Альтруистка Часть 2 Глава 2

Свою летнюю вакацию в Плёсе Шишкиным пришлось вскоре спешно прервать, - пришёл ответ от Александра Петровича Ольденбурского, который звал Алексея Петровича с семейством на ужин. Так и было написано, что на ужин, но за этим «ужином» таилось что-то невероятное и притягательное, обещало какой-то переворот всей прежней жизни. Принц долго ждать не будет, поэтому собирались второпях, брали только самое необходимое, а остальные вещи хозяева дачи согласились отправить позже, получив за услугу дополнительное вознаграждение.

Отец ходил в приподнятом настроении, что-то напевал себе под нос и жестикулировал художественным жестом пальца в воздухе, словно дирижёр. Если честно, он не знал определённо, что просить у принца во время аудиенции, - может, и вовсе ничего, он недостоин такой милости, а будет просто наслаждаться прекрасной встречей, смаковать её, ведь Александр Петрович был большим умницей, если не начитанным, то очень остропонятливым собеседником, который извлекал информацию буквально из воздуха. Большим удовольствием было его слушать, он умел заразить собеседника своим энтузиазмом не в силу красноречия, а благодаря своей погружённости в идею и собственному исследовательскому зуду. Он дорожил мнением Алексея Петровича, и это неимоверно льстило Шишкину. Те несколько встреч с Принцем Ольденбургским отец хранил в своём сердце, как драгоценное воспоминание на всю жизнь, и с гордостью рассказывал о них всем своим знакомым.

Напротив, очень хорошо понимала, о чем просить, Олимпиада. Она не сильно опечалилась, что не пришлось дождаться в Плёсе Михаила, - она, казалось, летела в Петербург на собственных, отросших в одночасье крыльях. Тесные стенки вагона, на всех порах догонявшего массивный, жилистый паровоз, были только досадным препятствием на её пути к счастью. Паровоз был похож на старого, бывалого бурлака, который брал уже не мускульной силой, но натруженными, тренированными жилами и особой выправкой. А вереница вагонов казалась безликой и неопытной массой, которая, галдя и наступая друг другу на пятки, пыталась не отстать от своего главаря и только неловко копировала его движения. «Быстрее! Быстрее!» - подгоняла их в своих мыслях Олимпиада, головка её то и дело вскидывалась с вызовом, ноздри и верхняя губа подрагивали от нетерпения.

Уже давно девушка протоптала себе дорожку к зданию Института Экспериментальной медицины на Аптекарском острову. Ссылаясь на то, что ей просто нравится гулять в этом тихом местечке Петербурга, Оля неусыпно высматривала там кого-то или что-то, о чем не разумела сама. За внешней тишиной высившихся на острове монументальных зданий из кирпича скрывалась кропотливая, монотонно жужжащая, словно в улее, деятельность, частью которой Оле до зуда в ладошках хотелось стать. Она придумывала истории про тех, кто там работал, мысленно возводила их на пьедестал, искренне полагая, что самой ей никогда не добраться до тех облачных высот, где они обитали. В окнах или за оградой сновали люди, и ни разу Олимпиада не увидела среди них представительниц женского пола, - разве что нескольких визитёрок, маменек или сестричек, навещавших с котомками пирожков на локотке местных учёных.

Было мучительно осознавать, что и она может до конца своих дней так и остаться прогуливающейся по саду дамой, жадно ловящей взглядом любое движение в бликующих окнах. Оле казалось, что она могла бы быть там полезной… Опыт, полученный в Кантонском Госпитале мог бы, возможно, им пригодиться, размышляла Оля, отказываясь принимать то, что в сущности её опыт - это самый обычный, тривиальный опыт любой медицинской сестры, который вряд ли чем-либо сможет обогатить подобное учреждение. Но попечителем его был никто иной, как Принц Ольденбургский, и, узнав об этом, Оля воспылала надеждой, что для неё не всё потеряно.

Она смотрела на кирпичи, из которых были сложены неприступные стены, как будто бы перед ней возвышался старый замок, на арочные своды окон, напоминавшие окна древних теремов, только пошире и поизящнее, на примитивного стиля фронтоны, говорящие о строгих вкусах своего хозяина. Интересно, каким в действительности являлся Принц и возможно ли было ему угодить?

Сейчас Оля, как никогда, была близка к ответу на этот вопрос и трепетала так, как будто бы её собирались представить самому Императору. Но нельзя было забывать, что и Александр Петрович - член императорской фамилии, приходясь, ни много ни мало, правнуком Павлу Первому. Ударить перед ним в грязь лицом с большой долей вероятности означало никогда больше не реабилитироваться и возможно даже поставить крест на своей мечте. Таковой была первоначальная убежденность Олимпиады. Она решила вести себя как можно естественнее, а главное - свободнее, потому что, как ей казалось, только напористая и раскрепощенная девушка более всего подходила на роль, которую Оля мечтала на себя примерить. В медицинской науке, как в любой другой, нужны люди решительные, в некотором роде даже циничные, - именно такие совершают открытия и двигают прогресс. Если она покажет себя бесхарактерной, - отправят её куда-нибудь в деревеньку, рожать детей и варить щи.

В реальности же Александр Петрович оказался не совсем таким, как представляла себе Оля. Если во Франции ужины могли продлиться до нескольких часов: антре и аперитивы сменялись паштетами, затем подавали горячее, после - фрукты и сыры, и, наконец, когда уже никто не мог ничего есть, выносился десерт, от которого невозможно было отказаться. Может быть, именно поэтому трапеза затягивалась на неопределенное время. Принц Ольденбургский, несмотря на своё немалое состояние, тратить средства на услаждение желудка не любил. Годы его молодости и становления прошли рядом с будущим императором Александром, прославившимся своей аскезой буквально во всём: одежде, еде, обращении к подданным и врагам. Он никогда не давал Россию в обиду, в изречениях был краток и непререкаем, ставил пользу Отечеству неизмеримо выше любых своих нужд.

Александр Ольденбургский многое перенял у своего царственного родственника. Ел он мало и живо, хотя ради гостей стол накрыли изысканно и щедро. Было видно, что Александр Петрович, как бы всё время куда-то торопясь, пересиливал себя, позволяя своим гостям насладиться угощением, но, в конце концов, он решительным жестом стянул салфетку с груди, - и уже никто не осмелился притронуться к своей тарелке.

- Предлагаю, дорогой Алексей Петрович, переместиться в кабинет, дабы не смущать дам, - они и так поклевали, как птички, - улыбнулся Александр Петрович.

Олимпиада устремила на отца умоляющий взгляд.

- Покорнейше прошу меня простить, - Шишкин немного увязал в словах и обращениях. Непривычный к придворному этикету, он мучительно вспоминал, как накануне готовился к встрече, - Ваше… Высочество! Не могли бы мы взять с нами и Олимпиаду? Несмотря на юный возраст, тема, которую мы собираемся обсудить, ей очень близка и…

Оля чувствовала, как её лоб покрывается испариной. Со стороны казалось, что отец забыл все слова, всё, о чем они договаривались, и что он так и не сможет начать нужный разговор. Это требовало некоторой решимости, но Алексей Петрович заробел, и кажется, принц почувствовал это.

- Неужели юной особе интересны топографические и исторические особенности причерноморской местности?

- Не совсем это, - наконец, нашёлся отец, - но ей чрезвычайно интересен ваш другой проект, Институт Экспериментальной медицины и разработка вакцин. В Китае мы столкнулись с чумой, по счастливому случаю никто из нас не пострадал, но она… могу ли я говорить об этом, Олимпиада?.. она потеряла в эту эпидемию в Кантоне очень дорогого ей человека. И теперь своё предназначение видит в том, чтобы в память об этом человеке и в силу своей человеколюбивой натуры, послужить на поприще медицины. Когда она узнала, что вы ещё в 1890 году учредили Институт, который как раз занимается изобретением вакцин от разных болезней, она буквально потеряла покой. Оказывается, вы предприняли такое важное и благое начинание ещё за четыре года до вспышки чумы…

- Возбудитель вспышки, о которой вы говорите, нами, к большому сожалению, не изучен, нет экспериментальных образцов. Но я заявляю: изучение данного явления - важная задача ради недопущения распространения заразы в Сибири и на востоке Империи. Моих подопечных из Института мне есть за что похвалить: за шесть лет работы они смогли изобрести сыворотки от совершенно разных болезней: холеры, сапа, сифилиса, сибирской язвы, туберкулёза… Я помню, как однажды я вынужден был отправить укушенного бешеной собакой гвардейца в далёкий Париж, в лабораторию к Луи Пастеру, потому что на тот момент мы были совершенно безоружны и беспомощны перед лицом водобоязненной болезни.  Тогда я сказал себе, не дело это, что мы ходим на поклон к иностранцам, пусть даже именитым и уважаемым, авторитет которых я лично с радостью признаю. Но в тот момент я подумал: надо безотлагательно создавать такую лабораторию в России. Негоже отправлять наших больных за тридевять земель.

- Ваш гвардеец поправился? - полюбопытствовал отец.

- Слава Богу! Или вот ещё: около года назад Симон Конрадович Дзержговский, которого мне удалось выманить из Цюриха, создал в нашей лаборатории противодифтерийную сыворотку, которая уже показывает отличные результаты и которой мы по праву можем гордиться… Пройдемте всё-же в кабинет, я хотел бы для начала обсудить с вами то дело, ради которого пригласил вас сегодня. Берите с нами Олимпиаду, пусть и она послушает. А я между делом подумаю, чем я могу быть вам полезен…

Продолжить чтение http://proza.ru/2025/02/25/2010