Почернели Архангела крылья
после лёта с добра порыва белоснежной сакуры весны;
между гор на ветрах покоясь, в воду рухнув и, всё ж, не смыв
что налипло на перья, роясь в стонах боли, в до рос наплыв;
хоть пытался и тряс под скрежет ножен в ржавчине вековой,
не небесной с земной метели павшей в ножны войны трухой,
пробиваясь во всё что дышит, подгоняя мечи золой
выйти с ножен и выдать птичий крик, что вой, не приемля вонь
от погасших по миру свечек над печами, не в воск, порой,
и не литыми с кадок млечных, не церковной какой рукой,
а небрежным и варварским слухом мысли адские подловив,
не хорошей такой наукой люд земли да не раз губив,
и под гулкое, внове, имя, и под взмахи, никак не крылом,
ужасаясь улыбке пира, погрузившей в войну, как в сон
вечной тяжести - миллионы не вернувши на жизнь домой,
будто с детства холя причуды против рая любви оков,
вызывая тысячелетних на не равный и смертный бой,
лишь бы зреть, как в Архангела метить, чтоб поспорить с его судьбой,
низкий дух захотел тягаться с внеземным, но своим умом,
и, от части, в грязи купаться, видя крылья в грязи слепой,
и бранить от нелепой схватки, чуя страх под своей душой
опускающейся под пятки над пустеющей головой,
отдавая иных гнездиться, там где сам не ступил ногой,
чтобы огненная колесница не задела, гляди, собой,
всё ликуя, измазав крылья чистокрылия в свет зари,
ожидая Небес прогиба, чтоб Архангела сердце найти…
У Архангела сердце выше кем надуманных в лёт основ –
всё духовное, знамо, тише, не услышать сердечный бой,
там же, всё, что живёт… мир тесен, боль касается и его…
только, он не земной, он вечен, хоть и в тень загони сего.
Время станет мечты стихией и очистит его крыла…
Вечность Мысли полярной нимбы засияет в глазах с утра.
А безумец не ведал чтива о Святом, что о вере молил,
и убитым воскрес, грех мира, даже кровью не искупив?
Вот и вся через просинь в слёзы про безбожность ума глупца
быль ветров донесённых в косах Солнцеликого для меня.
Свидетельство о публикации №225021600166