ПУТЬ. Глава 15. Дела давние, начало

В город въехали через одни из семи ворот, так называемые «Малые ворота» Баб-эль-Сагир. Почти сразу за воротами находились исторические захоронения, среди которых выделялись надгробными памятниками могилы двух жен пророка Мухаммада, склеп первого муэдзина в Исламе Биляль Абиссинеца, а также, хоть и поскромнее, учёного аль-Фараби.
Верблюды мягко ступали по каменному настилу древних, как само время, улиц. Казалось, даже глупые животные старались не производить лишнего шума в городе, основание которого терялось в глубине веков.
– Первые исторические сведения о Дамаске, дошедшие до наших времен, появились примерно две с половиной тысячи лет назад, – тихо, чтобы слышали только Бальтазар и его жена, вещал Криве, – но, еще раз обращаю внимание – дошедшие до нас! Тогда город находился под властью фараонов. На самом деле никто не может с точностью сказать, сколько городу лет и когда он был основан. Некоторые современные историки утверждают, что первой стеной, воздвигнутой после всемирного потопа, была Дамасская стена, и отдаляют возникновение города на более чем пять тысяч лет назад.
– Неужели так много? – Усомнился Бальдр.
Каспар усмехнулся.
– Это что, – он многозначительно покивал головой, – кое-кто считает, что возраст города следует исчислять от Адама, ибо Адам и Ева поселились в районе Дамаска. Согласно местной легенде, Бог вылепил Адама из глины, взятой с берега протекающей через Дамаск речки Барада. Вот так вот.
Несколько минут ехали молча. Началась современная застройка, и необходимо было срочно найти караван-сарай, чтобы переодеться в чистое и привести себя в порядок: не годилось, получив приглашение, заставлять Халифа ждать.
– Но какие бы споры ни велись по поводу возраста города и времени его основания, несомненным остается одно: своим возникновением и существованием Дамаск обязан обилию воды, плодородной почве и выгодному местоположению – он расположен на расстоянии примерно восьмидесяти километров от Средиземного моря, к востоку от хребта Антиливан, и стоит на плато, возвышаясь почти на семьсот метров над уровнем этого моря. И за эти блага городу приходилось не раз расплачиваться: на протяжении своей долгой истории он всегда был и остается лакомым куском, на который зарятся многие, – подвел итог краткому историческому экскурсу Верховный жрец.
В этот момент впереди показался отряд под предводительством того самого конника, что встретил волхвов на подступах к городу. Он подъехал вплотную к верблюду Бальдра и опять низко склонил голову.
– Меня зовут Салмуд ибн Дауд, – представился он, – Халиф Дамаска славный Абу Али ибн Фатих, памятуя о событиях, произошедших в Алеппо, приказал встретить вас и проводить к нему во дворец.
– Очень любезно с его стороны, – ответил Бальтазар, в свою очередь кивая посланнику, – но в пути нас настигла песчаная буря. Нам следует привести себя в порядок, прежде чем предстать перед Халифом.
– Это не важно, – был ответ, – вас разместят во дворце, где предоставят все необходимое, чтобы могли вы совершить омовение, а так же дадут новую одежду и благовония. По готовности, о которой вам надлежит сообщить мне лично, мы пройдем к правителю Дамаска.
– Что ж, – снова кивнул царь Балтов, – веди нас, любезный проводник и доблестный страж. И не откажи в любезности сообщить, откуда Халифу известно о нашем прибытии и о том, что с нами приключилось в Алеппо?
– Слухи о делах достойных людей идут далеко впереди их самих. Здесь нет ничего удивительного: эмир Умар ибн Малик прислал птицу с известиями о вашем походе.
– Теперь мне все ясно, – несколько обеспокоенный всей этой суетой вокруг их прибытия Бальдр, успокоился, – мы смиренно следуем за тобой, Салмуд ибн Дауд.
До дворца Халифа волхвы доехали под охраной отряда стражников. Заботу о вьючных животных взяли на себя люди Салмуда.
Бальдру, Нанне и Криве выделили по отдельной комнате с огромными кроватями, завешанными балдахинами; остальные пятеро воинов во главе с Финистом расположились вместе в просторном зале, со стенами, увешанными пестрыми узорчатыми коврами. Такие же ковры, только с более длинным и густым ворсом покрывали пол, на котором были разбросаны груды подушек и одеял.
Как и обещал Салмуд, волхвам предоставили возможность умыться с дороги, дали новые одежды и специально выделенные слуги помогли им одеться. Воинам так же принесли чистые платья, но одеваться предоставили самим.
– Не понимаю, – качал головой Каспар, когда вымытые и облаченные в новые платья, волхвы собрались вместе в комнате Бальтазара; туда же был зван и Финист, – отчего такая любезность? Разве мы оказали какую-нибудь услугу правителю Дамаска?
– Скоро узнаем, – улыбнулась Мельхиор, любуясь подаренным ей платьем.
– Ты прекрасна, душа моя, – Бальтазар с восхищением смотрел на жену, – однако и нам следует позаботиться о подарках Халифу. Финист!
– Слушаю, мой повелитель, – мгновенно отозвался воин.
– Пошли кого-нибудь к верблюдам… Нет, лучше сходи сам, и выбери самые лучшие дары, из тех, что еще остались: нам надлежит достойно отблагодарить Абу Али ибн Фатиха.
– Вряд ли у нас это получится, – усомнился Каспар, обводя взглядом ослепительно роскошное убранство комнаты.
– Я думаю, Халиф не глупый человек, и поймет, что мы не можем, путешествуя многие месяцы, таскать с собой казну поморского царства. Ступай, Финист.
Начальник охраны удалился.
Через некоторое время он появился вновь, неся на согнутых руках серебряный ларец. Было заметно, что ему приходится прикладывать большие усилия, чтобы удерживать его. Финист поставил ларец у ног Бальтазара и откинул крышку. Царь Балтов заглянул в него и остался доволен выбранными дарами.
– Что ж, – сказал он, – теперь все по чести; пора нам предстать перед правителем Дамаска. Финист, доложи нашему любезному проводнику, что мы готовы.
Халиф принял гостей сидя на троне в огромном зале, искусно украшенном мозаикой из смальты. По периметру были установлены мраморные скамейки, на которых могла бы разместиться не одна сотня людей, но кроме волхвов и их начальника охраны, несшего ларец с подарками, самого Абу Али ибн Фатиха и его приближенного слуги Салмуда ибн Дауда, в зале никого не было. Да и Салмуд тотчас, как привел волхвов, удалился.
– Приветствуем лучезарного Халифа древнейшего города на земле, – произнес Бальдр.
Волхвы низко поклонились правителю.
– Прежде, чем Халиф начнет беседу, – продолжил Бальтазар, – позволь выразить наше полное восхищение оказанным приемом, и поблагодарить за него так, как только могут путники в конце намеченного пути, когда позади остались долгие тысячи верст, и многие воины, вышедшие с ними в поход, упокоились в земле и воде.
Он сделал знак рукой, и Финист прошел вперед и поставил перед Халифом сундучок с драгоценностями. Откинул крышку.
– Право… – Абу Али ибн Фатих кинул взгляд на ларец, и, оценив по достоинству немалое сокровище, в нем находящееся, удивленно вскинул брови, – право, это лишнее. И я никогда не позволил бы себе принять сии дары у путешественников, коим они куда нужнее, чем мне, но не хочу обидеть тех, кто подносит их от чистого сердца и с открытой душой. А я за время своего правления научился хорошо разбираться в людях, и чувствую, что нет в вашей душе жалости о том, что отдаете. Я бы сказал: благотворящий бедному, дает взаймы Аллаху, но я не беден, и в этом вы скоро убедитесь.
Волхвы склонили головы в знак уважения. Правитель Дамаска кивнул в ответ, и продолжил:
– Но, ближе к делу. А призвал я вас столь спешно, потому как боялся, что опередят меня в этом, и случись такое – не были бы вы готовы достойно из положения того выйти.
Видя недоумение на лицах гостей, Халиф покачал головой, как бы говоря, что услышанное волхвами, именно то, что он и хотел сказать.
– Из надежных источников стало известно мне, – продолжил он, – что царь Ирод VIII настойчиво ищет встречи с волхвами, несущими дары народившемуся Мессии.
– Что ж с того, – пожал плечами Бальтазар, – мы и сами по приезде в Иерусалим собирались просить его принять нас. Дело у нас до него есть важное.
– Ваше дело только глупцу не понятно, – чуть повысил голос Абу Али ибн Фатих, – хотите спросить вы, где искать младенца. Свет звезды только на расстоянии место указывает, и то приблизительно, вблизи же совсем бесполезно неба свечение. Да и сошло уж почти оно.
Волхвы удивленно смотрели на Халифа – он абсолютно точно угадал их дело к правителю Иерусалима.
– Так и есть, – подтвердил Бальдр, – пусть известно это тебе или даже многим – это ведь и не тайна. Почему мы должны как-то особенно готовиться к встрече с царем Иудеи?
– Теперь только это и остается, другое уж не от вас и зависит. Хотите вы или нет встречи с ним – она неизбежна. Он уж позаботится об этом. И станет просить он у вас то, чего сами у него просить хотели – указать место, где Спаситель находится.
– Так не знаем мы того.
– Вот и скажет Ирод, что как найдете младенца, да дары вручите – ему передайте, где он сейчас.
– Да, ему-то зачем? – Искренне недоумевал Бальтазар, – а хоть бы и так – что в том дурного?
– Ничего бы не было, – отвечал Халиф, – да нагадала ему судьбу вещунья, что назовется Младенец тот, как вырастит, царем всех Евреев, и прервет его Ирода ветвь правления. А потому решил царь Иудеи уничтожить Младенца, дабы пророчество то не сбылось. Да так его встревожили слова гадалки, что уже и приказ отдал всех младенцев в Иудее, коим год не исполнился, извести под корень.
– Да, возможно ль поверить в такое! – Нанна всплеснула руками, – что ж за злодеем надо быть, чтобы так распорядиться?
– Верить или нет, – ответил Абу Али ибн Фатих, – то вам решать. Только от встречи с царем вам уж не отвертеться. Гладкие слова услышат уши ваши от него, убедительными может покажутся они… Только помните: человек имеет два мотива поведения: один настоящий, а второй, который красиво звучит. Со вторым вы дело иметь будите. Как поступить – сами решайте, а я свое дело сделал. Хоть и не одной мы веры, но по сердцу мне поход ваш – поход людей отважных, общей идеей скованных, к цели идущих, несмотря на тяготы пути и потери.
Халиф на минуту задумался.
– Про себя скажу, – вымолвил после паузы, – не знаю, решился бы на такое, будь на месте вашем.
Волхвы молчали, обдумывая услышанное, и ожидая продолжения. Сказать им пока было нечего.
– Ну, а сейчас, – Халиф хлопнул в ладоши; двери – а их немало в тронном зале было – отворились, и многочисленные слуги внесли столы, и принялись расставлять на них изысканные яства, – прошу путешественников отобедать со мной за столом одним. А после гостями у меня быть дорогими и желанными. Сколь сами по времени пожелаете.
– Достопочтенный Абу Али ибн Фатих, – склонил голову в очередной раз Бальдр, – смиренно прошу позаботится и о моих людях, что в предоставленных тобою покоях остались.
– Не беспокойся, царь Балтов, – ответил Халиф, – для них столы давно накрыты. И поверь – накрыты отменно.
– А… – начал было Бальтазар.
– Что до дел ваших касаемо, – перебил правитель Дамаска, – так завтра возгласите весть с коей прошли полмира с минарета мечети Омейядов, а население сегодня же предупредят об обязательной явке. А пока, отбросьте в сторону озабоченность и тревогу, давайте вместе преломим хлеб и, наполнив кубки вином, осушим их за успех вашего похода.
– Да будет так, любезный хозяин, – сказал Бальдр, подходя с товарищами к столу, на который указал Абу Али ибн Фатих, и усаживаясь на пододвинутые слугами стулья с высокими резными спинками.
– А что до справедливого твоего замечания о древности Дамаска, – Халиф спустился с возвышения, на котором стоял трон, и тоже подошел к уже накрытому столу, где разместились гости, – то никто не может сказать, когда он точно был основан, но существует легенда, что на горе Касьюн, возвышающейся над городом, в одной из пещер было совершено первое братоубийство: ваш Каин убил брата своего Авеля. И когда злодеяние совершилось, скала вскрикнула от ужаса.
– Как быть такое может? – Удивилась Нанна.
– А вот может, – правитель собственноручно налил ей вина, – и в качестве доказательства вы сами сможете увидеть каменную пасть с языком, зубами и горлом, исторгнувшим тот вопль. Я прикажу завтра отвести вас на место то. Кстати, там же хранится и орудие убийства: камень, который искуситель вложил в руку Каина. Я, несмотря на то, что не разделяю этих верований, не стремлюсь уничтожить упоминания об этой легенде. Даже чужая история – это тоже история.
До поздней ночи продолжалось пиршество, десятки раз осуществлялась перемена блюд; слух гостей северных земель услаждали чарующие звуки восточных музыкальных инструментов: двуструнного дутара; не имеющей ладов аль-удовы; кеманчи с простеньким корпусом-резонатором и маленькой мембраной из кожи; пятиструнного рубаба, имеющего шесть парных струн иранского тара и других. Танцовщицы будто невзначай обнажали перед ними упругие груди, факиры глотали шпаги и исторгали изо рта огонь, заклинатели змей целовались со своими страшными партнершами. В самом конце вечер был омрачен кошмарным происшествием: королевская кобра, видимо не достаточно войдя в транс, укусила своего хозяина за щеку.
Заклинатель вскрикнул от ужаса, схватился руками за лицо. Уже через минуту щека опухла и посинела. Несчастный корчился от боли. Ему старались помочь, но сделать ничего не могли. Через некоторое непродолжительное время на губах приговоренного выступила обильная пена, тело затряслось мелкой дрожью, потом несколько раз выгнулось неестественной дугой, и заклинатель испустил дух.
Виновницу его смерти охрана разрубила ятаганами на несколько частей и, покидав их в корзину, служившую ей прежде домом, вынесла из пиршественного зала.
– Прошу меня извинить за это досадное недоразумение, – сказал Халиф голосом совершенно спокойным – было видно, что он не придал смерти фокусника большого значения, – такое иногда случается: лицедеи недостаточно серьезно относятся к своему делу, за что и расплачиваются столь сурово. Попробуйте, царица, вот это блюдо – охлажденные обезьяньи мозги. Право, редко приходится вкушать что-либо вкуснее.
Но у Нанны аппетит на сегодня был испорчен безвозвратно. Тем более, когда ей предлагали такую экзотику востока.
– Опять дурной знак, – шепнула она Бальтазару, – и перед самым финалом пути. Я страшусь будущего, муж мой.
– Поговорим позже, – на Бальдра смерть факира тоже произвела гнетущее впечатление, – сейчас шептаться невежливо, потерпи.
Поздно вечером, когда трое волхвов собрались, наконец, без посторонних глаз и ушей, на этот раз в покоях, отведенных Каспару, на повестке обсуждения стоял один вопрос: насколько серьезно относится к полученному от Абу Али ибн Фатиха предупреждению.
– Я знаю лишь одно, – сказала Нанна, – что лучше не слушать тех, кто говорит дурно о других и хорошо о вас.
– Это не тот случай, – покачал головой Бальтазар, – Халифу Дамаска ничего от нас не надо, и сколь я ни думаю об истинных мотивах его поведения, не нахожу в них никакой корысти и подвоха.
– Но всем известно, – включился в беседу Каспар, – что он плохо ладит с царем Иродом.
– И что с того? Он не поливал его грязью, а просто констатировал факт, проверить который совсем несложно. По прибытии в Иерусалим увидим все своими глазами. В разговоре же Абу Али ибн Фатих просто предупредил нас о том, какую направленность и подтекст будет иметь наша беседа с правителем Иудеи. Не знаю, как вы, а я верю Халифу Дамаска.
Тихо потрескивал огонь в огромном камине – ночи в пустыне всегда холодны.
– Я, пожалуй, тоже, – сказал Криве и посмотрел на Нанну.
Мельхиор молчала дольше, чем было необходимо для отрицательно ответа.
– Мне просто не вериться, что вот так запросто, – наконец, произнесла она, – можно отдать приказ убить тысячи ни в чем неповинных младенцев… У меня нет оснований сомневаться в словах правителя древнейшего города, просто… это так страшно… так ужасно…
– Через седмицу мы либо увидим это сами, либо убедимся в обратном. И в зависимости от этого, будем строить свою модель поведения с Иродом VIII. – Бальдр встал, – но как бы там ни было, надо держать ухо востро и следить за своим языком.
– А что мы можем выболтать царю, если сами ничего толком не ведаем? – Пожал плечами Каспар.
– Возможно, в этом и кроется наша беда. Иногда лучше знать тайну, чтобы иметь возможность поторговаться. К тому же, знание того, чего не ведает собеседник, всегда возносит тебя над ситуацией.
На этом маленький совет закончился, и волхвы разошлись по своим комнатам.
…Следующий день прошел, как и было намечено накануне. После возвещения с минарета мечети Омейядов о рождении Спасителя, Халиф Абу Али ибн Фатих лично сопроводил волхвов и их воинов к горе Касьюн, и показал ту самую «кричащую» пещеру. Разговор как-то сам собой завертелся вокруг царя Ирода VIII.
– А правда ли то, что царь Иерусалима мусульманин? – Спросил Бальдр правителя Дамаска.
Они ехали по горному серпантину, окруженные стражей спереди и сзади, совсем рядом друг с другом, и никому не приходилось напрягать голос, чтобы его услышал собеседник.
– Трудно сказать, – отвечал Халиф, – на словах – да. Я слышал, он каким-то боком относится к египетской династии Фатимидов. Одно могу сказать точно – он не язычник. А вот как он к ним относится, то вам предстоит самим узнать.
Он несколько минут ехал задумавшись. Бальтазар молчал тоже – не хотел прерывать раздумья.
– А что до веры его, – наконец, произнес Абу Али ибн Фатих, – так и при нем город до сих пор Аль-Кудсом называют, что, по-вашему, Святой означает. Оттуда, как многие мусульмане считают, Магомет на небо вознесся, чтобы Коран получить. Да, и мечеть Аль-Акса, главная святыня мусульман, каждый день полна отбивающих поклоны.
– Так что ж ему, в таком разе, за дело до Мессии?
– То-то и оно, что непонятно сие. Потому и сомнение в вероисповедании его. Чего хочет? Кто ему друг, кто враг – одному Аллаху ведомо. Будь с ним осторожен, царь Балтов. Мне нет дела до вашего Спасителя, и до того, что с ним будет, но я ненавижу лицемеров и уважаю людей слова и дела.
На том они и распрощались.