Ведро с компотом. Записки из дома престарелых

          Недавно выяснилось, что и отец, и дед одноногого Ефима, как и он сам, встретили свою заслуженную старость в доме престарелых №2. Жаль только, что до полной ясности дело не дошло: про остальных Ефимовых предков вплоть до седьмого колена ничего известно не было. Впрочем, скорей всего, и они, эти самые предки, тоже закончили свои скорбные дни в чём-то подобном: с тем же распорядком дня и с теми же правилами общежития. И, естественно, с теми же директорами и старшими по этажу из активистов контингента. Да и какие есть предпосылки в этом сомневаться? Что такого изменилось в жизни среднестатистического пожилого за последние сто лет? Меню, например, точно не особо — омаров по-прежнему не подают, а в рацион питания входят в основном злаковые в разных видах с фруктовым киселём на десерт. Причём киселя или компота могут лишить за любую провинность. За нарушения правил того самого распорядка, например. Или за то, что ногти к общему построению и утреннему поднятию флага не подстриг...
                Впрочем ногти ногтями, но когда Ефима в очередной раз, за попытку раздеться в столовой догола, лишили сладкого, выяснилось, что Ефим больше не будет молча терпеть подобный беспредел. И вот тогда-то и были преданы огласке те самые подробности из жизни его деда и отца:
                — Ты что, опух, мерзавец? — в сердцах высказал Ефим повару Иванычу, когда тот, по приказу директора, отказался налить в его металлическую кружку порцию вечернего компота. Из общего ведра. — Ещё моему деду из этого ведра наливали, чмо ты болотное…
                Короче, лишили одноногого Ефима компота на целый месяц. А то, что и дед его, и отец тоже в своё время содержались в доме престарелых №2, ему не помогло. Да и какая разница, кто, где и в каких условиях содержался? И из какого конкретно ведра ему наливали. Что это меняет?..
                И только директор Яков Ильич сожалел, что приходится наказывать Ефима. Даже немного всплакнул по этому поводу. Но с другой стороны, а что делать? Тот ведь выразил протест против установленных правил проживания. А это недопустимо. Яков Ильич на линейке, перед строем пожилых, прямо сказал:
                — Строго наказать за нарушение режима содержания…
                Как-то так. Хотя, надо признать, своим протестом кое-чего одноногий Ефим всё-таки добился. Ему разрешили у изголовья собственной кровати повесить памятную табличку о том, что на ней в своё время спали и отец его, и дед. И возможно, даже прадед. По раздельности и в разное время, понятное дело. И даже было проведено торжественное открытие этой таблички. Под горн и барабан. И решили, что во всём этом безусловно имеется повод для гордости:
                — По-моему, нам есть чем гордиться! Династии, связи поколений и всякое такое. Ура, короче! — вполне уверенно констатировал Яков Ильич...
                А компот из ведра одноногому Ефиму целый месяц не наливали. И ни дня не скостили. Чтоб сильно не загордился. Да и табличку, если что, снять — не велика трудность...


Рецензии