Кадмий

               

              “Дальнейшее я помню плохо. Я сразу выпил большой бокал, от которого
               голова пошла кругом, и теперь трудно разобраться, что было на
               самом деле и что мне тогда мерещилось”.
                В. Невинский. Под одним солнцем. Научно-фантастический роман


ТРЕТИЙ БОКАЛ, близко к полуночи. 
Под веками полыхнуло лимонно-жёлтым, цветом райской птички канарейки. И цветом того “жучка”- фольксвагена c откидным верхом, и если верх был убран, то ветер на скорости гудел в ушах на одной ноте. И волосы с лица откидывал…   

Может, лазер? А если не сценический, а боевой? Чтобы выжигать глаза пилотам заходящих на цель бомбардировщиков на войне или пилотам заходящих на посадку  пассажирских самолётов в мирных странах. Ну, где просто террористы там всякие, а война пока не началась, а только готовится. И если боевой лазер, то мне, выходит, теперь выпадает ходить в непроницаемых окулярах Слепого Пью и раздавать мультфильмовские “чёрные метки” похитителям карты пиратского общака... 

Хрен – какой там лазер! Сценический прожектор, и небольшой совсем, не для стадиона и ни в коем случае не для “Нашествия” . Тьфу на него за дурную организацию и вечные обецанки на следующий год всё исправить. Не для Carnegie Hall. Не для Дворца Республики. Как раз для такого вот помещения.

Для бара.

Открыл до того закрытые глаза, и?..

Закрыл.

Открыл-закрыл, открыл-закрыл, открыл-закрыл…

Тик-так, тик-так…

Открыл.

Народу прибавилось, почти все места теперь заняты, все столики справа и слева. Ещё заходят, двигают стульями, лица серьёзные: концерт, мероприятие. Только я в некоторой изоляции, отдельно в невидимом, но ощутимом коконе, сторонятся и не подсаживаются.

То-то!

Много бородатых.

А где богини?

Богини натанцевались, накрутились, навыгибались и удалились перекурить. Но и кроме них девушки есть зачётные, вон одна командует двумя (один с бородой, другой нет), расселись впритык перед сценой. Самые, мол, козырные места, нефиг стесняться. Загораживают. Но сообразили, молодцы – посидели и передвинулись.

Опять видно.

Насчёт слышно – проблема.

Барышня-звукорежиссёр старалась, что-то там долго налаживала и потом то и дело поправляла, но как есть, так есть. Нечего привередничать, напрягай слух – что уловил, то твоё.

Мрак, естественно. Коричневый, будто бы дымный, с шевелящимися в дыму тенями, хотя никакого дыма и в помине: внутри бара не курят. Отдельное место предусмотрено, вне помещения, на террасе. Это у меня в мозгу дым наверно, клубится там и через глазницы вытекает, а кажется, будто снаружи.

Ну, не совсем мрак конечно. Полумрак. Пробитый сценическим прожектором или фонарём, и лампочками под потолком, и ещё какие-то точки светятся, в общем на стенку не налетишь. Или на угол стола. И бокал локтем не смахнёшь, разве что по сильной неосторожности. Разговаривают. Справа и слева. Справа – про какие-то функции каких-то чисел. Реально, такого ведь не выдумаешь! Слева попроще, но тоже приличное, без мата. Росписи на стенах прикольные, панковские. Они тут сто лет, и сносу нет. Рок-н-ролл, он же живее всех...

Ну да, раз рок-н-ролл, то и Дин Рид заодно. Из кино про индейцев. Реальный чел из Голливуда, знаменитый актёр. И певец. Вроде Джейн Фонды, тоже был за мир. Стирал в Калифорнии американский флаг, отмывал от войны во Вьетнаме. Оказалось, приезжал, был концерт. "One, two, three o'clock, four o'clock, rock!.." Чёрно-белая плёнка, в Интернете чуть нашёл. Круче Элвиса. Элвис-Пелвис…

Так – собрались, включились!

Сцена за барьерчиком. Про барьерчик после, а теперь – перед микрофоном там человек с гитарой. Не первый. Концерт общий, много исполнителей, а это середина.

Примерно.

Когда знакомый говорит тебе, что ты похож на кого-то известного, на персонаж там или на рок-звезду, это повышает самооценку. Не у всех и не всегда, но явно часто. Когда это повторило сто человек - начинает бесить. А если двести?

Убить не пытался?

Ладно, всё равно скажу – чувак, что сейчас на сцене, похож на Егора Летова.

Прилетит так прилетит потом -- что делать, погибну на посту.

Ну да, который аэропорт. Так и не назвали, общественность воспротивилась, скажите пожалуйста, а то был бы сейчас аэропорт “Летов”. Не у нас, но был бы.

Алексей Нестеров, художник и поэт.

С гитарой.

Отличное название для аэропорта, кстати – “Нестеров”.

Не хуже, чем “Летов”.

Даже лучше.

А идеальным вариантом стал бы такой: “Штабс-капитан Нестеров”.


ВТОРОЙ БОКАЛ, 22:15.
Девушка за стойкой будто белка в домике уютном, в круге света. Грызёт невидимые орешки, прячется под масочкой. Хватает на лету: первый раз взял светлого нефильтрованного, второй даже не спрашивает, пока подходишь, уже наливает. И пятьдесят текилы тоже.

В зале народ пополняется, будто в кувшин воду из крана наливают. Или из придорожного источника в мятую пластиковую бутылку -- медленно. А хочется быстро. Жажда и стук воды о дно пластиковой бутылки. Источник такой – каменная плита с арочкой и зелёный медный носик торчит, из него льётся. Дорога неасфальтированная, солнце в зените и пробивает насквозь акации, пальмы, персиковые деревья. Пыль белёсой пудрой на листьях, а если проехала машина, то висит облаком и долго не оседает. Дорога между скал с табличками в честь разбившихся насмерть альпинистов, потом дома, бульвар…

В конце пути -- колонны, волны,  вертикальная плита с буквами, некоторые из которых можно узнать, если присмотреться, и сердце сжимается от тех слов: “Я не предам Херсонеса…”

Крым.

Да, барьерчик.

Кукольный театр-балаганчик с Мальвиной, с пуделем Артамоном и с грустным Пьеро.

Пьесы, водевили, комедии весёлых масок.

В клубящемся полумраке, в перекрестье тонких, как лезвия, лучей-кинжалов,  лучей-боевых лазеров  – то, ради чего. Или ради кого. В общем, из-за.

Даша Кадамская.


“А мы не здаемся i так здаецца,
Што ад сябе самога няма куды падзецца,
А мы застаемся любiць бяз меры…”


А Карабас-Барабас спит за сценой.

Или отлучился.

Или напился и сидит в гримёрке на трёхногой табуретке, вспоминает, как был когда-то цирковым акробатом, стройным курчавым красавцем. Канатоходцем Тибулом.

Даша делает ручками, потом ещё, и глаза у Даши блещут в галогене.

Заводит зал, зал охотно заводится. 

А платьишко-то, платьишко!

Обнять и плакать!

Довоенный австрийский бархат.

Но всё по-серьёзному, и я не прикалываюсь, а ответственно отношусь, с уважением.

Прислушиваюсь, стремлюсь уловить.


“Абдымi мяне,
Зрабi мяне прыгажэйшай… ”


Любовь, она же каханне.

А где богини?

Богини на подходе, опаздывают.

Посмотрим, что за богини.

Куда ж прыгажэйшай?

И так лучше некуда.


“У iмкненнi да жыцця
Напiлiся талай вады…”


О, богини появились! Ничего себе, стройные, только лица надменные. Принялись танцевать, извиваться. Как они там – фурии, гарпии? Как раз чего не хватало.

Даша.

Ручки-глазки.

Голос чудный, тянет тебя голосом, будто за поводок либо за галстук.

И платьишко!

Слова Даша Кадамская поёт собственные.

Она – поэт.


“А мы застаемся на гэтым месцы
Глядзець, як за места садзiцца месяц,
I мы застаемся любiць бяз меры…”


Вторым как бы планом от Даши  – музыканты. В глубине, хотя на самом деле рядом, в полумраке, хотя не в большем. Так, пользуемся подсказкой. За клавишами Тимур Рейзис, с бас-гитарой Саша Бабуз. Им спасибо. Дашина группа называется “Кадмий”.


ПЕРВЫЙ БОКАЛ, 21:15.
Полупусто. Настраиваются, стучат в микрофон, переворачивают в нормальное положение стулья, протирают столы. Девушка-белка в маске за стойкой.

Подтягиваются как положено – с деланным безразличием, бродят среди стульев.

Немногие.

“Где Даша?! Без Даши не начинаем!”

Где-где! В Караганде!

Всё-таки понемногу начали. Человек с гитарой. Следит, чтобы петь в микрофон, так что больше-меньше слышно:

“Твои абрикосовые банановые запахи…”

О-о! Барышни однозначно тают.  Должны таять во всяком случае. Но при всём при том: Дино Ризи или Мартин Брест? Витторио Гассман или Аль Пачино? На ней были узкие туфли-лодочки цвета пожарной машины. И губная помада в тон. Такие вне выбора. Лично мне старая школа ближе. И итальянская трагичность трагичнее.

Но это как кому.

Влад Колесников. Бард, поэт. По-моему, немного специально протянул, попел подольше, пока Даша явится. Солидарность.

Прилетела, срикошетила от стен, схватила сигарету и умчалась на террасу. По дороге обронила:

“Мои подруги сейчас приедут! Они богини!”

Вернулась, и на сцену.

В балаганчик.


ЧЕТВЁРТЫЙ БОКАЛ, половина первого ночи.

Картинка изрядно плывёт в невидимом посторонним дыму.

Подполье, иначе – бункер. Единственный раз наблюдал, как открывают замок отмычками. Дверь толщиной с ладонь. На двери ржавые рычаги, еле их повернули. Коридор, оборванные провода. Подобрал на полу флакон от Jo Malone. Что мы рассчитывали найти? Секретные документы? Золото рейха?


За барьерчиком не Даша, теперь там человек с саксофоном. Надежда, что вот-вот свернёт в “Караван” истаяла, будто огарок новогодней свечки в пять утра первого числа первого месяца. Другие люди, другое место. Играет что-то своё, из своего внутреннего мира: “Вот моя страна… Здесь я могу сыграть что угодно…”  Про музыку я пас, тут нужен понимающий, с терминами. Кайф, и ладно. Тоже всё внутри.

Богини укатили, не попрощавшись.

Как пришли, не поздоровавшись.

Богини, чего с них…

Со сцены читают стихи.

Ещё ходят трамваи.

Даша, ты чудесна!
 

 

21-е сент. 2021-го, клуб “Граффити”.

P.S. Через некоторое время клуб “Граффити” закрылся по экономическим причинам.  Даша действительно никуда не уехала и года два периодически пела под гитару в подземных переходах.