Коуч

     Голубя задавила чужая машина.
     Большая, белая, новенькая, с серебряными буквами на багажнике, слишком неповоротливая для их маленького двора. Лена ее видела первый раз, и, наверное, в последний. Голубь, скорее всего, был больным, топтался у колеса вместо того, чтобы улететь или хотя бы убежать, как его собратья. При наезде хлопнул, как надутый полиэтиленовый пакет, превратился в плоскую лепешку и остался лежать на дороге.
     — Мам? — четырехлетний Мишка дернул ее за руку. — Он что, умер? Голубь?
     Лена спохватилась.
     — Умер, — сказала она. — Ты же видел.
     Глаза Миши начали наполняться слезами. Чувствительный ребенок рос, просто беда. Половину мультфильмов смотреть было нельзя, сразу начинал рыдать — мамонтенок там или Бемби. Как жить будет?
     Лена присела рядом с ним. На курсах домашних педагогов коуч Зинаида Аркадьевна учила так: не можешь исправить трагическое событие — преврати его в жизненный урок, ребенок отвлечется на раздумья и пользы будет больше.
     Голубей в городе много. Ее мама, Мишина бабушка, считала их разносчиками заразы, «опасных орнитозов», как она говорила. Со своей машины всегда брезгливо стирала влажными салфетками пометные кляксы, которые, по ее словам, вызывали ржавчину, и Лену приучила делать так же, плюс старательно обходить голубиные стаи стороной. Кто знает, что они на голову насыпят со своих крыльев, говорила она. Облысеешь и знать не будешь от чего.
     — Мишань, послушай меня, — сказала Лена, беря сына за обе руки. — Плохо, конечно, что машина его задавила, но если бы ее не было, было бы что-нибудь другое. Например, чайки или вороны его заклевали бы. Понимаешь, так задумано природой, что умирают все. Если бы никто не умирал, на планете было бы не повернуться. Все стояли бы на одной ноге.
     Мишка машинально хлюпнул носом, но лицо его из плаксивого уже начало принимать задумчивое выражение. Лена всегда поражалась, как у детей это быстро происходит, только что рыдал, а увидел новую игрушку — и уже глаза горят, только щеки мокрые. Завидно даже. Водитель и не знал, и тем более не заметил серый комок у колеса, торопился. Небось от любовницы выскочил, откуда еще в такую рань субботы прутся на улицу? Приедет сейчас домой и лапши навешает женушке, что на объекте трубу прорвало и они всю ночь ликвидировали.
     Когда от них ушел Мишин папа, ее муж Антон, она месяц жила с таблетками, благодаря им улыбалась и говорила всем: ну ушел и ушел, подумаешь, трагедия, лишь бы ребенка не травмировал. И так дома не слишком-то бывал, все на работе да на работе. А потом «работа» оказалась беременна. Лена отпустила — там нужнее, а они с Мишкой справятся, сыну тогда два было, мать хорошо зарабатывала, сказала дочери — сиди дома, воспитывай, в интернете все есть, сама справишься, а я прокормлю. Теперь вот и привыкли.
     — Мам! — Мишка дернул ее за руки к себе. — Ты тоже умрешь, что ли?
     Видно было, что эта мысль его посетила только что и поразила до глубины души, вытеснив даже голубиную несчастную судьбу. Лена сжала горячие ладошки. Ничего не поделаешь, сказал «а», говори и «б».
     — И я тоже когда-нибудь умру, — легко призналась она. — Правда, до этого еще очень много времени пройдет, ты вырастешь, женишься, детей родишь, внуков моих, я буду старая уже. Когда умирает старый человек, в этом нет никакой трагедии, это нормальный ход времени и вещей.
     — Мам! — была у Миши такая манера — каждое предложение начинать со слова «мам», не отучить. — А голуби стареют?
     — Конечно. Все стареют, кто живой. Просто у всех разный срок. Слоны живут долго и стареют медленнее, голубь живет мало и стареет быстро. А люди где-то между ними располагаются по скорости жизни.
     — Тогда он не от машины умер, — заявил Миша. — Не смог увернуться, потому что старый стал, значит, машина не причина, а инструмент смерти.
     Лена поперхнулась. «Инструмент смерти», надо же такое ляпнуть. Где он этого набрался? В сад не ходит, в телефоне не сидит, откуда? Ах, да, они же недавно вместе смотрели «Обыкновенное чудо», это там принцесса говорила, что смерть приходит с мешком инструментов. Миша внимательно смотрел, слушал, а про инструменты даже переспросил, она сама ему долго объясняла про художественные метафоры. И все равно от такой формулировки стало не по себе.
     Она вытащила из кармана ключи от машины, старенькая «киа» приветливо мигнула со стоянки. Эта парковка на четыре места была ее любимой, с нее в какую хочешь сторону выезжай — направо, налево — одинаково удобно. Только в этот раз она заехала туда передом, хотя обычно предпочитала «мафиозный» способ. Или «гангстерский», как говорил Антон, который некоторое время жил в Штатах и набрался там разных штук. Говорил, что все американцы паркуются носом в забор, потому что наоборот паркуются только бандиты, им так удобнее удирать от полиции. Бред, конечно.
     Утро было ранним, все автовладельцы дома еще спали, а ей нужно Мишку везти на французский к девяти на другой конец города.
     Лена протерла стекло, пока грелся двигатель, сын за это время устроился в бустере на заднем сиденье и крутил головой, следя за ее перемещениями вокруг машины. Она пристегнула его, села за руль и переставила ручку на задний ход.
     — Мишань, глянь, там сзади все нормально? — попросила она.
     — Ага.
     По зеркалам тоже было пусто, машина покатилась назад (парковка была с наклоном), как вдруг мелькнуло что-то оранжевое. Лена прижала тормоз, и сделала это вовремя — за задним бампером почти вплотную стояла старуха в вязаной шапке. Откуда она взялась, не было же никого? Ни в зеркалах, ни в стекле, двор пустой был секунду назад. И от подъезда к машине за секунду не допрыгнешь, там дорожку от двери пройти надо. Или в слепой зоне стояла?
     Старуха явно решила отдохнуть за ее машиной, потому что стояла неподвижно, уставившись в пространство. Дряхлая на вид, такую толкни — рассыплется, а судить будут как за нормальную. Прав лишат, лечение заставят оплачивать, моральный ущерб, если родня ушлая… А если умрет от страха или ушиба? Ее же посадят! Мишку в детдом сдадут… При этой мысли сердце сделало какой-то кульбит, даже больно стало за грудиной. Лена дождалась, пока старая перечница потащится дальше, только тогда набросилась на сына.
     — Ну что ж ты! — повысила голос она. — Я же просила! Я же спрашивала!
     — Так бабка старая, — недоуменно ответил сын. — Ты же сама сказала, что нет никакой трагедии, если умирает старый. А то на одной ноге стоять будем. Поехали, мам.
     Но Лена выключила двигатель и сжала виски руками.
     Он дурак у нее, что ли? Или она дерьмовый педагог? Или коучи не так учат? Развелось ведь их в интернете, а еще неясно, у самих дети есть или там как в анекдоте: «Я знаю, как воспитывать детей, сама семерых похоронила»? А вот она второго такого раза не переживет. Нет, надо срочно просить место в садике, пока еще не поздно, плевать, что там думает мать. Там профессиональные педагоги, там помогут.