. Попутчики, первоначально собравшиеся ночевать, наскоро перекусив, поспешили пойти до Никольска без ночовки. Вечер выдался светлый, с яркой луной, погода хорошая, чего бы не идти. Тем более что ходу оставалось вёрст пятнадцать и дома. Поинтересовались нет ли волков в округе, оказалось нет, ушли.
    Кузьма первым лёг спать, сняв кафтан и валенки, сон пришёл быстро, сказался двудневный путь и тепло дома. Когда Егор тронул его за плечо, он быстро очнулся от сна, потянувшись встал. Чувствовалось, что отдохнул. Его место занял напарник.
    Кузьма вышел на улицу, проверил поклажу, содержимое торбы у лошадей. Торбы были пусты, забросил туда по паре пригоршней овса, немного сена положил рядом на землю. Сам уселся на крыльцо, вспомнил попутчиков, - видать уже дошли до дому – луна по прежнему ярко светила. От нечего делать начал мысленно соединять звездочки воображаемыми линиями, создавая из этого фигуры. Некоторые походили на каких-то животин с мордочками и хвостами.
    Наигравшись звёздами, пошёл снять торбы с лошадиных морд, пусть поедят сено. Понаблюдал за ними, к сену не прикасаются, - чего бы им есть сено после овса-то. Собрал его, приткнул в боковину возов поглубже во внутрь, днём покормим. Открыв дверь на мост, в свете луны высмотрел два деревянных ведра, - ага, вот сейчас я водички согрею утречком лошадей напоить. Она конечно сильно не согреется, однако ужахнет в тепле дома, и то приятней лошадям, чем холодянку пить.
    Колодец находился не далеко от земской станции, это был естественный родник со срубом. Зачерпнув полные вёдра, Кузьма принёс к станции. Дверь открывал осторожно, чтобы не скрипнуть петлями, не будить людей. Также осторожно переставил вёдра через порог. В избе было почти совсем темно, пришлось на ощупь пошарить, где можно пристроить вёдра. С чувством удовлетворения вышел на улицу. Опять уселся на крыльце, показалось, что звёзды около темнеющего горизонта, вроде бы, начали тускнеть – это приближалось утро. – Ну вот, скоро можно будет ехать. Как только Егор проснётся, так и двинемся. А так, пусть он поспит, всё-таки старше меня, больше устаёт.
    Перегон от Чаброво до Сольвычегодска  самый длинный на пути, около сорока вёрст. Если будем двигаться без останова, всё равно затемно туда приедем. Да и ладно, где там остановиться знамо, не первый раз в Усольске, - размышляет Кузьма, когда уже снарядившись продолжили своё движение. С утра, отдохнувшие за ночь, оба ямщика идут пешком за своими возами. Только отшагав вёрст пять решают забраться на повозку. По дороге уже двигалась вереница конных упряжек, одних догнали сами, другие догнали эту вереницу. Дальше уже никто никого не обгонял, так и ехали караваном. Егор! – кричит Кузьма, - я подремлю, последи за моим Воронком. – Ладно, спи.
- Времени уже полдень, надо бы лошадей покормить, да и самим тёпленьким пообедать, - напоминает Егор. Присмотрев удобное место на обочине, пара верхолальских возов сворачивает с колеи. Как и в прежние дни, развели костерок, покипятили растаянный снег. На обед было сало со ржаным хлебом под кипяточек. В кипяточке удалось покипятить ветки смородины, произраставшей поблизости, хорошо для запаху. Лошади с удовольствием жевали сено, которое им не понадобилось ночью.
- Хорошо, что у меня напарник Егор, всё делается вызаболь, вот и обедаем с теплой едой. Поехал бы один, так бы в схомятку и питался. И ночевать вдвоём хорошо, как бы вот ночью оставить добро, а спать надо, - размышлял Кузьма, когда уже двинулись в дальнейший путь, лёжа сверху воза и прикрывшись для удовольствия охапкой сена.
    Егор ехал впереди, Воронко послушно следовал за ними, поэтому Кузьма предавался размышлениям, а иногда и мечтам. А мечты были не только бытовые, ну вот, такие например:
- Вот пройдёт много лет, к примеру, лет сто или более, у моего Ваньки родится сын Митя. У Мити может быть будет сын Олёша. У Алексея пусть опять будет сын Ваня. У Ваня может быть родится сын, ну, пусть назовут его каким-нибудь редким именем, я вот слышал такое имя Миша – Михаил по уважительному. А чего бы нет. Пусть будет.
    Вырастет Михаил, найдет себе жену в Княже. Хорошая деревня Княже, название какое баское - Княже. А места какие там, просторно, уютно. И фамилии там хорошие Непеины, да Кривошеины. Вот пусть из этих фамилий будет жена. И родятся у них тоже сыновья, давай сразу им имена придумаю, вот пусть будут такие: Николай и Василий. Если мало двух, так давай ещё Виктора. А вот есть такое царское имя Владимир, мне нравится, великие князья так именовались, которые были до царей, да и царские дети тоже. Вот пусть будет четвёртым Владимир. Пусть ребята вырастут не бестолковыми, пусть выйдет из них толк. Нет, не так, пусть выйдет из них бестолочь, а толк останется.
    Вот чем бы им заниматься по жизни. Не всем же, как мне, сено да солому возить. Мои деды и прадеды сеном, соломой, да льном жили, кулиги катили, эти пусть чем-нибудь нам не ведомым займутся. Ну, вот таким, чего сейчас нет. Может, кто из них вспомнит и предка своего Кузьму, который …
- Кузьма, ты там спишь или чево? – кричит Егор с переднего воза.
- Нет, не сплю.
- А чево ты тым, уж который раз кричу тебе. Кузьма, да Кузьма. А ты молчишь, я уж хотел слезать посмотреть, может ты с воза-то давно упал.
- Да нет, тут я. Наверное задумался. А чего надо?
- Может на вечеру-то не будем заезжать в Сольвычегодск, у меня тут около города родственник у жены обретается, может к нему заедем, так и караулить ничего не придётся ночью. Утром встанем и спокойно приедем, когда начальство уже придёт принимать груз, а так сиди, жди их.
- Так, давай, правь к родственнику. Я тут соскочу, ноги разомну, заодно согреюсь маленько.
    В Сольвычегодске долго задерживаться не пришлось, как только сдали груз под расписку, тут же с уездной управы пришёл гонец. Распорядился ехать на пристань, получить бочки и везти в Вилегодск.
- Чего в бочках-то? – пытался выяснить Егор.
- Я почём знаю! Мне не интересно. Только вы бочки не откройте! Худо будёт. Там их сдадите в волостное правление, чтобы сам старшина принимал.
- Как вас зовут?
- Егор Федяев и Кузьма Токмаков, - продиктовал Егор
- Вот здисека приложите свою руку.
    Егор и Кузьма каракулями написали свои имена, изо всей грамоты-то они умели считать до сотни, да кое-как умели написать своё имя. Читать и писать не научились, да и не зачем это крестьянину.
    Получив по три бочки не ведомо с чем, закрепив на санях, поехали в обратный путь. В бочках не булькало и не перекатывалось, а чего там? Любопытство буквально распирало молодого Кузьму. Он и прислушивался и принюхивался. Ничего не помогало. - Ладно, решил он, - узнаю у старшины на месте.
    Бочки хорошо стояли на своих местах, но вот одно неудобство, не полежишь на них. Сидеть можно было, но твёрдо, сено не подложишь, сползает оно. Вот так всю дорогу и терпели неудобство, шли пешком за санями или ехали на запятках . 
В Вилегодск приехали в день, когда должно было закончиться дежурство. Ну, да это в порядке вещей. Редко кто из ямщины приезжал во время. Бывало, мужики и по два срока там ездили, приедут исхудавшие сами и лошади не шибко сытые. Если лошадей заказчики могут подкормить, то за людей не беспокоились. Поэтому опытные мужики всегда зашивали в подклад одежды денежки на такие случаи. В карман или в мешок не положишь, так и потерять можно. А вот в подкладе-то они сохранней будут.
Разгрузив в Вилегодске доставленный груз, Кузьма не утерпел спросить, - а чего это мы такое привезли?
- Да ничего особенного, это извёстка для побелки, - ответил волостной писарь.
- О-о, а мы-то думали.
- Чего вы могли думать, знай вези себе и вези, какая разница чего везти, лишь бы лошадь осилила, - огрызнулся писарь.
- Ладно Егор, поехали-ко домой, время раннее, ещё до Ильинска Подомского доедем сегодня. Лошади теперь налегке пойдут, не упетаются .
- Поехали Кузьма, там переночуем. Наутро надо будет кое-чего прикупить домой, там уж до дому не далеко. Да домой и дорога всегда короче, чем от дома. Завтре отчитаемся писарю вечером дома уж будем.
- Егор, может уедем через Березник прямо на Стреково и дома, ты поезжай себе на Калище. А я наутро один сьезжу до писарю, мне ближе будет к нему.
- Можно и так, давай понужай своего, поехали.